пляжный отдых на морском курорте, где днем и ночью бушует веселье под разноцветные коктейли. Гуров уже знал компанию по именам. Светловолосый и светлоглазый парень, предпочитавший белоснежные футболки, назвался Андреем, а его девушка носила имя Катя. Вторую девчонку звали Соней, а ее молодого человека, страшно худого и очень высокого, рассекавшего в любую погоду в неизменном красном свитере, – Сашей. Ребята хоть и редко обращались друг к другу по именам, но часто располагались где-то неподалеку, что позволило Гурову быстренько запомнить кто из них кто.
Вообще-то именно худой и высокий Саша поначалу привлек внимание Гурова, и причиной тому был свитер. Погода стояла жаркая, и человек, кутающийся в свитер, конечно же, не мог не запомниться. Даже на пляже Саша не раздевался, а просто сидел на траве рядом с брошенной одеждой своих друзей, которые с визгами и криками ныряли в воду. Но даже так можно было заметить, что при баскетбольном росте в этом случае накачанными мышцами и не пахло – одежда болталась на Саше, как на вешалке. Ему можно было дать лет двадцать. Черные волосы, длинная челка, прихваченная металлическим ободком для волос. Гуров ни разу не видел его улыбающимся. Если парень куда-то шел вместе с друзьями или просто стоял рядом, то все равно будто бы был не с ними. Он редко смотрел кому-то в глаза и еще реже участвовал в общем разговоре, все время пялился вдаль. Внешность, поведение, заметная замкнутость – все выдавало в нем какой-то некий внутренний протест. Во всяком случае, это было первым, что пришло Гурову в голову. Но странным он бы все же Сашу не назвал. Наверное, потому, что при всей своей исключительности тот все-таки выходил на улицу, обедал с компанией в кафе, а не торчал круглосуточно в номере. Было и еще кое-что: Саша никогда не расставался с блокнотом, в котором постоянно что-то рисовал черным маркером. «Художник или дизайнер, – решил про себя Гуров. – Или нервы так лечит». В конце концов Гуров пришел к выводу, что ни черта не понимает в современной молодежи, а до остального ему нет дела.
С этой компашкой, как ни странно, общение тоже сложилось хорошо. Если приходилось контактировать, то молодежь всегда была вежлива и предупредительна. А на второй день отдыха и вовсе развенчала миф о том, что нынешнему поколению плевать на всех, кроме себя. По старой доброй традиции Наталья тогда посеяла свой мобильник. Это выяснилось за обедом, когда ресторан был полон. Обыскав свою сумку, а заодно и карманы мужа, она запаниковала, Стас принялся ее успокаивать, а Маша уже была готова вернуться в номер, чтобы осмотреть все углы… Все присутствующие слышали слова Натальи, народ начал растерянно переглядываться, но вдруг к столу подошел Саша.
– Какого цвета был чехол вашего телефона? – спросил он.
– Темно-зеленый, – растерянно произнесла Наталья.
– Кажется, я знаю, где он, – ответил Саша. – Под лежаком на пляже валялся похожий.
– Ой, точно, мы же там были, – пробормотала Наташа.
– Я отнес его охраннику, а тот должен был передать кому-то из администрации, – продолжил Саша. – Если надо, то я схожу и заберу. Скажу, что нашлась хозяйка.
– Да не надо! – замахала руками Наталья. – Я сама. Спасибо, молодой человек!
– Мне не трудно, – упрямо сказал Саша. – Я принесу. Все равно есть не хочется.
Он вышел из ресторана, а Наталья обескураженно уставилась ему вслед. Остальные постояльцы с облегчением застучали вилками. Друзья Саши молча проводили его взглядами, но остались сидеть на месте.
– Чего смотришь? – одернул жену Стас. – Пусть идет, если хочет. А мы потом отблагодарим.
– Как?
– Отблагодарим, сказал.
И Стас отблагодарил. Вернее, попытался. Он подкараулил Сашу возле домика и предложил парню деньги, но тот наотрез отказался. От предложения выпить за чужой счет тоже не пришел в восторг. Заявил, что не употребляет. Стас не стал настаивать и не удивился: у каждого свои причуды, и угадать желания нынешней молодежи он не в состоянии. Саша пошел прочь, но к Крячко неожиданно подошла его подруга.
– Ваша знакомая ведь актриса, да? – спросила девушка. – Мария Строева, да?
Речь, несомненно, шла о супруге Гурова.
– Она тут с мужем, – на всякий случай предупредил Стас.
– Сашка очень хорошо рисует, – продолжила девушка.
– Да что вы говорите, – вежливо продолжил беседу Стас.
– Он нас всех уже по сто раз изобразил. И всех, кто здесь отдыхает, тоже. Вашу знакомую он сразу узнал, но именно она у него не получается на бумаге. Знаете почему?
– Не фотогеничная? – предположил Стас.
– Она очень фотогеничная, – улыбнулась девушка. – Дело в другом. Просто как только он начинает делать набросок, то она меняет позу. Как назло, представляете? Сашка даже не успевает «схватить» образ. Хотите, он нарисует ее портрет? Он был бы рад. Ей точно понравится.
Стас покосился в сторону Гурова, идущего в сторону домика. Наталья и Маша в этот момент неспешно свернули к пляжу.
– Да я даже не знаю, – растерялся Стас. – Пусть сам подойдет к ней и спросит.
– Он не подойдет, потому что стесняется, – твердо заявила девушка. – Поэтому здесь я, а не он.
– Ах, вот оно что, – догадался Стас. – Ну если такое «спасибо» за найденный телефон его устроит, то я что-нибудь придумаю.
Девушка улыбнулась.
– Если получится, то будем в расчете, – улыбнулась она и пошла догонять своего друга.
На том и порешили. Стас передал просьбу Маше, и она сразу же согласилась позировать новому знакомому. Саша набросал ее портрет за десять минут и, нужно было признать, что оказался очень талантливым художником.
Теперь этот портрет висит на стене в квартире Маши и Гурова.
Свой профессиональный праздник Лев Иванович Гуров не то чтобы не любил – просто относился к нему как к обычному выходному. Поздравления в этот день летели со всех сторон, даже оттуда, откуда и не следовало бы. Например, из мест лишения свободы от славного малого Антона Артемьева. Артемьев, который вот уже шестой год подряд исправно присылал Гурову письмо ко Дню сотрудника органов внутренних дел, был арестован в возрасте двадцати трех лет за убийство, совершенное с особой жестокостью. Так сложилось, что ему очень не повезло с соседом по даче, который был паршивым по характеру человеком, имел неосторожность чуть что распускать руки и умышленно вредил любому, кто ему не нравился. В народе его прозвали Кривым из-за не сходившей с лица скособоченной улыбки. Однажды Кривой решил, что собака Артемьева слишком громко лает, и приказал тому угомонить животное, а не получив ответа, просто отравил ее. После, на допросе, Артемьев признался, что
