Я подозвал официанта, попросил повторить, потом поднялся. Кузнец схватил меня за рукав:
— Слинять хочешь?
— Да я вернусь…
— Давай четвертной, тогда иди.
Я вырвался, спустился вниз. В вестибюле детина-швейцар показывал карточные фокусы двум милиционерам в новеньких тулупах.
— Во! Привет! — крикнул он. — Хорошо, что тебя увидел. Меня просили тут, сделать там, как его…
— Заходи, заходи, — я снял трубку автомата, — сделаем…
Телефон долго не отвечал. Наконец девушка сняла трубку. Я назвался.
— Я думала, вы раньше позвоните… — сказала она.
— Может, мы встретимся? — предложил я.
— Мне никуда не хочется идти…
— А мы никуда не пойдем. Прокатимся. Прогуляемся…
— Сейчас я занята, — она растягивала слова, будто нежилась на мягком диване, — но через некоторое время освобожусь…
— Это через сколько?
— Через час…
— Хорошо, я позвоню через час…
Я взял свою куртку, попросил швейцара передать десятку моим ребятам, попрощался и вышел из ресторана. Мела поземка, редкие прохожие скользили по тротуарам. Появление нежданной-негаданной мысли, будто лучше не затевать угона вообще, а сейчас, в частности, я объяснил тем, что еще рано, что я недостаточно принял для храбрости, что сегодня просто неудачный день. Изгоняя эту мысль, я походил по переулкам. С каждым вдохом-выдохом алкоголь из меня улетучивался, становилось холоднее — я застегнул пояс и поднял воротник, голова прояснилась, на меня неожиданно напала зевота. Через некоторое время я уже по-настоящему боялся, но, тем не менее, продолжал петлять возле стоянок у больших домов, как бы развлекаясь, продолжал похлопывать по капотам, ища тепленькую.
От первой подходящей меня отпугнул человек, прогуливающий пуделя. Во вторую я влез и только тогда обнаружил запор на руле. В третьей не оказалось бензина. Я начал уже подумывать насчет такси, но тут нашлось то, что нужно: «жигуленок», аккуратненький такой, темно-синий.
Чуть-чуть повозившись, я открыл дверцу и так быстро завел его напрямую, словно выполнял норматив на скорость. Я включил радио, закурил беломорину владельца и помчался на свидание.
Быть может из-за судорожного вдыхания морозного воздуха и из-за боязни попасться, я потерял счет времени и когда позвонил девушке, то оказалось, что прошел уже не час, а почти два. Она вычитала мне за опоздание, но тем не менее спустилась вниз и вышла из подъезда.
— Раз уж вы так опоздали, — сказала она, усаживаясь в машину, подбирая полу дубленки и захлопывая дверцу, — катания отменяются!
— Что же мы тогда будем делать? — поинтересовался я.
— Вы угостите меня сигаретой, мы посидим, покурим, и я пойду домой, — заявила она не терпящим возражений тоном и доверительно добавила: — А то мне дома, черти, не дают нормально покурить!
«Ничего себе! — подумал я. — Неплохой курительный салончик!».
Я похлопал по карманам куртки и обнаружил, что потерял сигареты. Тогда я воткнул скорость и рванул с места: сначала одним боком, потом другим, потом строго вперед, затем опять боками, то левым, то правым.
— Куда это вы? — спросила она, но не сразу. — И машина у вас вчера была другая…
— Моя сломалась, кардан полетел. За ним — подшипники и все остальное. Теперь они в Африке, зимуют. Эта — приятеля. И вообще, давай на «ты»! — перебил я.
— Хорошо… Так. Куда это ты?
— За сигаретами.
— В полдвенадцатого? Уж лучше стрельнем…
— А я знаю место, здесь недалеко…
Я действительно знал такое место — ресторан при гостинице, шеф-повар которого ремонтировался у нас, а мы с ребятами, в свою очередь, покучивали у него. Чтобы побыстрее доехать до этой гостиницы, надо было по освещенной редкими фонарями длинной улице-аллее пересечь парк, и я погнал к ней и по ней, по пути развивая знакомство. Я задавал обычные в таких случаях вопросы, получая на них, в общем-то, обычные ответы. Она училась в институте, жила с мамой-папой, не любила мужа старшей сестры, нытиков, зануд, ранних вставаний. Меня уж стала знакомить с тем, что она любит, уже в конце аллеи слабой полоской завиднелась надпись на фасаде гостиницы, как вдруг она дико взвизгнула:
— Человек!
Я резко затормозил, машину занесло, она развернулась, ударилась о сугроб и остановилась. Мотор заглох. Я посмотрел на дорогу: разбросав ноги, он лежал на самой границе овального пятна от фонаря, рядом с ним бликовала бутылка. Если б не ее крик, если б она не заметила его, я бы так и поехал дальше.
— Мы его переехали, — прошептала она сквозь пальцы.
— Ну-ка, выпусти, — подтолкнул я ее в плечо.
— Поехали отсюда, — попросила она.
— Что? Тебе говорят — выпусти! — крикнул я.
Она засуетилась, ударилась коленками о косячок.
— А теперь садись обратно, — вновь подтолкнул я, когда мы оба оказались снаружи, — Я сам! — и, с трудом передвигая ватные ноги, неотрывно глядя на распластанное тело, я двинулся вперед. Сзади послышался стук каблучков — она все-таки догнала меня и пошла рядом. Я не цыкнул на нее, не отправил обратно в машину.
— Откуда он взялся? — спросил я через плечо. — Ведь кругом парк…
Она остановилась за несколько шагов, и к человеку я нагнулся один. На нем был драный ватник, брезентовые штаны, резиновые сапоги, шапка-ушанка была надвинута на лицо. Один рукав тянулся к бутылке, другой был подвернут под спину. Асфальт под ним был чист, и никаких следов наезда видно не было. Из-под края шапки виднелась, как мне показалось, бледно-серая полоска кожи. Двумя пальцами я приподнял шапку, и на меня уставились нарисованные на грязной плотной марле глаза с длинными ресницами. Это была кукла.
— Это кук… — я поперхнулся. — Это кукла!.. — крикнул я девушке. Меня прошиб пот, сразу стало холодно, аж зубы застучали. Я поддел куклу ногой, и она отлетела на обочину.
— Вот ведь сволочи, — сказал я, подходя к ней, — вот ведь гады!..
Она схватила меня за руку и кивком указала на что-то за моей спиной. Обернувшись, я увидел под козырьком обложенной сугробами автобусной остановки небольшую компанию: выставив на безжизненный свет головы в вязанных шапочках, они спокойно наблюдали за нами. «Сбегать за монтировкой?» — подумал я, словно ехал на своей машине, а потом понял, что лучше как можно скорее уехать.
Меня прошиб озноб, всего колотило, я никак не мог пролезть на место водителя, а тут еще она, таким тоном, словно разбила чью-то любимую чашку, начала:
— Прости меня, пожалуйста, но мне показалось, что если мы уедем…
Тут меня прорвало. Сам не знаю, что на меня нашло:
— Заткнись, заткнись, заткнись! — и я, вцепившись в руль, въехал в него лицом, закрыл глаза, с наслаждением выругался.
Хлопнула дверца, и, открыв глаза, я увидел: она сначала торопливо, а потом медленнее пошла от машины. Я нажал на сигнал — она остановилась, я нажал еще раз — она обернулась. Я наклонился, открыл ей дверцу и стал заводить машину. Она подошла, села на место и, посмотрев на мои манипуляции с проводами, спросила:
— Тебе приятель не оставил ключей?
— Забыл он, забыл… Уехал, понимаешь, говорит: пользуйся! А ключей не оставил. Вот я и пользуюсь…
Она вытащила из кармана дубленки пачку сигарет.
— И мне прикури, — попросил я.
Она протянула мне сигарету. Фильтр имел вкус помады.
Я купил через знакомого официанта сигареты, бутылку вина, апельсины, коробку конфет, а при выходе из уже пустого, полутемного зала прихватил с собой два липковатых бокала.
Мы заехали в парк, перебрались на заднее сиденье.
— Мне чуть-чуть, на самое донышко, — сказала она.
— На донышко, так на донышко, — согласился я, а потом налил себе полный и выпил залпом.
— Ты же за рулем!
— Нет, уже не за рулем, — возразил я, наполняя свой бокал. — Твое здоровье!
Мы чокнулись. Она отпила и скривилась.
— Какая дрянь!
— Конечно, дрянь! — подтвердил я. — Это слив…
— Слив?
— Ну — слив… Сливают из разных бутылок, из недопитых бокалов, из этих самых… Сто очков любому коктейлю… Смотри — апельсинчик, — я достал из пакета апельсин, а потом коробку конфет, — и вот — конфеты…
Она рассмеялась и отпила еще. Сегодня она была другая: чувствовалось, что она готовилась к этой встрече.
— Не боишься, что тебя остановят, лишат прав? — поинтересовалась она.
— У меня их нет…
— Совсем?
— Ну, кой-какие, наверное, еще есть… А на машину вот нет…
— А как же ты ездишь? — она отдала мне половину апельсина.
— Как видишь… Быстро… Ты, помнится, начала говорить о том, что ты любишь. Так что ты любишь?
— Ну… Ну, когда что-нибудь случится, что-то происходит… Когда живется… Сегодня вот — живется… — Она достала сигареты. — Дать тебе?
— Прикури…
