своего места, собираясь бежать в гардероб. Но подавляющее большинство сидело молча в ожидании чего-то.
Впрочем, они оказались правы. Занавес был вскоре вновь поднят, и опера продолжила идти своим чередом. До конца оставалось всего ничего. Но когда артисты выходили на поклон, Царица Ночи вместе с ними так и не появилась.
После представления они возвращались в компании Алечки, которую Сема решил подвести до ее дома, и тети Альбины, которую никто не приглашал, но она напросилась сама. Фима молчала, все еще находясь под впечатлением от прослушанной оперы. Но тетя Альбина с Алечкой болтали без умолку.
– Евдокия-то не случайно на сцене бухнулась, с сердцем человеку плохо стало.
– Оно и понятно, не девочка уже. Пятьдесят годочков нашей приме в прошлом году исполнилось.
– Стресс, волнение…
– А все туда же. Любовников ей молодых подавай. Никитка ее на добрых два десятка лет младше.
Услышав имя своего фаворита, Фима очнулась от задумчивости и спросила:
– Что у них там сегодня в театре случилось? Почему Евдокия за ним гонялась?
– Все из-за Оливки, то есть Оливии. Она Никитосу голову вскружила. Он за ней, Евдокия за ним, Гена за Евдокией, Мусик за Геной. Так кругами друг за дружкой и бегают.
– А самой Оливии кто нравится?
– Поговаривали одно время, что она с Егором встречается. Он сегодня исполнял арию Тамино.
– Да, да! – обрадовалась Фима, вспомнив, что не все выяснила про личные взаимоотношения артистов. – А Егор, кем он приходится Евдокии?
– Никем. Она его вообще на дух не переносит.
– Почему?
– У Егора покровители настолько высоко сидят, что даже Евдокии туда не дотянуться. По этой причине она его и ненавидит, и опасается. Знает, что против него у нее никакого приема нет. Вот и приходится с ним дружить или делать вид, что дружит.
У Фимы немножко закружилась голова от всех этих закулисных интриг. И она подумала, что никогда бы не согласилась выступать на театральной сцене, раз уж тут царит такая возмутительная протекция и разделение на своих и чужих вовсе не по признаку талантлив или бездарен тот или иной артист.
Но Алечка с тетей Альбиной, казалось, не видели в этом ничего особенного. И продолжили болтать друг с другом до самого дома тети Альбины. Потом тетя Альбина вышла, и Алечка переключилась на них двоих. Голосок у нее был тоненький и очень пронзительный, поэтому Фима вздохнула с облегчением, когда оказалась на свежем воздухе, а машина ее кузена скрылась за поворотом.
В ушах у Фимы все еще стоял голос Алечки:
– Евдокия совсем страх и совесть потеряла, да и стыд вприпрыжку с ними пошел. Она Никитосу буквально проходу не давала. Дыхнуть парень не мог, чтобы не пришлось перед своей командиршей отчитаться. Он прямо плакал, так она ему надоела. Надеялся, что Геннадий жену приструнит, а тому только и на руку, что у женушки имеется своя игрушка. Она ему тогда с Мусиком упражняться не мешала. Но если Мусику с Геной нравилось быть, то Никиту от Евдокии прямо выворачивало. Вроде как начиналось у них все неплохо, но очень уж Евдокия хваткая баба. Вот и Никитосу она так в глотку вцепилась, что не продохнуть. Такое никому не понравится, а тем более Никитос парень видный, для женского пола привлекательный. А тут чуть он на сторону, как Евдокия за ним в погоню. Не стеснялась у дома его караулить. Никита с девушкой идет, а тут Евдокия им навстречу. Девушке по щекам надает, Никитосу по ушам настучит, девчонка в слезах прочь бежит, а Никита стоит и возразить ничего не может. Знает, если вякнет хоть словечко против, то Евдокия ему жизни не даст, и на сцене он если и окажется, то где-нибудь в самом дальнем и темном ее уголке.
Фиме было ужасно жаль симпатичного Папагено, угодившего в ловушку. Ведь если бы связи Евдокии начинались и заканчивались в самом театре, то можно было бы попытаться найти другую сцену. Но такова уж была мощь и сила этого спрута, что он смог прорасти своими щупальцами гораздо выше. И вздумай Никита рыпнуться против своей тиранши, ему были бы перекрыты дороги во все театры страны, разве что за исключением глубоко провинциальной самодеятельности.
Чтобы утрясти все эти переживания, Фима присела на лавочку и глубоко задумалась. Там ее спустя полчаса и обнаружил Пятница, которого Павлик вывел на вечернюю прогулку. Песик весело скакал возле ног Фимы, радуясь тому, что сумел обнаружить свою хозяйку. И удивляясь, почему хозяйка сидит тут в одиночестве, вся запорошенная снежком вместо того, чтобы подняться домой, отведать вкусных блинчиков и погреться в тепле.
– Ну, как сходила? – поинтересовался Павлик у сестры.
– Замечательно.
– Завтра еще пойдете.
– С чего ты взял? Нет, не пойдем.
– Пойдете, пойдете! Пока тебя не было, нам звонила тетка Альбина, сказала, что завтра снова идете в том же составе. Мол, лед тронулся, надо ковать железо, пока горячо. О чем это она говорила, ты не знаешь?
– Хочет женить нашего Сему на Хризантеме.
– Какой еще Хризантеме? – разинул рот мальчик.
– Актриса.
– Хорошая?
– Говорит, что хорошая, но ее в театре не ценят.
– А Семе зачем это нужно? Жениться, в смысле? Сема на одиночество не жаловался. Наоборот, рассказывал, какие у него грандиозные планы на холостяцкую жизнь.
– Это нужно тете Альбине. Она не может видеть, когда другим людям хорошо. А раз так, то Семе придется завтра идти и восхищаться невестой, которую она для него присмотрела.
Придя домой, Фима обнаружила, что родители смотрят новости по телевизору. Она взяла себе со сковородки пару блинчиков с мясом, которые мама купила в магазине и разогрела, а потом подсела к родителям.
– Как тебе блинки? – поинтересовался папа.
– Пойдет.
– С домашними, конечно, не сравнить. Но, как говорил мой дед, третий сорт не брак.
Диктор с экрана тем временем возбужденно докладывал:
– Сегодня прямо со сцены была госпитализирована оперная дива, прима нашего театра Вологодская Евдокия Петровна.
– Я ее видела! – ахнула Фима и уронила последний блинчик с тарелки.
Она проследила за траекторией его падения, но не сделала попытки поймать и даже ничуть не расстроилась, потому что блинчик и впрямь был так себе. И к тому же блинчик не пропал, его моментально подобрал Пятница, который вообще мог бы работать пылесосом.
– Заслуженный деятель… – бубнил диктор. – Золотой голос… Состояние врачи оценивают как среднетяжелое. Предположительный диагноз уточняется. Свою жену в больнице пришел поддержать супруг Евдокии Петровны с коллегами.
Дальше замелькали какие-то лица. Средних лет ухоженный и подтянутый мужчина с
