то совсем чуть-чуть. А он вон какой! Надежный и серьезный. И ласковый, и терпеливый.
Понравится ли он мальчишкам, вот вопрос! Вдруг заартачатся? Вдруг ни в какую не захотят его в семье? Надо будет какие-то правильные слова подобрать. Как-то толково объяснить им. Если что, на Петровича можно будет и траты списать. Как вариант!
Лада немного поволновалась на этот счет и уснула безмятежным, без тревожных видений, сном. Проснулась от странных звуков с кухни и даже напугалась. Там что-то погромыхивало и шкворчало. И пахло вкусно. Непривычно для ее утра.
Быстро натянув старенький халатик из вафельной ткани, Лада босиком пошла на звуки. А там Петрович в одних тренировочных штанах завтрак им готовит. Лада замерла в дверном проеме, пристально рассматривая его.
А он еще даже ничего. Мускулистый, крепкий. Кожа гладкая, может, и без модного загара, но без прыщей. И жира нет. Это тоже порадовало.
— Проснулась? Сейчас завтракать будем. И на работу. Вместе пойдем? Или поврозь для конспирации?
Он замер со сковородкой в руках, на которой вздувался ароматный омлет. Посмотрел с тревогой, но с пониманием. Все примет, поняла она.
— Вместе, — улыбнулась она. — Я же сказала тебе «да», какая уж теперь конспирация? Я в ванную. И сразу за стол. Опаздывать нельзя.
В ванной она задержалась. Все рассматривала себя в стареньком овальном зеркале, треснувшем в левом верхнем креплении.
Что он нашел в ней? Чем она ему понравилась? Высокая, стройная, это да. И ноги у нее красивые. Но лицо…
Лада прихватила щепотью тусклую кожу на щеках, пощипала. Никакой реакции. Никакого румянца. Бледная, неухоженная, под глазами сетка морщин. А ведь ей всего тридцать семь лет. Единственное, что порадовало, это губы. Алые, пухлые сделались после частых поцелуев Петровича.
— Надо заняться собой, — шепнула она своему отражению в зеркале. — Ты выходишь замуж, дорогая…
Умылась и непривычно вымыла голову. Она никогда перед работой ее не мыла. Смысл? Весь день в косынке и каске. К вечеру под ними не волосы, а сосульки. Сегодня вымыла. Не сидеть же за завтраком напротив Петровича со спутанными лохмами.
Быстро высушив стареньким феном волосы, Лада сделала высокий хвост — ей всегда это шло. Не пожалев, надела новую водолазку, теплые колготки под джинсы. Еще раз придирчиво осмотрела себя. Она очень стройная, очень! И ноги у нее длинные и красивые. Жаль, что Петрович ночью этого не рассмотрел. Они стеснялись включить свет. Даже ночник.
— Вот, Лада, кушай, пожалуйста.
Он заботливо пододвинул к ней тарелку с омлетом. Кусок булки с маслом, горячий чай. И даже откуда-то выудил шоколадную конфетку.
— Приятного аппетита, миленькая. — Петрович пожирал ее глазами. — Когда мальчикам скажешь?
— Сегодня и скажу, — пообещала она. — Буду в обед созваниваться и скажу.
— Хорошо. — Он улыбнулся. — Не хочется затягивать. Я и так очень долго ждал тебя, Лада. Даже иногда боялся, что умру, не дождавшись.
Она тихо рассмеялась, понимая, что смеется от счастья. Привстала. Перегнулась через маленький обеденный стол и звонко поцеловала Петровича в щеку. Кстати, он уже успел побриться. Интересно чем?
— А у меня с собой всегда маленькая электробритва. Старомодная, но надежная. Иной раз на работе по щекам пройдусь. Сегодня вот утром пригодилась, — пояснил он ей, поймав удивление. — Мне важно, чтобы ты видела меня всегда выбритым.
А у нее морщинки под глазами. И тусклая кожа на щеках. И волосы требуют хорошей стрижки. Надо срочно заняться собой. Срочно!
— Все будет хорошо, Петрович, — пообещала она и тут же поправилась: — Сережа…
После завтрака он сразу собрал мусор и вызвался его вынести в контейнер во дворе.
— Ты одевайся, миленькая. И выходи. Я уж подниматься не стану.
Петрович вышел, она тут же заперла дверь. Без него в квартире будто холоднее и опаснее стало. И тревожные мысли тут же принялись терзать.
Кто мог открыть дверь ее квартиры? Как? Может быть…
— Точно! — ахнула Лада.
Ключи брата! Она их не нашла. Там увесистая снизка была. И среди всех прочих ключей был и от ее квартиры тоже. Надо срочно менять замки. Тот, кто побывал в ее квартире вчера, может вернуться.
Она застегнула новенький пуховик до самого подбородка. Шарф пока не приобрела. Вязаную шапку, требующую срочной замены, оставила на вешалке. Не замерзнет в капюшоне. И вышла из квартиры.
Петровича во дворе не было. Может, уже на остановке стоял, мерз. Может, в киоск подался за свежими газетами. Был у него такой пунктик: покупать газеты. Или решил ей пирожные купить к чаю? За углом кондитерская с очень вкусным названием «Суфле». Лада ее обычно обходила за версту. Там крохотная корзиночка с фруктами и желе стоила как два с половиной батона. Это угощение не для нее и не для мальчишек.
И если Петрович ее вдруг решил порадовать, то это будет высшим пилотажем в его ухаживаниях.
За углом его тоже не было. И сквозь огромные окна кондитерской она его не увидела. Значит, на остановке ждет ее. Лада шагнула в сторону от ступенек кондитерской с вкусным названием «Суфле», как в руку ее чуть выше локтя кто-то вцепился.
— Иди и не оглядывайся, стерва, — произнес незнакомый женский голос. — И не дергайся вообще! А то получишь нож в сердце! Поняла?
— П-поняла, — прошептала она, заикаясь. — Кто вы? Что вам нужно?
— Кто я — тебе знать не надо, — негромко и убедительно произнесла женщина, держась за ее спиной, но очень крепко держа ее за локоть. — А вот ты должна вернуть то, что забрала. Поняла?
— Нет, — твердо ответила Лада.
Пусть ей хоть сто ножей в сердце воткнут, деньги она не отдаст! Этот шанс, выпавший ей единожды в жизни, никогда уже и ни при каких обстоятельствах не повторится!
— Что нет? Не вернешь или не поняла? — нетерпеливо проговорила женщина и стукнула ее между лопаток.
Удар был несильным. Пуховик толстым. Лада не ощутила боли.
— Не поняла. И я не знаю, что должна вернуть.
— То, что забрала у своего брата, верни. Это не его деньги.
— Я ничего у него не забирала.
Лада уже начала успокаиваться и даже злиться. Эта женщина ничего ей не сделает. Утро. Город. Народу кругом полно. Если Лада сейчас закричит, все сбегутся. И этой дряни не поздоровится. Лада уже поняла, кто это. Наверняка та девушка, которая навещала Вадика перед самой его смертью.
И да, она могла бы закричать сейчас в полный голос. Но ей стало интересно.
— И ты дура, раз считаешь, что у Вадика были деньги. Мне его хоронить было не на что. И поминали тем, кто что принес. Если и
