– она кул. Соня выложила фотки с «позднего завтрака» где-то на Патриках, и Настя вдруг остро ее возненавидела. Конечно, легко «поздно завтракать» на Патриках, когда у тебя папаша богатенький и мамаша похожа на Кьяру Ферраньи, крутейшую блогершу!.. И фотки красивенькие выкладывать легко, а вот поди попробуй в театральный поступить, да еще без всякого блата!..
…Парень на кадке почесал голову, от чего сделался необыкновенно лохмат, оторвался на миг от своей книги, обвел взглядом толпу и опять уткнулся. Настя замерла.
Он оказался красивым. Очень. Тонкое лицо, четкие скулы с пролезшей щетиной, длинный нос, очень ему шедший, – если человеку на самом деле может идти его собственный нос!..
Вот кого точно примут! Просто за красоту. Вообще не понадобится басня «Лиса и Бобер».
Настя моментально забыла Соню, Марьяну и Рустама – может, Соня уже зафрендила его обратно?.. Настя даже об экзамене позабыла и о ректоре, которого возненавидела, – так ей понравился парень.
Она прошла мимо кадки раз, другой. Он больше не поднимал головы, только еще раз почесался, и Настя восхитилась рукой – длинные пальцы, нервная кисть.
Тогда она кинулась и пристроилась рядом, на край. Стало холодно в груди, а щеки, наоборот, загорелись.
Парень взглянул на нее.
– Сесть негде, – залихватским тоном объяснила Настя и подбородком показала на толпу. – Это все потому, что в школу никому не надо аж до одиннадцатого мая, праздники же! Привет!
– Да, многовато людишек, – согласился парень. У него и голос оказался приятным! – Привет!
И вновь принялся за чтение.
Настя заглянула в книгу. Там какой-то Григорий куда-то волок какую-то Аксинью. Вот дикость!..
– Ты что, это читать будешь?!
– А?
– У тебя монолог отсюда?! Ты че, кто это будет слушать?! Они даже стихи не слушают!..
– Кто… не слушает?
– Они, – Настя мотнула головой в сторону экзаменационного класса. – Или ты уже читал?
– «Тихий Дон»? – спросил парень в изумлении. – Конечно, читал. Но сейчас время есть, я перечитываю.
– Твою десятку уже вызывали? Ты к какому мастеру поступаешь?
Парень захлопнул книгу. На обложке было набрано строгими буквами «Тихий Дон».
В школе проходили этот самый «Дон», даже сочинение по нему давали, но ловкая Настя умудрилась написать не читая. Когда ей всякую старинную дребедень читать?!
Настя незаметно выдернула бретельку майки из-под лифчика, чтоб красиво спадала, и втянула живот. От втягивания ее сильно качнуло назад, в кадку, и парень поддержал ее под спину.
Рука у него… боже, какая у него рука!..
– Мастер у меня профессор Якобсон Михаил Григорьевич, – сказал парень. – То есть декан. Я поступил в прошлом году, и не сюда, а в ИСАА.
– Что это такое – иисааа?
– Институт стран Азии и Африки, – объяснил парень обстоятельно. – Не знаешь?..
– Ты что, не поступаешь в театральный?!
– Нет, – он вздохнул. – Я год назад поступил в ИСАА.
– А почему ты тогда… здесь?
– Я с другом хожу. Он один раз уже завалил, боится, что опять завалит. Я для моральной поддержки.
Настя от горя чуть не зарыдала. Он не поступает!.. Он просто так сидит на кадке!.. Она больше никогда, никогда его не увидит!..
– Как тебя зовут? – выговорила она в отчаянии, словно уже прощаясь с ним навсегда.
– Даня, – сказал парень. – Данила Липницкий, а тебя?
– Настя Морозова. А… «Тихий Дон»… интересная книга?..
– Великая, – сказал Данила Липницкий просто. – Папа говорит, таких книг в истории мировой литературы всего несколько.
– А у меня нет папы, – призналась Настя, очень жалея себя. – Умер.
– А у меня мама умерла. Давно, я ее совсем не помню. Папа говорит, она была… прекрасная.
Настя почувствовала себя немного лучше. Оказалось, что они оба почти сироты, у них есть общее!.. Их жизни схожи, а это гораздо круче общего института.
…И все же как жаль, что он не поступает!.. Его бы взяли. Глаза голубые. Прямо по-настоящему голубые глаза, яркие такие. В какую-то Африку он поступил, и Азию еще! Зачем такому Африка и Азия?!
– А Дольчикову видел? Дольчикова приехала, сейчас в приемной комиссии сидит! Вот ей бы я почитала! И она бы дослушала!
– Кто такая Дольчикова?..
Настя посмотрела на него и ответила:
– Великая актриса.
– А, – сказал Данила с уважением. – Я, знаешь, в них не очень… разбираюсь. Тебе с Ромкой нужно поговорить, он всех знает! И артистов, и режиссеров! В прошлом году так хотел поступить, и не взяли его, представляешь?.. Папа говорит…
Насте уже немного надоел его папа!..
Мимо прошли тот самый ненавистный ректор и загорелый мужик. Ректор жестикулировал и говорил, мужик слушал, повернув настороженное ухо.
Сквозь толпу протискивалась стремительная девушка в джинсовом комбинезоне, и ректор взревел:
– Мила! Мила!.. – Та оглянулась. – Пойди Дольчикову вызови! – И загорелому, жалобным тоном: – Сам не пойду, не могу! Я сроду на прослушиваниях не сидел, а тут с самого утра, понимаешь!.. То Онегины, то Марины Цветаевы, но самый цимес – Бродский!.. Помешались они на нем, дебилушки!.. Все до единого читают, как сговорились! A ero читать – не таблица умножения, понимаешь! Уметь надо, чувствовать, ну, уж просто понимать на худой конец! А они так шпарят, без всякого разбору!..
– А я Бродского как раз читала, – прошептала Настя убитым голосом.
– Я больше Гумилева люблю, – отозвался Даня бодро. – До десятого класса больше всех любил Маяка, а потом других тоже полюбил. «Павианы рычат средь кустов молочая, перепачкавшись в белом и липком соку. Мчатся всадники, длинные копья бросая, из винтовок стреляя на полном скаку». Разве плохо?..
– Какие павианы? Какие… всадники?..
– Гумилев. Я его люблю. А ты больше Бродского любишь?
Настя следила за стремительной Милой. Вот она влетела в экзаменационный класс, еще дверь не закрылась за ней, а она уже вылетела, волоча за тоненькую ручку словно слегка упирающуюся Дольчикову.
– Вот, вот она! – зашептала Настя Дане на ухо. – Смотри, смотри!
Тот посмотрел сначала на Настю, а потом в толпу, вовсе в другую сторону.
Бестолковый какой-то.
– Да не туда, а вон куда! Слушай, я у нее автограф возьму! Вот прямо сейчас возьму!..
…И бабке покажу! И пусть знает, с какими знаменитыми людьми ее никчемная внучка встречается, а потом будет работать, играть в одном фильме или спектакле!..
Впрочем, на автограф еще нужно решиться.
Дольчикова разговаривала с ректором и тем, загорелым. Мила нетерпеливо переминалась рядом с ноги на ногу, как видно, ректор не отпускал, а ей нужно было бежать.
Наконец разошлись!.. Ректор, протиснувшись сквозь толпу, завел приятеля в дверь с табличкой «Посторонним В», а Дольчикову Мила потащила в другую сторону.
– Пошли! – выдохнула Настя и схватила Даню за руку.
Как бы невзначай. Как бы в поисках поддержки. Ах, какие у него пальцы!.. Так бы и держала, не
