к вину. Оно могло бы помочь.
Джери, сделав глоток, сказала со вздохом:
– Как я понимаю, вам лет сорок.
– Почти. Тридцать девять, но скоро исполнится сорок. Критический возраст?
– В некотором смысле. Но жизнь продолжается. Двадцать два года назад вы еще были школьницей?
– Выходит так, а что?
– Отдохните, Лейси, сейчас говорю я. Увидите, от этого будет толк. Вы были еще молоденькой девушкой и, вероятно, не читали об убийстве Брайана Берка, профессора юриспруденции на пенсии.
– Ничего об этом не слышала. Это ваш отец?
– Да.
– Соболезную.
– Благодарю. Мой отец почти тридцать лет преподавал в Школе права в Галфпорте, Флорида, это недалеко от Тампы.
– Мне знакомо это учебное заведение.
– Он ушел на пенсию в шестьдесят лет по семейным обстоятельствам и вернулся в свой родной город в Южной Каролине. У меня есть подробное досье на отца, в нужный момент я его вам передам. Он был славным человеком. Излишне говорить, что его убийство опрокинуло наш мир. Откровенно говоря, с тех пор я так и не пришла в себя. Лишиться родителя в ранней молодости – всегда тяжелый удар, но когда его убивают, а дело остается нераскрытым, это просто катастрофа. Прошло двадцать два года, а полиция так и не продвинулась в расследовании, она еще дальше от цели, чем на первых порах, копы давно умыли руки. Когда мы поняли, что это так, я поклялась ни перед чем не останавливаться, чтобы найти убийцу.
– Полиция больше не ведет расследование?
Она сделала еще глоток.
– В какой-то момент прекратила. Дело все еще открыто, иногда я беседую с детективами. Я не держу на них зла, понимаете? Они сделали все, что могли при тех обстоятельствах, просто это было идеальное убийство. Как и все ему подобные.
Лейси тоже выпила вина.
– Идеальное убийство?
– Да. Без свидетелей, без криминалистической экспертизы, убийца остался неприкосновенен. И ни намека на мотив.
«Так чего вы хотите от меня?» – чуть было не спросила Лейси, но после очередного глотка вина сказала:
– Не уверена, что Комиссия по проверке действий судей Флориды способна расследовать старое дело об убийстве в Южной Каролине.
– Об этом я и не прошу. Ваши полномочия распространяются на флоридских судей, заподозренных в правонарушениях, верно?
– Так и есть.
– Сюда относятся и убийства?
– Полагаю, да, хотя мы еще никогда таким не занимались. Это, скорее, дело федеральных инстанций или даже ФБР.
– Были такие попытки. ФБР это неинтересно по двум причинам. Во-первых, это не вопрос федерального значения. Во-вторых, отсутствуют улики, которые связывали бы между собой разные убийства. ФБР и все остальные не в курсе, а я считаю, что речь идет о серийном убийце.
– Вы обращались в ФБР?
– Много лет назад. Мы, родственники убитого, отчаянно нуждались в помощи, но ничего не добились.
Лейси сделала новый глоток.
– Знаете, я уже волнуюсь. Давайте не будем торопиться. Вы считаете, что двадцать два года назад ныне действующий судья убил вашего отца. В момент убийства он уже был судьей?
– Нет, его избрали в две тысячи четвертом году.
Лейси опять осмотрелась. Некто, с виду лоббист, оказавшийся за соседним столиком, глазел на нее с откровенно вульгарной гримасой, обычной для завсегдатаев Капитолия. В ответ она тоже уставилась на него в упор и, в конце концов, заставила отвернуться.
– Мне было бы удобнее беседовать где-нибудь в другом месте. Здесь стало многовато народу, – тихо сказала она.
– Я арендовала небольшую переговорную комнату на втором этаже, – кивнула Джери. – Обещаю: там спокойно и безопасно. Если я попробую на вас напасть, вы закричите и убежите.
– Уверена, до этого не дойдет.
Джери заплатила за вино. Они покинули бар, вышли из атриума и поднялись по эскалатору в бизнес-мезонин, где Джери отперла дверь одной из переговорных. Там на столе лежало несколько папок.
Женщины сели за стол друг напротив друга. Обе могли при желании дотянуться до папок, лежавших сбоку от них. На столе не было ни ноутбуков, ни блокнотов. Сотовые телефоны остались в сумочках. Видно было, что здесь Джери чувствует себя увереннее, чем в баре.
– Мы беседуем не под запись, – начала она. – Сейчас, по крайней мере, не должно быть никаких заметок. Мой отец, Брайан Берк, уволился из Стетсонского университета в девяностом году. Он преподавал там почти тридцать лет и превратился в легенду, в обожаемого всеми профессора. Он и моя мать решили вернуться домой в Южную Каролину, в маленький городок Гаффни, где выросли. У них там было много родни и кое-какая полученная в наследство земля. Они построили милый маленький коттедж в лесу, высадили сад, стали ухаживать за моей бабушкой, маминой матерью, всегда жившей на этой земле. Потянулась вполне приятная пенсионная жизнь. У них не было ни проблем с деньгами, ни болезней, они стали активными прихожанами местной церкви. Отец много читал, писал статьи для юридических журналов, поддерживал связи со старыми друзьями и заводил в городке новых. А потом его убили. – Она потянулась за небольшой синей папкой толщиной в дюйм, похожей на остальные, и подвинула ее Лейси со словами: – Здесь подборка статей об отце, его карьере и гибели. Одни – из газет, другие скачаны из Интернета. В Сети этой подборки нет.
Лейси не стала открывать папку. Джери продолжила:
– Желтым стикером заложена фотография с места убийства отца. Я на нее насмотрелась, больше видеть не хочу. А вы взгляните.
Лейси хмуро уставилась на увеличенную цветную фотографию. Потерпевший лежал в траве с затянутой на шее врезавшейся в кожу тонкой веревкой. Веревка была с виду нейлоновая, синего цвета, вся в запекшейся крови. На затылке она была завязана толстым узлом.
Лейси закрыла папку и прошептала:
– Мне так жаль…
– Удивительно, как по прошествии двадцати двух лет человек учится подавлять свою боль, прятать ее подальше, забываться в работе. Но чуть что – все опять всплывает в памяти. Сейчас я в порядке, Лейси. Я беседую с вами, а это значит, что я не бездействую. Вы не представляете, сколько времени мне понадобилось, чтобы собраться для этого с силами. Это так трудно, так страшно!
– Может быть, расскажете о самом преступлении?
Джери тяжело вздохнула.
– Хорошо, расскажу. Отец любил подолгу гулять в лесу за коттеджем. Мама часто составляла ему компанию, но она страдала артритом. Однажды чудесным весенним утром девяносто второго года он поцеловал ее на прощание, взял свою трость и зашагал по тропинке. Согласно вскрытию смерть наступила от удушения, но была также и рана на голове. Нетрудно предположить, что он с кем-то повстречался и что этот кто-то ударил его по голове, сбил с ног и задушил нейлоновой веревкой, а потом оттащил с тропы и сбросил в овраг, где тело обнаружили в
