из моего окружения? Прежнего окружения? О моей бывшей жене, ее любовниках?
– Нет, – быстро, слишком быстро ответила она и увела взгляд за окно.
– Хорошо, – не стал наседать Карелин. – А были у него враги? Может, угрожал кто?
– Не угрожал. Шантажировал. Кто – не знаю. Но я сама лично вытащила из его почтового ящика белый конверт с письмом. А там слова: я знаю, что ты сделал во вторник. Миша переживал сильно. Все раздумывал и раздумывал: кто мог прислать? Ничего ему на ум не приходило. И вдруг повесился. И записка: устал, простите. От чего устал? За что простите? Я тут размышляла… – Валентина Ивановна грустно глянула на Машу. – Может, он что-то вспомнил про злополучный вторник? И это его сломало?
– А чай? С кем он мог пить тот же чай, которым опоили Зинаиду Сироткину?
– Точно не со мной! – гневно глянула она на гостя. – И заставить его никто не мог. Миша очень осторожным был.
– Следовательно, он доверял тому человеку, который, предположительно, навестил его перед самоубийством? Так? – вытянув шею, сверкнула в ее сторону глазами Мария Сергеевна.
Подумав над ее словами, Миронова согласно кивнула.
– Выходит, что так. Но я понятия не имею, кто это мог быть, – всплеснула она руками. – Никогда не видела его с кем-то, кроме родственников. Но они его в тот день не навещали. И как назло, сама рано спать легла. Сериала не было в тот вечер, заменили футболом. Я и легла. Так-то все вижу в окошко. Кстати, Мария Сергеевна…
Женщина грузно ворохнулась в своем высоком кресле, подозрительно прищурилась в ее сторону.
– Что хотел от вас этот пижон, который подходил к вам после вашего визита ко мне?
– Да ничего особенного. Он совершал пробежку на спортивной площадке. Просто случайно столкнулись на стоянке. Поговорили. А вы и это видели? – коротко улыбнулась Маша.
– Я много чего вижу. И видела, что он не случайно с вами столкнулся. Он караулил вас. И потом долго смотрел вслед вашей машине.
– О ком речь? – не понял Дима.
– Окунев.
– Окунев бегал по нашей дорожке на спортивной площадке? – Карелин так изумился, что голос ему изменил. – С какой вдруг стати?
– Не знаю. У него дома, со слов Осипова, целый спортзал.
– Странно… – подметил Дима.
– Еще как странно, – подхватила неожиданно хозяйка квартиры, подаваясь вперед. – Вырядился, как петух. Обувь скользит. Он несколько раз чуть не упал. Согласна – странно. Это он Марию Сергеевну караулил, сто процентов. Девушка она у нас красивая…
И Валентина Ивановна за минуту наговорила ей столько комплиментов, что Маша засмущалась. А Карелин улыбался. Рассматривал ее и улыбался.
– А с моей соседкой Михаил Иванович не дружил? – скомкав улыбку, посерьезнел Карелин.
– Нет. Она же не так давно в нашем доме поселилась. Лет пять, не больше. Здоровались мы с ней и только. Кстати, может, вам будет интересно, Мария Сергеевна, но зять Зины, оказывается, ходок!
И Валентина Ивановна снова, как и голубоглазому капитану, из слова в слово повторила всю историю про овощной магазин и влюбленную парочку.
– Ася, значит… – Маша уже вовсю листала какие-то фотографии в телефоне.
– Да, так он ее называл. И все уговаривал, все уговаривал потерпеть.
– Надо же, – изумленно крутил головой Карелин. – А нам сказал, что с женой наладил отношения, разводиться передумали.
– Вот-вот! Каков мерзавец, – поддержала она гостя.
И тут же одернула себя. Чего это она перед ним распинается? Забыла: кто он и что натворил?
– Взгляните, Валентина Ивановна. – Маша встала, подошла к ней, протянула телефон. – На этой улице потом появилась девушка Ася?
Женщина долго вглядывалась в вывески, проводила пальцем над телефонным экраном в сторону пешеходного перехода, снова рассматривала магазины, потом согласно кивнула.
– Я была на другой стороне. И они поначалу там были. Но потом Сергей уехал на машине. А его девушка в ярко-зеленом пуховике появилась там.
– Спасибо. Это важно! – воскликнула Маша, просматривая названия бутиков. – И еще вопрос, Валентина Ивановна… Последний… Может, вспомните что-то о конверте, который вы вытащили из почтового ящика Михаила Ивановича?
– Да я уже говорила вашему капитану: просто белый конверт.
– Белый, чуть сероватый, голубоватый или с легкой желтизной? Белый цвет ведь бывает разным, – пристала Маша, не подозревая, что почти слово в слово повторяет вопрос коллеги Осипова.
– Белый. Очень белый, – потерла Миронова переносицу. – Я тут думала, когда капитан ушел. И кое-что вспомнила про этот конверт. Я же его долго в руках крутила. Думала, может, ошибочно, кто Мише в ящик его сунул. Так вот, сзади конверта, где как раз он заклеивается, птичка маленькая была.
– Птичка? – в один голос воскликнули Маша с Карелиным.
– Ее почти не видно было. Если конверт чисто-белый, да? То птичка чуть серее. Ровно по центру. Сзади.
Карелин вытащил из подставки бумажную салфетку, искусно сложил ее конвертиком, ткнул пальцем в нужное место, спросил:
– Здесь?
– Да. Получалось, что голова и клюв на клапане, а все остальное на самом конверте. А когда его заклеиваешь, то как раз птичка выходит целиком. Но говорю, ее почти не видно было. Я рассмотрела, потому что вертела в руках конверт и не знала, что с ним делать. И забыла совсем про это, только вот вспомнила…
Они еще посидели минут десять. Вопросов больше ни про Мишу, ни про Зину не задавали. А вот про то, почему она до сих пор не в его команде, Карелин спросил.
– Вы же знатный кондитер, знаменитый, можно сказать, Валентина Ивановна. Зачем зарывать талант так рано? У нас там женщины печенье изготавливают, хлеб пекут, у них уже заказы появились. Неплохая добавка к пенсии…
Печенье! Можно себе представить, что они там напекли! Миронова еле сдержалась, чтобы не начать критиковать. Кому, как не ей знать, какой температуры должна быть мука и масло, чтобы получилось настоящее печенье. Как правильно белки взбивать, а когда тесто раскатывать. Она ведь точно знала, что в команде Карелина не было ни одного дипломированного кондитера. Ни одного!
– Думаю, вам надо к нам присоединиться. Хотя бы раз съездили, посмотрели. Чего, в самом деле, в одиночестве тут. – Карелин выразительно посмотрел на ее высокое кресло у окна.
– Да у вас там уж все вакансии наверняка закрыты, – отмахнулась Миронова.
– У нас нет такого понятия. У нас не предприятие. У нас клуб по интересам. Каждый занимается тем, что любит. И на что есть силы. Мое дело – все это узаконить. И вам буду крайне рад…
После их ухода она так разволновалась, что принялась ходить из угла в угол по квартире. Все раздумывала над его предложением. И «за» много находилось,
