— Вчера позвонила женщина, — Хвостов удачно избежал взгляда Казанцевой, — и посоветовала взять у тебя отпечатки пальцев. Она же сообщила о таксисте. — Майор потер подбородок: — Но все как-то сложно, запутано и слишком умно.
— А кто вам сказал, будто вы имеете дело с дурой? — удивился я. — Лена — умная женщина, иначе Чаныгин, который ни черта не смыслит в науке, не взял бы ее в сообщники и не сделал бы своим замом. Но думаю, он зря надеялся на свою долю в афере с папкой. Заполучив в свои руки документы, Казанцева из своих рук их ни за что бы не выпустила. Не в ее характере. Да и зачем ей делиться с бывшим директором, который к тому же переезжает в другой город?
В ответ на мои слова Лена покривила в усмешке губы и сделала красноречивый жест у виска.
— С большой фантазией недоделанного журналиста можно придумать головоломку похлеще. Однако без доказательств твой рассказ — лишь занимательная история. Надеюсь, в тюрьме у тебя будет достаточно времени для того, чтобы написать хороший детектив.
Я улыбнулся:
— А я надеюсь написать его в домашних условиях… Знаешь, где меня арестовали вчера ночью?
— Меня не интересует, где арестовывают убийц.
— Напрасно, но в порядке информации могу сообщить… Арестовали меня в подъезде нашего дома в тот момент, когда я выходил из дверей твоей квартиры.
Лена переменилась в лице:
— Как ты туда попал?
— О-о… это оказалось опасным предприятием. Я чуть было шею себе не свернул, но рисковал не напрасно. Как ты думаешь, что я обнаружил в ванной комнате за белым шкафчиком?
Глаза Лены налились кровью.
Я кивнул:
— Правильно, папку.
— Ты мне ее подбросил! — выкрикнула Казанцева и подалась ко мне.
Я на всякий случай отстранился и резонно заметил:
— С твоими отпечатками пальцев?
— Ты мог взять любую папку в моей квартире и переложить в нее документы.
— Пусть так, — согласился я, вконец утомленный спором. — Уже отрадно, что ты не отрицаешь существование документов. Но, милая, не мог же я подбросить под ванну твое красное платье, перепачканное кровью Тани. К счастью, перед отъездом в больницу ты не успела уничтожить улики… И если Лена, — сказал я Хвостову, — не заезжала сегодня утром домой, то папка и одежда должны оставаться на месте. Ну, а где орудие убийства, вы уж узнайте у нее сами.
Лена прицелилась и залепила мне пощечину.
Я потер горевшее лицо: "Пора вести учет полученным оплеухам!"
Прошло десять дней с тех пор, как меня освободили. В день моего освобождения Хвостов и Женя вместе с Леной поехали на квартиру Казанцевой и в присутствии понятых провели обыск. Они нашли улики. Под их давлением Лена во всем созналась. Все произошло именно так, как я предполагал. Год назад Казанцева установила за границей, куда она иногда ездила по делам института, контакт с нужными людьми, и даже успела передать те самые несколько сфотографированных страниц из папки Чернышева. Военное ведомство на западе заинтересовалось открытием Чернышева и предлагало баснословную сумму за недостающую часть работы.
Лена также указала место на пустыре, куда она выбросила орудие убийства. Им оказалась старая опасная бритва Чернышева, которую Лены взяла в ванной комнате в квартире Тани. Сейчас Казанцева сидит в следственном изоляторе, а я из подозреваемого превратился в свидетеля.
Сапоги, телогрейку и шапку-ушанку я подарил какому-то бомжу, сидевшему в камере под полом Городского Управления Внутренних Дел. Мой злополучный свитер с разноцветными полосками мне вернули, но я его не ношу, потому что он вызывает у меня неприятные воспоминания.
Мучивший меня вопрос — каким образом Хвостов вычислил Лену — разрешила моя мать. Это она на допросе у майора проговорилась о том, что я ушел в субботу вечером к Лене и вернулся домой лишь в половине второго ночи. (Подумать только, мои родители жили по-новому времени с 10 часов!)
Чаныгина из отпуска отозвали. Кроме истории с работой Чернышева, в "Научно-исследовательском институте" выявили ряд финансовых нарушений. Сейчас им и Рудаковым занимается прокуратура. После следствия Чаныгин вряд ли останется в столице да и в институте, очевидно, лишится работы, как, впрочем, и Рудаков.
Рубан, который занимался работой Чернышева, открытие подтвердил, и оно так и названо — "Открытие Чернышева". Справедливость восторжествовала.
С Борисом Егоровичем Хвостовым у нас восстановились добрые отношения, он часто вызывает меня на допросы в свой кабинет и все "грызет сухарики". Очерк о работе милиции я написать не успел, но редактор продлил мне командировку еще на неделю. За отпущенные дни я написал этот отчет. Завтра отнесу его редактору, а вот примет он его или нет, решать ему.
Да, совсем забыл! Апрель оказался развратником похлеще Марта, напропалую гуляет со всеми временами года, — но я таким не буду!
