так, чтобы в нужный момент народ взбунтовался и собрался в Минске… Мне есть с чего быть задумчивой, вам так не кажется?
– Думаете, у нас есть шанс на успех?
Дженис ничего не ответила. Михаил встревоженно посмотрел на нее.
– Смотрите на дорогу, пожалуйста. Думаете, я бы оказалась здесь, рядом с вами, если бы не верила в успех?
– Просто я сомневаюсь. Зато Дарья была в нем уверена на сто процентов.
– Может быть, ее предал кто-то из друзей?
– Нет, – с несокрушимым спокойствием ответил Михаил. – Власти пытаются заставить нас сомневаться в каждом, даже в наших близких… Но я эту отраву пить не стану. Коллеги Дарьи, к которым мы едем, все до одного примкнули к оппозиции и расплачиваются за это каждый день. Их преследует милиция и налоговая, вызывают в отделение из-за мелких нарушений, чаще всего несуществующих. Антон – с ним вы сейчас познакомитесь – каждую неделю получал штраф за проезд на красный свет – на светофоре, которого нет.
– Тогда как КГБ узнал, что она собирается опубликовать материал о Николае?
– Она долго была у них на прицеле. Они ведут войну на истощение, убивают журналистов только ради того, чтобы запугать противников режима и подавить волю к сопротивлению. Задайте мне лучше другой вопрос, который вас беспокоит больше. Не могла ли Дарья проговориться и поставить под угрозу наши планы? Если бы такое произошло, милиция уже начала бы задерживать людей.
Михаил заглушил двигатель перед зданием, в котором располагалось бюро по защите прав человека.
– Ведите себя благоразумно, я на вас рассчитываю, – попросил Михаил, толкая входную дверь.
На потолке моргала одна люминесцентная лампа, а другая уже отдала богу душу, и лифт в глубине холла наполовину был погружен во мрак.
– Благоразумно? – переспросила Дженис, пока кабина, поскрипывая, ползла на четвертый этаж.
– Все сейчас на взводе, обстановка напряженная, они пошли мне навстречу, разрешив вас сюда привезти, так что не спрашивайте ни о чем, вот и все.
Когда они вошли, все в помещении замолчали. Мебель семидесятых как нельзя лучше сочеталась с сотрудниками бюро по правам человека, будто бы вышедшим из одного из шпионских фильмов о холодной войне. На мгновение оторвавшись от работы, они снова вернулись к записям или экранам. Мужчина лет пятидесяти – тот самый Антон – встал и двинулся к ним. На нем был твидовый пиджак, не заправленная в штаны мятая рубашка и поношенные ботинки. Его лицо – лицо скромного интеллигентного человека – показалось Дженис весьма привлекательным; спокойное выражение сразу располагало к себе. Роскошная борода, которую он часто приглаживал круговыми движениями – что-то вроде тика, – не скрывала полные губы. Он попросил Дженис и Михаила пройти за ним в другое помещение, закрыл двери, залез в металлический шкаф, достал из него картонную коробку и выудил из нее старую «нокию». Дженис спросила, не найдется ли среди его сокровищ телефона-раскладушки. Антон порылся в коробке и нашел один экземпляр, который вполне удовлетворил журналистку.
– И с этим телефоном вы рассчитываете освободить Николая?
– Среди прочего. – Она ответила ему долгим взглядом.
– Ясно. – Антон опять потер бороду.
– Вы не боитесь говорить такие вещи вслух? – обеспокоилась Дженис.
– Мы не доверяем телефонной связи, но здесь жучков нет, если вы об этом. В офисе всегда кто-то дежурит, а после обысков милиции мы проводим все необходимые проверки.
Дженис промолчала. Она смотрела на Антона так пристально, что тот невольно улыбнулся. Его улыбка оказалась приятной и успокаивающей, и странным образом напомнила ей о Коллинзе. Но, в отличие от адвоката, у Антона была впечатляющая фигура и изящные длинные руки.
– Дарья ничего здесь не оставила? – промямлила она.
– Нет, здесь никто ничего не оставляет. Я могу еще чем-то вам помочь? – спросил Антон.
Она задумалась; заинтригованные мужчины ждали.
– Нет, хотя… Нет, – ответила она.
– Тогда я вернусь к работе. У вас, наверное, тоже много дел, – подытожил Антон.
Он протянул ей руку, затем пожал руку Михаила, и тот увлек Дженис к выходу.
* * *
– Хотите, пригласим его на ужин? – спросил он, заводя машину.
– Умно.
– Не знаю, умно ли, но определенно забавно. Видели бы вы выражение вашего лица!
– И что же с ним было не так, с моим лицом? Да ну, бросьте, я просто устала, имею право!
– Это меня не касается, и все-таки что вы собираетесь делать с этим телефоном? – сменил тему Михаил. – Кстати, не используйте его больше одного раза, таковы правила. Хотя вы наверняка и так знаете.
По дороге домой он напевал, что так взбесило Дженис, и она врубила радио на полную громкость.
Марика отдраила все, от пола до потолка. Кухня сверкала чистотой, а гостиная была в таком безупречном состоянии, что Михаилу вдруг показалось, что вечером Дарья вернется домой, поцелует его и будет, как обычно, читать дочке, пока он занимается готовкой. Он с трудом поблагодарил Марику, проводил женщин и закрыл дверь, оставшись наедине со своим горем.
* * *
Свой второй вечер в Минске Дженис провела, закрывшись в комнате до ужина. Остаток дня она посвятила изучению плана изолятора на Окрестина и запомнила все заметки Дарьи, а в восемь вечера снова включила приставку и зашла на форум.
Матео, Корделия, Диего и Витя были в сети.
– Какие новости? – спросила Дженис.
– Логистика организована, – ответила Корделия.
– Серверы заражены, – объявил Диего.
– Мы не можем договориться о месте операции, – признался Витя. – И Матео…
– Да плевать я хотела на ваши споры, вопрос в том, можем ли мы вообще что-то начать, – оборвала его она. – И у нас большая проблема.
– «Осло» нам сказала, мы пытаемся ее решить…
– Она не в сети? – спросила Дженис.
– Нет. Закрылась у себя, бьется над решением, – откликнулся Матео.
– Она ничего не придумает, системы безопасности можно отключить только одним способом, изнутри. Не везет так не везет, как говорил мой дедушка.
– И что же ты собираешься делать? – спросила Корделия.
– Думаю, вы уже поняли.
– Ты с ума сошла? – взвилась Корделия.
– У тебя есть идея получше?
– Хуже идеи и быть не может, ты не имеешь права так поступать! – возмутился Диего.
– Будь ты на моем месте, ты действовал бы так же. Когда увидимся, я вам расскажу, что сегодня со мной было, знаю, вы будете смеяться, но клянусь, что теперь мне все стало совершенно очевидно. Ну а если мы в ближайшее время не увидимся, тогда вы сможете говорить, что я свихнулась, и я не смогу это опровергнуть.
– Об этом и речи быть не может, – вмешался Матео. – Дай нам немного времени, мы сделаем все, чтобы найти другой выход.
