— Он еще издевается! — возмутился Гена. — Чуть не провалились по твоей милости.
— Глубже, чем здесь, уже не провалимся.
Шедший впереди Вася остановился возле ступенек, которые вели к приоткрытой ржавой двери.
— Вам сюда, — сказал он. — Выйдете к смотровой площадке.
— Сколько с меня? — спросил Сергей, пожимая ему руку.
— Да нисколько, — отмахнулся тот. — Рад был помочь хорошим людям. Надеюсь, вы порядком навредили этим жирным свиньям там, наверху.
— В какой-то мере мы и сами являемся одними из них, — смущенно вставил Карпуньков.
— Были бы, не полезли на дно, — ответил Вася. — А на будущее запомните: придет время, и мы сожжем эту проклятую Москву со всеми ее казино и «Макдональдсами». Силы есть.
Расставшись с подземным Пугачевым и выбравшись на свежий воздух, Сергей заметил:
— Прислушайтесь к голосу народа, друзья мои. Не сомневаюсь, что его слова сбудутся. Я даже знаю, точную дату Апокалипсиса, предсказанную обществом эсхатологов. Первое сентября. Это будет самый безумный подарок к моему дню рождения.
— В таком случае я подарю тебе огнетушитель, — отозвался Карпуньков. — Потому что, несмотря на твои убеждения, я не думаю, что ты будешь равнодушно взирать в позе Наполеона на горящую Москву.
— Ну а я презентую тебе целую пожарную машину с брандмейстером и его командой, — добавил Гена. — Денег к тому времени будет пять мешков и маленькая тележка.
Неподалеку от смотровой площадки, как и было условлено, их поджидал Савва в своей помятой «Волге». Выглядел он довольно кисло.
— Скверная история, — сказал он. — Опять гаишники привязались. На сей раз толкнул бампером поливальную машину. Совсем ездить разучился.
— А почему не бензовоз? — сердито спросил Днищев. — Мы бы наконец-то от тебя избавились.
— Они номера записали, — продолжил Савва.
— Ты же их сменил?
— Я соврал. Некогда было.
— Придурок. Зачем мы только с тобой связались! Сплошные проколы. Уж твою-то морду они хорошо запомнили.
— Успокойся, Сергей, — остановил его Карпуньков. — Наши морды у референта также отпечатались. Будем надеяться, что как-нибудь пронесет. В крайнем случае, если попадем в розыск, я вас всех спрячу в одном из сумасшедших домов. Так и быть, освобожу палату.
— Неплохая идея. Ладно, поехали.
— Куда теперь? — спросил Савва, выруливая на дорогу в опасной близости от бетонных столбиков. Он все-таки не удержался и умудрился задеть один из них правым крылом. Раздался скрежет, «Волгу» тряхнуло.
— По-моему, ему доставляет наслаждение ломать машину, — заметил Днищев. — Какой-то автомобильный садист.
— Может быть, ты при этом испытываешь еще и половое удовлетворение? — поинтересовался Карпуньков. — Не стесняйся, ответь мне, как доктору. Мне нужно для диссертации.
— Куда ехать-то? — огрызнулся Савва.
— Домой. Сегодня больше никого грабить не будем.
— А с этим… получилось?
— Наполовину. Шустрый попался старичок. Бегал за Геной по всей комнате, спустив штаны. Впал в полный транс, так что Леша его еле заколдовал.
— Боюсь только, что вместо денег он приготовит нам конфетные фантики, — добавил психиатр. — Шизофреники непредсказуемы.
— Нет, правда, нам можно надеяться? — Савва обернулся к сидящей позади него троице, а «Волгу» повело при этом куда-то вбок, на пешеходный тротуар.
— С тобой мы можем надеяться только на похороны в общей могиле, — выдохнул Днищев, увесисто толкнув его в плечо. — Держи руль! Скоро от твоей машины останется одно колесо.
— Ничего, я и на нем доберусь до Каира.
— Если нам повезет и мы доедем до «Иглара», то обязательно должны выпить за удачу, — с некоторым сомнением в голосе произнес Днищев.
Возражений ни от кого не последовало.
Через час, уединившись за отдельным столиком в глубине зала и изрядно нагрузившись пивом, четверка обменялась мнениями по первому этапу операции «Рендаль».
— Все прошло на три с плюсом, — сказал Днищев. — Старичок вроде у нас на крючке, а удочку держит Леша Карпуньков. Как бы только не оборвалась леска.
— Не оборвется, — ответил тот. — Его сознание уже закодировано.
— Как все-таки это тебе удалось? — спросил Гена. — Объясни популярно, чтобы и Савва тоже понял.
— Не такой уж я идиот, — буркнул «шейх». — В Египте мне приходилось наблюдать фокусы похлеще. Там один гипнотизер на наших глазах поднимался в воздух и парил над землей. А потом отрезал себе голову кривым ножом, клал ее на блюдо и давал каждому потрогать за ухо.
— Бывает, — согласился Карпуньков. — Только это негигиенично, да и шрамы потом остаются. Лучше всего голову отсекать скальпелем, между четвертым и пятым позвонком, и желательно под строгим наблюдением специалистов. Чтобы они потом смогли приделать ее на место. А с Рендалем все очень просто. Знаете ли вы, что в нашей стране процентов девяносто населения уже зомбированы в той или иной степени, но не догадываются об этом? И готовы выполнить любую команду, начиная с высших руководителей.
— Ну, те-то мать родную зарежут, — кивнул головой Днищев.
— Практически еще десять лет назад мы стали объектом психотропной войны, — продолжал Карпуньков, оседлав своего любимого конька. — Это я точно знаю, сам проходил стажировку в США по всяким элептонным воздействиям на человека. Но там, между прочим, массовый гипноз запрещен конгрессом. А у нас? Колдуны, маги, феи, тролли, барабашки и прочая чертовщина. А мир, кстати, заселен не только живыми существами, но и так называемыми критерами, а попросту тварями. Они невидимы глазу, но существуют, принимают различные формы. Например, НЛО. И все чаще вмешиваются в земную жизнь.
Но это так, к слову. Мы остановились на том, что психотропная война привела к массовому зомбированию нашего общества. Вспомните припадки около «Белого дома», рок на баррикадах, телесеансы Кашпировского и Чумака, терроризм, преступность и повальное сумасшествие на долларах. Все это звенья одной цепи. Народ превращен в дебилов, а нарождающиеся поколения — в мутантов. С экранов вешают дикторы с ярко выраженным отрицательным зарядом, их даже не надо проверять на аппарате Кирлиана — и так все ясно. А телесигналы увеличивают эту энергию в тридцать тысяч раз. И сидящие у ящиков идиоты начинают еще быстрее сходить с ума от злости, берут ножи и режут любимых жен. Я уже не говорю о двадцать пятом кадре, который телероботы не видят, потому что он запущен прямиком в их подсознание. Но в этом кадре может идти любая информация. Допустим, такой приказ: «Люби своего президента больше всех на свете». Или: «Посмотри телевизор, а потом убей себя». Люди как бы находятся в виртуальной реальности, из которой боятся выйти. Они выполнят любое желание Хозяина.
— А кто Хозяин? — спросил Гена. Остальные молчали, поскольку были увлечены не только лекцией, но и пенистым пивом с креветками.
— Дьявол. Поскольку он существует, — ответил Леша.
Выждав паузу, Карпуньков продолжил:
— Может быть, и сами мы уже закодированы на какие-то поступки. Я этого не исключаю. По работе мне приходилось бывать на разных сборищах, которые частенько проходят на стадионах. Вот, например, месяца два назад был в «Олимпийском». Выступал там некий проповедник — отец Назарий.
При этом имени Днищев вздрогнул и насторожился.
— В зале было полно людей из его братства, да и просто любопытных хватало. Тысяч десять. И что бы вы думали? По его команде они скандировали, вскакивали с мест, снимали ботинки и носки, двигали руками и головой, как заведенные. Словом, были полностью одержимы. Мне казалось, что в них, во все десять тысяч человек, вселились бесы. А впрочем, так оно и было. Если бы отец Назарий в этот момент показал на какую-нибудь жертву и произнес: «Убейте его!» — они растерзали бы не задумываясь. Да и нечем было бы думать: сознание их умело выключили. Мне стало страшно, честно скажу. А ведь Назарий — какой-то недоучившийся студент, кое-как овладевший методом манипуляции человеческими мозгами, нахватавшийся поверхностных знаний о геопатогенных зонах. Да по сути это обыкновенный преступник. И вы думаете, что я, профессионал, человек, посвятивший психиатрии всю жизнь, не смог бы справиться с одним-единственным старым шизофреником вроде Рендаля? Мы могли бы даже обойтись без переодевания Генки в бабу… Но только тогда мне пришлось бы потратить больше времени, — подумав, добавил он.
— Вот именно, — произнес Днищев. — А так, увидев нашу соблазнительную брюнетку, он тотчас вошел в транс.
Гена, сидевший за столиком без парика, но все еще в женском платье, да еще в туфлях с отломанными каблуками, представлял комическое зрелище. Его лысоватый череп хорошо гармонировал с лицом, покрытым косметикой.
— В следующий раз я согласен облачиться лишь в шкуру гориллы, — сказал он.
