— А с ручками нет? — поднял брови привередливый покупатель.
— Нет.
— Ладно, сойдет, — Борька одной рукой взял мешок, а другой полез во внутренний карман. На его лице проступило удивление. Он пошарил в других карманах.
— Странно!
Положив мешок на прилавок, Борис прошелся по карманам еще раз.
— Странное дело… Извините, но я, кажется, кошелек забыл, — он пожал плечами. — Не судьба, значит, яблок поесть.
— А может, у брата есть? — спросила бестолковая тетка, тыча в Митьку.
— Да он еще школьник, откуда, — молвил Борька и отошел от прилавка.
Чертыхаясь, продавщица забрала мешок.
— Ну, ты и трепач! — восхитился Митька, когда базарчик скрылся за домом.
— В этом-то все и дело, — самодовольно ответил Борька. — Клиент должен до конца думать, что это я — клиент.
Митька рассмеялся и открыл сумку, доставая оттуда небольшую гроздь бананов.
— Ты тоже не промах, — похвалил его друг и оторвал один банан.
— Чепуха, — от похвалы Митька чуть не зарделся. — Пока она поворачивалась, можно было пол прилавка унести.
— Не стоит. Помни: «Жадность фраера сгубила», — самым серьезным образом сказал Борька.
Друзья доели бананы на веранде детского сада, расположенного рядом со школой. Борис достал сигареты. Закурили.
— Те самые? — кивнув на пачку «Мальборо», поинтересовался Митя.
— Ага, — подтвердил приятель, — я себе пару блоков оставил.
— А хорошо получилось, без хлопот.
— Да, славно. Спасибо тем хмырям, что дверь в складе отколупнули. Подходи, бери, сколько унесешь и ходу. Но когда я в киоск толкал последнюю партию, на меня так внимательно посмотрели, что я решил — остаток продавать не буду.
— Осторожность — мать мудрости, — молвил подцепленное где-то Митя.
— Тебе виднее, ты чаще в школу ходишь.
— Сегодня у меня, кстати, контрольная по алгебре. Я не пойду, ни фига не знаю, — почти похвалился Митя. — А сестра обещала в школу зайти. Опять будет промывкой мозгов заниматься.
— Плюнь! — посоветовал мудрец Борька.
— Уже плюнул, — бодро ответил Митя.
— У тебя каким уроком алгебра?
— Шестым. А у тебя что?
— История. У Петровны.
— Так, может, в кино двинем? В «Маяковском» боевик.
— Можно. Есть и другой вариант. Одно дело.
— Вот как?
— Верняк. Шмотки есть, хозяева на даче.
— Точно?
— Первый этаж. Можно через окно войти и выйти. Оно в таком простенке, почти не видно, кусты еще прикрывают.
— Не знаю…
— Ну, думай, — сказал Борька и погасил окурок. — Пошли, а то и так опоздали.
Звонок уже прозвенел. Митя пробежал по пустому коридору и вошел в класс.
— Разрешите, Елена Петровна? — спросил Митя.
— Садись, Комаров. Каждый раз одно и то же. Только не морочь мне голову испорченным будильником.
— Хорошо, не буду, Елена Петровна.
Учительница покачала головой.
— А запах… Господи, ты что, куришь?
— Нет, Елена Петровна, это у нас во дворе старые листья жгут, — невинно сказал Митя. По классу прокатился смешок.
— Не валяй дурака, Комаров, садись.
Митя сел за парту, но был и от истории, и от класса далеко. Предложение Борьки его растревожило. Что решить?
До дела оставалось еще несколько часов. В квартире Андрей сидеть больше не мог. В просторную спортивную сумку он сунул пятнистую форму и черные очки, пакет с фруктами, толстую пачку из пяти- и десятитысячных купюр.
Андрей спустился вниз, пересек двор и улицу, открыл гараж, завел «Жигули» шестой модели желтого цвета и поехал в сторону центра. Из «Снегирей» есть два пути в центр: мимо универмага «Юбилейный», от автозаправки направо, к «Богданке». Андрей поехал другим путем, короче: через железнодорожный переезд, мимо спорткомплекса «Север», сразу на Учительскую.
На перекрестке перед СГАПСом (бывшим блаженной памяти НИИЖТом) Андрей повернул направо — на улицу Залесского. Среди массы корпусов горбольницы отыскал хирургию. Вошел в фойе и спросил у дежурной, можно ли повидать больного. После коротких переговоров ему разрешили, а поскольку у него не было с собой халата, пришлось сунуть тетке червонец, чтобы она вдруг обнаружила в подсобке лишний.
Андрей поднялся на второй этаж и, постучавшись, вошел в нужную палату. Она оказалась одноместной, слава богу, денег на это еще хватило.
Его друг… он висел почти что распятый, противовесы растягивали ноги и правую руку. Переломанные ноги растягивают всегда, а вот рука была сломана каким-то сложным образом, и также нуждалась в противовесе. Счастливица левая покоилась поверх одеяла просто в гипсе.
— Привет, корефан, — сказал Андрей.
— Привет, — разлепил губы Олег. — Присаживайся.
— Спасибо, — Андрей сел на табурет и бросил сумку под ноги. — Ну, как ты?
— Паршиво, а как иначе?
— Морфий-то покалывают?
— Есть и менее болезненные способы словить кайф.
— Рад, что ты еще шутишь. Это хороший признак, — заметил Андрей.
— Ты не поверишь, но мне в последнее время стало легче… Кажется, что все позади. Что уже отбоялся, отмучился. Нужно только встать и начать новую жизнь.
— Мне очень жаль… — начал Андрей.
— Но иногда очнешься ото сна, все болит, и понимаешь, что ничего хорошего ждать не приходится.
— Мне очень жаль, что с тобой так вышло… Очень плохо?
— Хочешь жить и терпишь. По крайней мере, я ничего отсюда изменить не могу. Положение на койке гармонирует с положением в жизни. Быть на своем месте — это неплохо.
— Это не твое место.
— Я его занял надолго.
— Брось. Все действительно уже прошло. Тебе нужно выздороветь и восстановиться.
— Это ты — брось. Эти суки по голове меня не били, так что я не идиот и прекрасно понимаю — ничего не изменилось.
— Замнем для ясности. Как срастаешься?
— Врачи говорят — нормально. Ты, вообще, что здесь делаешь?
— В смысле?
— Чего ждешь? Я думал, ты уже «ноги сделал». Или тебя мой пример не убедил?
— Я еще кручусь.
— Не валяй дурака, уезжай куда-нибудь.
— Пустой?
— Здоровье дороже.
— Может, ты и прав…
— Прав, прав, — Олег закрыл глаза и стиснул зубы.
Андрей жалостливо посмотрел на друга. Олег был бледен, с синими тенями под глазами, с нелепо заострившимся носом. Белые обрубки гипса… Возможно, они больше не увидятся. Даже наверное. Зря он сюда приехал. Олег — это его прошлая жизнь. Ее очень жаль. Это была хорошая жизнь. Но теперь он начинает другую. Он не станет платить долги — он в них не виноват. Просто он начнет все снова. Отступит один раз от своих правил, рискнет и, если получится, попытается снова жить. По закону, если не божьему, то человеческому.
Олег открыл глаза.
— Позвать сестру? — спросил Андрей.
— Нет, не стоит. Как Катя?
— Нормально, наверное. Я давно ее не видел. Мы общаемся по телефону.
— Только не говори, что ты очень занят.
— Я очень занят.
— Те развалины, что остались от нашей конторы, не стоят потраченного на них времени.
— Считай, что я просто не могу сидеть без дела.
— Врешь. Что-то ты задумал… Зря не рискуй.
— Я тебе фрукты принес, — сказал Андрей и достал из сумки пакет.
— Спасибо.
— И еще кое-что, — Андрей показал Олегу толстенькую пачку денег. — Это тебе пригодится.
— Зачем? Ты что, квартиру продал?
— Почему сегодня всех это интересует?
— Продал?
— Это не важно. Не имеет значения.
— Тебе самому «бабки» нужны.
— Мне нужно значительно больше.
— Спасибо.
— Я положу деньги в тумбочку, под коробку печенья. Скажешь жене — заберет.
— Я тронут. Думал, что ты уже удрал, меня бросил. Извини. Знаешь ведь, бизнес — дело сучье.
— Бывают исключения.
— У меня такое ощущение, что ты зашел попрощаться, — сказал Олег.
— Мне пора идти.
— Значит, так и есть. Прощай, Андрюша.
— Мне жаль, что так вышло. Может, еще и увидимся.
— Рад был тебя повидать. Счастливо.
Андрей вышел из больницы, сел в машину. Добрался до Плановой и повернул на Нарымскую. Не доезжая путепровода, свернул направо. Здесь, за территорией метродепо, расположился гаражный кооператив. Андрей завел машину в тупичок между гаражами. Огляделся — никого. Достал из сумки пятнистый камуфляж (штаны и куртку), переоделся, пристегнул к поясу кобуру с купленным на крайний случай «Макаровым». Под ногой что-то звякнуло. Андрей наклонился и подобрал металлический прут. Вот такой же железкой переломали руки и ноги Олегу. Теперь это — его оружие. Андрей бросил прут в салон и сел в машину.
Вот и финишная прямая: Нарымская, Димитрова, ЦУМ. Только станет ли он победителем?
Виктор вышел на балкон и закурил. Вот чертова кукла! Приказы Дарьи Евгеньевны были по-военному суровы. Но в жизнь проводились методами начальства штатского. В форме рекомендаций. Рекомендовано потолки белить, а паркет не трогать. А сроков исполнения никто не устанавливает. Можно, значит, не спешить? Но вдруг ощущаешь, что жизнь твоя через некоторое время становится невыносимой. Носишься по квартире, как по раскаленной сковороде, и понять не можешь, откуда припекает? Еще помедлил — оказался в духовке и жаришься уже со всех сторон. И все так деликатно, тонко, ненавязчиво. Извините… будьте любезны… сделайте милость… благоволите… «Благоволите» — последняя стадия перед взрывом.
