– Давай где-нибудь посидим, разговор долгий.
Мы подумали и решили, что для серьезного разговора подойдет тихий пивной бар на одной из боковых улочек, отходящих от Проспекта, и пошли к платной стоянке, куда я успела поставить свой «фольк». Я открыла машину и по привычке усадила Катю на заднее сиденье. Она не возражала. Вообще, меня поразила перемена, произошедшая в ней за время моего пребывания в Расловке. Всегда энергичная и деловая Катя стала послушной и тихой, и все мои попытки ее расшевелить заканчивались неудачей.
Я захлопнула дверцы и выехала со стоянки, направляясь в центр Тарасова. Здесь я оставила машину на парковке для клиентов бара, и мы вошли в уютный подвальчик, оформленный в русском стиле. Столы тут были дощатые, вместо стульев – лавки, а бутафорские окна закрывали витражи с цветочным орнаментом. Катя попросила отдельный кабинет, и нас провели в тесное помещение, рассчитанное на двоих. Официант положил на стол меню и ушел за порцией пива.
Катя покрутила в руках единственный листок, вложенный в узорчатую папку, после чего отдала его мне. Меню мне не понравилось. Единственным, ради чего стоило сюда ехать, были креветки. Их мы и заказали, как только пришел официант. Катя молчала всю дорогу до бара. Молчала она и сейчас, так что начинать разговор пришлось мне.
– Катя, ты что-то хотела мне сообщить?
– Есть немного, – уклончиво ответила психолог.
– Немного – это сколько? – Я попыталась перевести разговор в шутливое русло, но у меня это не получилось. Катя по-прежнему была серьезна.
– Сейчас принесут креветки, и тогда нам никто не будет мешать.
Что же такое секретное она хочет мне рассказать? Или она опять по своей привычке заинтригует меня, а потом заявит, мол, сама додумывайся? Наконец принесли креветки. Крупные и горячие. Катя попросила счет, и официант принес и его. Мы разделили его пополам, после чего моя визави попросила нас не беспокоить. Официант понимающе кивнул и вышел из кабинета.
– Женя, – начала мой психолог, – помнишь, я звонила тебе в Расловку?
Разумеется, я помнила этот звонок. Тогда он открыл мне глаза на многое, что до этого было непонятно.
– Так вот, – продолжала она, – я хочу немного повториться. Ильницкая и Лебедев были любовниками долгое время, пока об этом не узнал Никитин и не вынудил Владимира продать ему свою часть бизнеса на самых невыгодных условиях. При этом он взял с него слово, что тот не будет видеться с его женой, – Катя отхлебнула пиво и стала чистить креветку.
– После этого супруги жили еще несколько лет спокойно, но, как оказалось, Мария Петровна злоупотребила доверием мужа и продолжала встречаться с Лебедевым. Тогда Никитин заговорил о разводе, но, когда дело дошло до детей, Ильницкая начала поливать мужа грязью, добиваясь, чтобы детей оставили с ней. Зачем ей это было нужно, неизвестно, но в ход пошло все: сплетни, слухи, компрометирующие фото, – весь арсенал интриганки, коей она и оказалась, – психолог хлебнула еще пива и закусила шейкой очищенной креветки.
– Катя, это или примерно это я уже знаю. Меня интересует, что нового ты мне хочешь сообщить? – Я не стала пить пиво: мне оно показалось кислым, и теперь налегала на креветки, которые оказались очень свежими и сочными.
– Слушай дальше. После развода Никитин купил для бывшей жены салон красоты, с которого она получает всю прибыль, и квартиру, которая, как и салон, числится за Александром Александровичем, – Катя, пока рассказывала, успела допить пиво, ее глаза засияли, и она стала разговорчивей.
– То есть Мария Петровна не хозяйка салона? – Это действительно была новость, да еще какая. Как тут не держать зла на бывшего? Ведь он, по сути, лишил ее всего, оставив только деньги на жизнь. – И Мария Петровна стала искать способ отомстить мужу.
– Немного не так: Мария Петровна лишилась возможности содержать Лебедева, и того очень скоро не стало. Как окончилась его жизнь, я точно не знаю, поэтому врать не буду. Но лишенная последней радости Ильницкая действительно решила отомстить обидчику. Для этого она списалась с сыном Лебедева, Алексеем, и они вдвоем разработали план, как избавиться от Никитина и получить в наследство все, что он имеет, – Катя захотела еще пива и подозвала официанта. Когда ей принесли вторую кружку, я задала вопрос, который вертелся у меня на языке с самого начала разговора.
– Катя, а почему ты не сказала мне этого, когда я взялась охранять Лику? Во-первых, ты упростила бы мне мою задачу, а во-вторых, начальник охраны остался бы в живых. – Я посмотрела ей прямо в глаза, и она опустила свои, не выдержав моего взгляда.
– Я струсила, – наконец выдавила она, – Ильницкая намекнула мне, что у нее длинные руки.
– А сейчас ты ее не боишься?
– Уже нет. Никитин поставит ее на место.
– Почему ты так думаешь?
– Он уже начал ставить. И первое, что он сделал, это не пустил Лику обратно в Тарасов.
О том, что Никитин не пустил Лику в Тарасов, я знала лучше всех. Мне он объяснил, что теперь не доверяет бывшей жене, и младшая дочь тоже останется с ним. Благо лишить его родительских прав Ильницкая не сумела.
– Он что-то тебе обещал?
– Он просил рассказать следователю все, что я знаю, и обещал за это перевести меня работать в психиатрический стационар, – Катя всю жизнь мечтала работать психиатром в стационаре на Тулупной, где лежат измученные жизнью невротики и неврастеники. Похоже, ее мечта начинает сбываться.
– Хорошо, ты все это рассказала следователю, но за то, что ты это поведала мне, тебе ведь никто не заплатит, – словно между прочим заметила я.
– Зато теперь моя совесть чиста, – ответила психолог, – кончились тайны и недомолвки. Я теперь свободна и могу смотреть людям прямо в глаза. – И она поглядела на меня ясными, широко открытыми глазами.
