Так антрополог восстанавливает скелет по одной-единственной кости.
— Симпатичный малыш! — Денисов показал на спящего. — Сколько ему?
Взрослые молчали.
Ответил кто-то из братьев:
— Четыре!
— Я думал, в школу ходит! Смотри, Антон!
— Ест хорошо! — До Антона дошло. — Как я!
Попытки наладить контакт со взрослыми некоторое время ни к чему не приводили.
— Про амидопирин забыл? — Женщина была недовольна. — Со своим днем рождения ты ни о чем не помнишь!
Антон присел и оказался как бы на одном этаже с супругами.
— Болеет малыш?
— Хронический тонзиллит, — женщина все же сдалась.
— Море поможет!
— Наши химкинские врачи тоже надеются…
Антон обрадовался:
— Вы из Химок? Два года там квартиру снимал. В Южных Химках. — Он представился: — Сабодаш Антон, капитан милиции.
— Прудников Федор, — мужчина отер пот.
Шаткий мир в купе мог быть каждую минуту разрушен, тишина напоминала о спокойствии дремлющего вулкана.
— Вы приходили ночью в одиннадцатый вагон… — Денисов воспользовался моментом.
Прудников поморщился. Возможно, этот ночной вояж и был предметом супружеского разбирательства.
— Просто шел по составу.
— Знакомы с пострадавшим… — Денисов наполовину утверждал.
— Какое знакомство? Знали друг друга в лицо.
Денисов сразу взвинтил темп:
— Но вы говорили с ним! О чем?
— Ни о чем… Вот и она тоже! — Он кивнул на жену.
— Он к вам подошел или вы к нему?
— Я.
— Первая фраза?
Мужчина снова отер пот, вытащил из кармана потемневший влажный платок.
— Ресторан закрыт…
— Тебя, Прудников, не остановишь! Неважно, что все закрыто… Женщина потянулась к сумке. — Возьми чистый носовик.
Почувствовав разрядку, дети затеяли возню.
— Ты же знаешь, — сказал Прудников. — И потом день рождения!
— Слыхали. Кем интересуется милиция? — спросила жена.
— Ну, тем… — Он не хотел травмировать детей.
— Что брал с нами билет?
— Вы вместе покупали билеты? — спросил Денисов.
Разговор был похож на беспорядочный обмен ударами в третьем раунде боксерских поединков.
— В агентстве.
— Много людей было у кассы?
— Никого. Мы и он.
— Кто получил первый?
— Он.
Денисов спросил:
— Заметили вы, какими купюрами он расплачивался за билеты?
— Сторублевой, — Прудникова что-то поправила на столе. — Хорошо помню. Сдачу давали со сторублевки. Четыре билета…
— Купе? Целиком?
Антон неудачно вмешался:
— Растут Химки…
Прудников получил передышку.
— Строятся, — он незаметно перевел дух. — Южные вовсе не узнать.
— Там работаете?
— Сварщиком, жена контролером в цеху.
— В какой вагон были билеты? — Денисов прервал воспоминания.
— В одиннадцатый.
— В тринадцатый!
— В тринадцатый у нас. В одиннадцатые — сказала женщина. — Точно помню.
Они, несомненно, путали.
— Пострадавший знал, что вы едете в одном поезде?
— В одном? — Прудникова подняла брови. — Нет! Его поезд должен отправляться из Москвы сегодня…
— Я удивился, увидев!.. — Прудников адресовал реплику жене. Говорит: «Изменились обстоятельства!..»
— Уточним, — Денисов снова вмешался. — В момент, когда вы разговаривали с Голеем…
— Его фамилия Голей?
— Да. Свет в одиннадцатом горел?
— Было светло.
— Где стоял пострадавший?
— У служебки, напротив купе проводницы.
О своем пребывании в одиннадцатом Прудников говорил неохотно, каждое слово приходилось словно вытаскивать из него клещами.
— Были еще люди в коридоре?
— Мужчина и женщина.
— Кто еще?
— Официант. Он тоже останавливался, разговаривал.
Прудникова хотела о чем-то спросить, Денисов опередил ее:
— С пострадавшим? Когда?
— Сразу же. Потом заходил к нему в купе. — Прудников запутался.
— Откуда вы знаете? Вы шли за официантом? — Денисов спешил, будто до гонга остались считанные секунды.
— Я хотел спросить про вагон-ресторан. Заговорил с пострадавшим.
— О чем же все-таки? — вмешалась Прудникова.
— Насчет ресторана. А он, по-моему, спросил о собаке…
— Знаешь, Прудников! — сказала жена.
— Серьезно. Не видел ли я собаки в поезде…
Словно догадавшись о чем-то, дети прекратили возню. В купе стало тихо.
— У потерпевшего был пунктик — собаки, — констатировал Сабодаш.
— …Венгерские секции оборудованы генераторами постоянного тока. Это вам, должно быть, ясно…
Когда Денисов пожелал ближе познакомиться с электрическим хозяйством, Шалимов, ни о чем не спрашивая, вызвал электромеханика. Вчетвером четвертым был Сабодаш — собрались в служебке Сурковой.
Электрик также не выказал ни удивления, ни заинтересованности. Убийство Голея находилось вне сферы его любопытства, знакомство с инспекторами не щекотало самолюбия — Денисов понял это, наблюдая прямую как доска, заносчивую спину электрика.
— Клеммы и монтажные провода положено осматривать не реже раза в месяц…
— С задней стороны щита? — спросил Антон.
— Да. Проверить, соответствуют ли плавкие вставки току нагрузки, держался он подчеркнуто небрежно, но дело знал. — В служебном отделении вагона на трех щитах — групповом, силовом и дополнительном — смонтированы пусковая защитная аппаратура и измерительные приборы…
За Вертуновской дополнительный шел медленно, пока совсем не остановился. Волна нагретого воздуха ворвалась в служебку.
— Выходить будете? — спросил Шалимов.
Вокруг был луг, звеневший тысячами цикад.
— Нет, — Денисов взглянул в окно.
Никого из пассажиров он не увидел, только против вагона-ресторана официантка рвала для букета мелкие мучнисто-белые цветы. Откуда-то появился дог Судебского, сделал несколько прыжков, каждый раз чуточку зависая в воздухе. Сильный хвост со свистом рубил траву.
— Гу-ляй, Дарби! — прохрипел невидимый Денисову Судебский.
— …Таким образом, электрооборудование включает генератор постоянного тока, аппаратуру стабилизации напряжения, кислотную и аккумуляторную батареи, силовые и осветительные приборы.
Вряд ли электромеханик понимал, что от него требуется, но в том не было его вины — Денисов не смог сформулировать вопрос.
— Повторите… — попросил Антон.
Неумолчное отрывистое стрекотание цикад не затихало ни на секунду, пока дополнительный снова не двинулся в путь.
Денисов остался у окна.
Голей придавал отъезду из Москвы особое значение: билеты в агентстве были взяты заранее. Тем не менее он воспользовался другими, неожиданно ускорил день выезда.
«Собирался ли Голей ехать вчетвером или с самого начала решил остаться в купе один? Кто выедет из Москвы по купленным в агентстве билетам?»
…Дальше, в поезде, было все проще, взаимообъяснимо. Голей пронес в тринадцатый вагон мятый, похожий на спущенный мяч портфель, посидел в купе ровно столько, чтобы Пятых и кто-то другой, кого он опасался, ничего не заподозрили, перешел с баулом в одиннадцатый. Он знал, что в купе тринадцатого вагона до Ожерелья никто не появится, поэтому и закупил все места.
«Но зачем? Собирался ли он вернуться за портфелем, за бронницкими ювелирными изделиями?»
В окне служебки снова мелькали дворы, поезд не снизил скорости, тяжело загудел, начиная очередную кривую. Маленькие населенные пункты отворачивали лицо от дороги, окружали себя заборами, выставляли для обозрения пожарные лестницы, огороды, собачьи будки. Сами не ведая, они давали возможность заглянуть в повседневность, увидеть, что тщательно скрывали.
«…Голей перешел в одиннадцатый и сразу начал иную — обычную вагонную жизнь. Ни от кого не таился, выставил шампанское, „Марсалу“. У него нашлась еще бутылка боржоми. Трапезничал, вспоминал, как голодал, как умение обходиться без пищи спасло в свое время жизнь. Видимо, теперь, в одиннадцатом, у него были основания считать, что все идет хорошо.
Что? Что „все“? Что шло хорошо?»
— …Значит, оставить вагон без света можно было и иными способами? уразумел Антон.
— Безусловно.
— Но если был бы отключен только генератор…
— Проводница подключила бы аккумуляторные батареи.
— Вывод из строя щита наглухо лишал вагон света! И от генератора, и от батареи!
Электромеханик собрал чемоданчик, готовясь уйти.
— А что случилось вчера в тринадцатом вагоне? — спросил Денисов. — У Пятых?
— Элементарно, — он пожал плечами. — Пробки перегорели.
— Когда вы возвращались оттуда, в одиннадцатом свет горел?
— Не помню. Кажется, был ажур, — он посмотрел на Шалимова. — Надо идти, бригадир. У нас не курсы электриков.
