— Как ему удалось у тебя прописаться? Аня горько вздохнула.
— Он обещал на мне жениться
— Поразительно, — рассмеялась Нина. — Какие же вы, бабы, дуры, даже представить трудно.
Аня виновато улыбнулась, но спросила:
— Почему «вы»? Ты разве сама не баба?
Нина тяжело вздохнула, задумчиво хрустнула пальцами и произнесла:
— Нет, я не баба. Ну ладно, ставь кастрюлю с водой, будем варить макароны. Мне никто не звонил?
— В том-то и дело, что звонил, — сказала Аня. — Пока я с ним болтала, яйца и сгорели...
— Кто звонил? — насторожилась Нина.
— Твой Феликс, — отвечала Аня. — Представляешь, он меня сразу узнал, расспрашивал о моих делах. Я ему про Лешку рассказала. — При этом она горестно вздохнула.
— Он ничего не просил передать?
— Да, просил... Он позвонит ровно в двенадцать, у него важное дело.
Нина глянула на часы, было без двадцати двенадцать.
— Есть еще время заняться макаронами, — сказала она. Когда подошло время и зазвонил телефон, макароны только-только закипели, и Нина невольно подумала о том, что без ее участия макароны постигнет судьба яичницы.
— Помешивай, пожалуйста, — попросила она, взяв трубку.
— Ты уже дома? — донесся до нее знакомый старческий голос. — Что там у тебя за разборки? Может, надо помочь?
— Обошлось,— сказала Нина.— Ты давно не звонил. Куда-нибудь уезжал?
— Да, — ответил он неопределенным тоном, и Нина почувствовала, что он не хочет об этом говорить.— Но вот пришлось вернуться.
— Значит, дело появилось,— произнесла Нина, уже предчувствуя начало нового дела и даже заранее готовясь к нему.
— Подарок для тебя есть, — сказал Феликс не слишком охотно. — Признаться, я долго думал, надо ли тебе о нем говорить.
— Надо, — сказала Нина. — Говори, а то у меня макароны варятся.
— Короче, — вздохнул Феликс, — появился клиент из твоего списка.
Нина затаила дыхание. - Кто?
— Маркарян.
Она промолчала, чувствуя, как Феликс на другом конце провода прислушивается к ее дыханию.
— Где? — спросила она.
— Вечером он гуляет в гостинице «Космос» с неким Григорьевым, — сказал Феликс — Потом поедет отдыхать к приятелю в Шмитовский проезд.
— Шмитовский проезд?— повторила Нина.— Да, я знаю, где это.
— Разумеется, ты знаешь, — буркнул Феликс сердито. — Там жил Гудимиров. Я потому и не хотел говорить.
— Подумаешь, — сказала Нина. — Чушь какая... Сколько времени прошло?
— Три месяца, — сказал Феликс. — Но дело висит, и это может явиться опасным совпадением.
Нина помолчала.
— Давай адрес, — сказала она наконец. Феликс протяжно вздохнул.
— Ну записывай...
Мое очередное суточное дежурство по городу (иногда мы — следователи Генеральной прокуратуры — помогаем москвичам) пришлось на вторник. Не самый плохой вариант, учитывая, что уныние понедельника уже прошло, а бесшабашность пятницы еще не началась. Иришка с мамой жили на даче, и я мог всецело отдаться работе. Кроме того, вместе со мной дежурил Сережа Семенихин, и мне было интересно разобраться в феномене грядущего поколения. Конечно, о том, чтобы разобраться в нем окончательно, нечего было и думать, но подходы наметить было возможно.
С самого утра начали обнаруживать трупы. Где бомж замерз, где давнего покойника разыскали, а где явились результаты самой недавней трагедии. Так уж выходит, что большинство тяжких преступлений совершается ночью, а с восходом солнца находят их следы. Впрочем, ничего значительного пока не произошло, и после нескольких выездов обстановка стабилизировалась. После двенадцати выдалось время для перерыва, и Сережа Семенихин вдруг неожиданно предложил зайти к нему перекусить. Я было удивился, но затем решил, что молодые люди взяли меня в обработку. Сначала было приглашение Лары, а потом этот ленч у Сережи. Конечно, вплотную занимаясь вопросами воспитания, я должен был предвидеть и ответные действия воспитуемых. Я тотчас принял приглашение, и мы отправились к нему, в небольшую квартирку на Самотеке, где он обитал с родителями и сестрой-студенткой. Я ожидал вегетарианский стол, но он порадовал меня котлетами маминого рецепта под острым соусом да еще с гречневой кашей. Во всем остальном он остался неизменен: речь его была немногословна, жесты сдержанны и жвачка во рту появилась тотчас же после того, как он допил свой кофе. Он даже мне предложил жвачку, сославшись на телевизионную рекламу. Я ни в коей мере не позволил себе выразить к этому свое отношение и молчаливой сосредоточенностью только усугубил неопределенность ситуации. Счет матча оставался ничейным.
Во второй половине дня серьезные преступления в городе носили в основном дорожно-транспортный характер. При этом Сережа созванивался с Ларой, которая сидела за компьютером в прокуратуре, и пару раз это дало мгновенный результат. Сережа каждый раз после этого сдержанно торжествовал, я же только снисходительно усмехался. После пяти было обнаружено сомнительное самоубийство в Сокольниках, потом случилась перестрелка на Черемушкинском рынке и даже нападение на пункт обмена валюты. С приближением вечера в обществе, по обычаю, закипали страсти — и нам следовало ждать серьезных выплесков этих страстей.
Во время очередного перерыва между выездами на место происшествия в девять часов я решился на ответное приглашение и затащил стажера к себе на Фрунзенскую, где в отсутствие супруги было не так уютно, но тем не менее мило. Матч продолжался. Я в чем-то разыгрывал басню о лисице и журавле: если дома у Сережи мы не обменялись и десятком слов, на своей территории я засыпал его вопросами. Мало того, я подал ему кофе без сахара, поставил пластинку с «Травиатой» и даже нечаянно капнул на него вишневым вареньем. И следует честно признать, Сережа вышел из испытаний с достоинством, твердо и решительно попросил сахар, проигнорировал мою неловкость с вареньем, а на множество моих вопросов отвечал кратко, но содержательно. Я так и не смог подобраться к нему поближе, как ни старался. Мне следовало лишь признать поражение по очкам и открыться со всеми своими мелкими провокациями, но тут очень вовремя зазвонил телефон и дежурный сообщил, что в Шмитовском проезде совершено убийство. Я распорядился срочно выслать за нами машину.
Старший опер МУРа майор Грязнов уже поджидал нас у подъезда. Неподалеку стояли «скорая помощь» и милицейский «рафик». Когда мы подъехали, санитары загружали в машину носилки с телом потерпевшего.
— Услыхал, что твое дежурство, и решил приехать, — сообщил мне доверительно Грязнов. — Похоже,- наше это дело, Саша. «Стрелки».
Я уже не помнил, кто первый назвал этих убийц «стрелками». Название это шло от того, что в каждом случае был произведен всего лишь один выстрел, и это говорило о мастерстве исполнения. Я познакомил Грязнова с Сережей, потом спросил:
— Что известно?
— Убитый, Маркарян Ашот Нерсесович, уроженец Армавира, приехал в Москву по делам. Вечером он с друзьями был в ресторане, а здесь проживал на квартире у приятеля.
По возвращении из ресторана был убит на лестнице. Выстрела никто не слышал, работали с глушителем.
— Убит в подъезде, — повторил я задумчиво. — Что это напоминает, господин следователь?
— Убийство банкира Гудимирова, — ответил Сережа.
— Кстати, это и произошло неподалеку,— напомнил Грязнов.
— Как он был убит? — спросил я.
— Нынешний? — не сразу понял Грязнов. — Выстрелом в переносицу. Профессиональная работа, скажу я вам. Залюбуешься.
— Профессионалы не работают в одном и том же районе дважды, — заметил я
— Мало ли, — пожал плечами Грязнов. — С момента того убийства уже три месяца прошло.
— Оружие на месте преступления есть?
— Да, гильза валяется от «Макарова», да и пулю должны извлечь.
— «Макаров»?— чуть разочарованно произнес я. — Странно. Я ждал какой-нибудь «люггер» или браунинг. Гудимирова замочили из «люггера».
— В том-то и дело, — вздохнул Грязнов. — Но почерк тот же. Может, кончились у них «люггеры», а?
— А «Макаровы» начались? — хмыкнул я. — Ладно, пошли глянем на место происшествия.
Место происшествия не представляло ничего интересного. Дом был постройки тридцатых годов, но заново отреставрированный и значительно улучшенный по части комфорта. Квартиры здесь покупали люди не самого большого достатка, но и не бедные. Позволить себе отсутствие лампочки на площадке второго этажа они не могли. Но лампочки там не было.
— Убийца выкрутил, — сказал Грязнов. — Ему так удобнее было, жертва поднималась с освещенной площадки, а этот стоял в темноте.
— Пожалуй, — сказал я. — А как он до лампочки дотянулся?
Грязнов усмехнулся и указал на брошенное неподалеку пустое ведро.
