– Сто процентов? – на лице Хоупа появилась неестественная улыбка. – Может я не понимаю вашего юмора… но сто процентов?
– Это не шутка, это правда. И если бы все делали что я говорю, то ничего этого бы не было. Я ведь с самого начала сказал, чтобы все держались вместе.
– То есть… – вклинилась Элизабет.
– То есть, если держаться вместе, то ничего не случится.
Слова детектива лишь вызвали у Хоупа ироничную усмешку. Но решив больше не подливать масла в огонь, он замолчал.
Колин, сидевший до селе молча, решил тоже поучаствовать в обсуждении:
– А к-как продвигается д-дело?
– О… дело продвигается очень быстро.
Не получив удовлетворения от такого ответа Колин перефразировал свой вопрос:
– И в-вы знаете, кто убил М-майкла и Жаклин?
Детектив оглядел всех звериным взглядом:
– Есть у меня парочка идей… но лучше эти мысли я оставлю при себе.
– Не думаю, что смерть мисс Уайт стоит приписывать убийце. – заговорил Брайан, чем вызвал странное оживление.
– В каком это смысле? – протараторила Элизабет.
Детектив смотрел на Морриса, не понимая, зачем он заговорил об этом. Каждая мелочь имела в этом деле важную роль, а он рассказывает совершенно беззаботно о том, что видел.
– Смерть мисс Уайт можно считать несчастным случаем. Всё указывает на то, что это была передозировка.
– Зачем ты это говоришь? – едва слышно прошамкал Дэвид, закрыв глаза.
– Т-так получается, что это нелепое с-с-совпадение?
– Вполне возможно, что это именно так.
– Это правда? – обратилась Элизабет к детективу.
Ему совершенно не хотелось оговорить об этом, даже Моррису он всего не сказал, когда нашли Жаклин, а теперь всё начинается по новой…
– Да… – нервно начал Абрансон. – Но нет…
Брайан повернул голову в сторону детектива и посмотрел на него. Никто и не заметил, какое довольное выражение лица проступило на долю секунды, но совладав с собой, он всё же изобразил неподдельное удивление.
– Что простите?
– Сейчас ещё рано утверждать, что смерть Жаклин не имеет отношения к делу.
– У вас есть другая версия? – не унималась Элизабет.
Слова Элизабет были подобны наркотику для него.
И именно поэтому, он не в силах был сказать ей «нет».
– Есть кое-что…
– Я бы с удовольствием послушал, это кое-что. – перебил его Хоуп.
Детектив тут же попытался откреститься и перевести тему на другую:
– Это всего-навсего мои мысли… это немного запутанно…
Хоуп продолжал стоять на своём:
– Здесь всё, мягко говоря, немного запутано.
Абрансон стоял в нерешительности, с одной стороны раскрывать детали следствия было бы опрометчиво, но с другой был какой-то удивительный интерес всех и каждого касательно смерти мисс Уайт. Вполне возможно, что всё это не просто так…
– Я бы тоже не отказалась послушать об этом… – вновь раздался дурманящий своей сладостью голос Элизабет.
Немного помявшись, детектив всё же заговорил:
– Хорошо, я расскажу, как обстоит дело с её смертью, но это может занять некоторое время.
– Уж чего-чего, а время – это единственное, что у нас осталось. – решил подтолкнуть его лишний раз Хоуп.
– Жаклин Уайт имеет место быть и в реальном мире, точнее имела.
– Что? – невольно раздался удивлённый голос Хоупа.
Игнорируя небольшое волнение, детектив продолжил:
– Здесь нет ничего удивительного, разве что… в реальном мире она была убита именно таким способом. Мы ведь поначалу тоже думали, что это простая передозировка, но как установили наши эксперты, в наркотик был подмешан цианид, который, в купе с ним, и стал главной причиной её смерти…
– Цианид?… – повторила за детективом Элизабет.
Пока Абрансон вёл пояснительную беседу по убийству Жаклин, Брайан, отошел немного в сторону и облокотился о колонну. Став так, что его почти не было видно, он достал дневник Руперта и начал его листать. Спустя пару десятков страниц, он, наконец, нашёл запись сделанную его почерком.
«…Новая трагедия в семействе Стоун…
…теперь рука смерти коснулась Жаклин Уайт…
…матери Стеллы Стоун…
…спустя всего каких-то 30-тъ дней…»
С каждой новой строчкой, да ещё под аналогичный рассказ детектива, в голове Моррис вспыхивали одна за другой картины, словно фотографии…
Некогда шумный и грандиозный особняк на Грэйт Лейке Драйв превратился в настоящий склеп. С момента смерти Стеллы прошло около месяца. И за это время поменялось всё кардинально. В первую очередь изменения коснулись дома.
Миссис Грин была неким источником, который поддерживал весь дом в порядке и наделял его светом и живыми красками. Но с её уходом дом окрасился в серые тона. Даже небо сегодня весь день было затянуто облаками. Всё обилие зеркал, в которых некогда искрилось солнце, были завешаны чёрными простынями.
Во всём доме не было ни единого слуги. Лишь конюх, приходил каждое утро, дабы проверить состояние скакунов и обеспечить их едой. Остальные же были разогнаны убитым горем Рупертом, топившем свою утрату в непомерных количествах алкоголя.
Оставшись один на один в этом доме и, погружаясь в эту атмосферу мёртвого дома, с его тишиной и запустением, он сам чувствовал себя мертвецом. Почти не выходя на свежий воздух, он уже забыл каково это ощущать на своём лице дыхание ветра. Побелевшее и осунувшееся лицо Руперта, походило к этому дому как нельзя лучше.
Руперт сидел в своём любимом кресле, в просторной комнате на втором этаже, отданной под библиотеку. Обилие увесистых книг, было сродни с азартом коллекционера для него. Раньше он мог сутки напролёт пропадать в этой комнате, всматриваясь в выцветшие страницы старых книг. Именно старых, пожелтевших и измятых временем страниц, а иначе терялась ощущение истории.
Огромное витражное окно переходило в такую же узорчатую дверь на балкон. Направленная на север она выходила прямиком на озеро. Руперту было достаточно лишь сидеть в своём кресле и смотреть сквозь разноцветные стекляшки на спокойную гладь воды.
Потеряв всякую цель в этой жизни, он не следил за собой. Растрёпанные волосы, густая щетина, уже сменилась на неуклюжее подобие бороды. Давно не стираная рубашка торчала из под столь же неопрятного пуловера, коричного цвета. На небольшом столике рядом с ним, расположился коллекционный экземпляр виски Dalmore с более полувековой выдержкой, пустые родственники которого были щедро расставлены по всей комнате.
Вошедшая в комнату Жаклин тут же принялась своим громким голосом пилить Руперта:
– Сколько можно тут сидеть?
Руперт сидел, не поворачивая на неё головы, лишь его зрачки едва заметно переместились в её сторону. Сидя полностью отрешённо, в пьяном угаре, он никак не реагировал на неё.
– Снова пьёшь эту гадость. – она подошла к столику и, взяв наполненный стакан виски, выпила его.
– Как это можно пить? – сделав жест отвращения, Жаклин поставила стакан на книжный стеллаж и продолжила прогуливаться по комнате.
– Раз уж ты не хочешь говорить, тогда буду говорить я. Я долго терпела тебя, слишком долго… и вот к чему это привело…
Она подошла к окну и уставилась на водную гладь.
– Я ведь говорила, что у неё с тобой будут одни неприятности, я предупреждала её, наверно это я во всём виновата…
Отголоски садившегося солнца, отражаясь от воды, светили прямиком на усадьбу. Витражные кусочки окна, освещенные солнцем, щедро украсили комнату разноцветными бликами. Прищурив глаза, Жаклин продолжила:
– Нет… это ты во всём виноват. – она повернулась к нему лицом. – Это ты всё время изводил её своими выходками.
– Всё ещё молчишь? – это обстоятельство всё сильнее и сильнее злило её.
– Ты наверно забыл, из какой ямы Стелла тебя достала? Могу тебе напомнить… У тебя не было ни копейки за душой. Все твои деньги благополучно растащили на сувениры твои же брокеры. Но почему-то Стелла тебя пожалела. Она даже решила замарать далеко не последнее имя в этом городе Уайт, сменив на Грин…
– Даже этот дом, этот дом она выкупила, чтобы порадовать тебя, чтобы ты, наконец, взял себя в руки и перестал вести себя как тряпка…
– Но ты… всё к чему ты прикасаешься всё разрушаешь, сначала ты погубил наше имя, затем мою дочку… а теперь что? Теперь даже твоя собственная дочь сбежала от тебя! Ты хоть знаешь где она сейчас?
При упоминании Мэридит, грудная клетка Руперта перестала подниматься, замерев на одном месте, он бросил быстрый взгляд исподлобья на Жаклин. Ему определённо было что возразить, но он снова промолчал.
– Что ты молчишь? Даже возразить нечего?
Жаклин не сдержавшись, отвесила Руперту сильную пощечину, от которой его голова, словно привязанная на верёвке, качаясь, наклонилось вниз.
