Из трубки донеслось шуршание, и после непродолжительного молчания раздался низкий голос Тягача:
— Здравствуй, Михаил Александрович! Молодец, что позвонил, не забываешь старика. Что скажешь хорошего?
— Яков Борисович, с чего это ты за мной приглядывать начал? — прямо спросил Арбуз. — Если узнать чего хочешь, так скажи, у меня от уважаемых людей секретов нет!
— А-а, это ты про Шурупа и Кактуса, — нимало не смутился Тягач, — так это они не за тобой посланы приглядывать. Наоборот, за теми, кто тебя, мил человек, припасти решил. И оберечь тебя таким образом.
— Благодарствую за заботу, но у меня и своих оберегателей достаточно. Объяснись, Яков Борисович.
— Не телефонный это разговор, — вздохнул Тягач. — Прямо с утра прошел шепот от верных людей, что тобой сильно заинтересовались, Михаил свет мой Александрович. И тобой, и друзьями твоими. Мол, хвостик за тобой увязался. Вот я и решил это дело проверить, подстраховать тебя, прости уж старика за своеволие. Зря тревожить тебя не хотел, думал сперва результатов дождаться. А ну как липа? А ты, вишь, взял да и сам позвонил.
— Кто заинтересовался?
— Говорю же, что не телефонный это разговор, Михаил Александрович. Ты вот что, может, заскочишь ко мне на полчасика, ну хоть прямо сейчас? Мы бы и поговорили, дело-то, похоже, серьезное.
Арбуз помедлил немного:
— Хорошо, я приеду.
— И вот еще что, Михаил Александрович. Ты уж будь другом, возьми машинку какую-нибудь понеприметней, а кого-нибудь из ребят пусти сначала на своей тачке покататься — так, на всякий случай, а потом уж и сам отправляйся. Чтобы хвостик-то не узнал, что мы с тобой встречаемся, ей-богу, так лучше будет, поверь старику, жизнью битому. Для нас обоих лучше. Уважь старика, лады?
— Хорошо, — повторил Арбуз и дал отбой.
Услышав короткие гудки, Тягач положил трубку и внимательно посмотрел на сидящего напротив него Зяму Гробмана.
— Пятерка в дневник тебе, Зяма. Сработало, повелся Арбуз.
Зяма потупил глазки и довольно улыбнулся:
— А как вы думаете, могло бы не сработать, Яков Борисович, дай бог вам здоровья? Как только Михаил Александрович увидел Шурупа с Кактусом, он же не мог не позвонить, он же умный человек! И как умный человек, он никак не мог их не увидеть, дай бог ему здоровья. А как иначе можно было сделать так, чтобы он приехал к нам сам, да еще и один? Ведь Михаил Александрович не только умный, он еще и смелый, и благородный, он любит друзей и уважает братву, надо же этим пользоваться… Нет, Зяма еще не забыл, какие он делал комбинации, и не только в картах!
— Ладно, раскудахтался, — добродушно пробурчал Тягач, — гречневая каша сама себя хвалит. Пойди-ка лучше подготовь ребят. Да не забудь поставить кого-нибудь у поворота с Выборгского шоссе, для уверенности, что он точно один приедет.
Гробман негодующе пожал плечами, как бы говоря, что уж о таких-то очевидных вещах ему можно было бы и не напоминать.
— Тебе бы, Зяма, в Мосаде трудиться! — рассмеялся Тягач. — Давай действуй. Я в теплице.
* * *
Арбуз не колебался ни секунды — ехать надо.
Сборы были недолгими. Старый добрый позолоченный «Магнум» привычно лег в наплечную кобуру, верный Тюря, с облегчением оторвавшийся от изнурительных переговоров с туго соображающими северными соседями, в момент организовал неприметную серую «десятку», реквизировав ее на пару часов у кого-то из охранников. Советом Тягача насчет отвлекающего маневра Арбуз пренебрег, посчитал ниже своего достоинства до такой уж степени шугаться в собственном городе.
Все, пора.
Однако стоило Арбузу выбраться из-за стола, как из приемной послышались протестующие возгласы Тани, дверь без стука распахнулась, и на пороге кабинета материализовался широко улыбающийся Боровик.
— Привет, Миша! Проезжал тут мимо, ну и решил зайти, проведать друга детства запросто, без звонка. Не возражаешь?
— Что за вопросы, Саня? Только я сейчас уезжаю, заморочка одна появилась. Давай-ка лучше вечером пересечемся, можем Рому вместе проведать, посидим там как следует.
Улыбка сошла с лица Боровика.
— Заморочка? Что-нибудь по наши души, Миша?
— Сам не знаю пока, но похоже, что какая-то фигня заваривается. В общем, еду, чтобы понять что к чему.
— Хорош темнить, Миша, — нахмурился Боровик, — старый опер тему нюхом чует. Что стряслось?
— Хорошо, что бог миловал к тебе на допрос попасть, друг ситный, не то бы точно раскололся, уронил высокую марку питерского криминалитета. Как говаривала моя бабушка, царствие ей небесное, отвяжись, худая жисть! Сам разберусь, мои дела.
— И не надейся, Миша. Наши дела теперь общие, как будто сам не знаешь. Короче, пока не расскажешь, я тебя отсюда не выпущу, и не надейся. Ну?
Арбуз махнул рукой и рассказал об обнаруженной слежке и о последующем разговоре с Тягачом.
— Вот такие дела, друг детства. Что скажешь?
— Что, что… — протянул Боровик, — знаю я эту публику, и Тягача, он же Тягайло, Яков Борисович, и Зяму этого, он же Гробман, Зиновий Исаакович. Все были у нас в разработке, народец еще тот, подходов к ним днем с огнем не найти… Да что я тебе объясняю, они же твои коллеги, миль пардон, мсье Арбузов. Скажу только, что Зяма тягачевский — корефан еще тот, совсем не так прост, как кажется. И одному тебе в это паучье логово ехать ну никак нельзя.
— Саня, это вопрос решенный. Слабину здесь дать — себя не уважать.
— Диву даюсь на понятия ваши корявые, — покачал головой Боровик, — ведь сам знаешь, что это за фрукты…
— Понятия наши не корявые, — твердо сказал Арбуз, — и уважающие себя люди не зря их держатся. Все, проехали, Саня.
— Хорошо, не считаешь возможным своих взять, я с тобой поеду.
Арбуз посмотрел Боровику в глаза и отрезал:
— Нет, Саня. Будь здесь. Отвечаешь за Рому с Лизой.
Арбуза ждали.
Стоило ему подъехать к покрытым серой шаровой краской воротам из двухмиллиметровой стали, как створки ворот тут же разъехались в стороны с тихим шипением. За воротами обнаружились три невзрачных мужичка с помповыми ружьями, на удивление похожие на Шурупа с Кактусом. Арбуз опустил стекло, к нему тут же подошел один из мужичков, вежливо поздоровался и показал на навес в глубине двора, под которым располагался автопарк Тягача — пара джипов, микроавтобус «Мерседес», «БМВ-шестерка» для представительских выездов и натуральная «Победа» с родной отделкой и реставрированным родным мотором, выпущенная аккурат в год смерти Сталина.
«Победа» была любимой игрушкой Тягача наряду с двухстволкой «Зауэр» и вороненым маузером. Особенно радовали его зеленый круглый индикатор лампового приемника и набалдашник из слоновой кости на кулисе переключения передач на рулевой колонке. «Победу» Тягач никому не доверял, даже мыл ее сам лично.
Именно у этой самой «Победы» Арбуз и припарковался. Стоило Арбузу выйти из машины, как к нему тотчас же подскочил один из мужичков и извиняющимся тоном попросил сдать оружие.
— Не сердитесь, Михаил Александрович, — сказал он, почтительно принимая «Магнум», — мы люди маленькие, так уж у нас принято, а пистолетик ваш будет в целости и сохранности, не извольте сомневаться.
Арбуз молча кивнул и направился к дому, где его поджидал стоящий на крыльце с распростертыми объятиями Тягач.
— Рад, рад, Михаил Александрович, рад, что уважил старика, милости прошу! — пробасил он, пожимая руку Арбузу и провел его в гостиную.
В гостиной они уселись друг напротив друга за овальным дубовым столом. Зяма Гробман тут же водрузил на стол поднос, на котором красовались запотевшая бутылка «Московской особой» и фарфоровые пиалы с солеными рыжиками и маринованными огурчиками, однако Арбуз от угощения отказался.
— Что же ты, Михаил Александрович, — удивился Тягач, — никак брезгуешь моим хлебом-солью?
— Побойся бога, Яков Борисович. Я же на минуту, как и договаривались. Расскажи, что случилось, зачем звал. Посидеть по-свойски всегда успеем.
— На минуту, говоришь? Боюсь, не выйдет у нас с тобой минутой-то отделаться, вишь, какое дело… Ну да ладно, вольному воля, а я с твоего разрешения выпью, не обессудь.
Тягач неторопливо налил себе водки, выпил и захрустел огурчиком, поглядывая на Арбуза.
— Яков Борисович, — вздохнул Арбуз, — не тяни. Что за дела?
— Дела такие, что надо бы тебе, Михаил Александрович, поберечься.
— Спасибо, я уже в курсе. Буду признателен, если…
— Укрыться бы надо тебе, мил человек, — не слушая Арбуза, продолжил Тягач, — а укрыться тебе лучше всего у меня, вот ведь какая история, Михаил Александрович!
Арбуз оглянулся на стоящего у него за спиной Гробмана.
— Яков Борисович, не темни, не к лицу тебе это, — резко сказал он, — я не Бобик из-под забора!
