на нее руками. – Что твой портрет уже был вывезен отсюда экспертами. Это другой, Аня. Он их сделал несколько. Этот, к слову, потащил с собой, когда Пеклов увозил его на верную погибель. Там я его и забрал.
– Ты и Осетрова убил?!
Аня попыталась приподняться чуть выше, но сил не было. И шея за левым ухом странно сильно болела. Она тронула это место ладонью.
– Это укол, Анечка. Извини. Но ты ведь очень сильная. Как еще можно было с тобой справиться? Моя первая попытка не увенчалась успехом. Пришлось продумать все до мелочей. Ты отключилась мгновенно. И прежние силы к тебе так и не вернутся. И я сделаю тебе еще один укол. Он у меня уже приготовлен. Ты будешь в сознании, но не сможешь двигаться. И все будешь понимать.
– Что именно?
– Что ты умираешь, истекаешь кровью. А я соберу ее – не пропадать же добру, – он хихикнул. – И напишу самую лучшую свою работу. Которая сделает меня знаменитым.
– Серова ни при чем? – сделала она неожиданное предположение. – Тебе надо было как-то запятнать Осетрова. Ты завидовал ему. Его таланту. А тут он еще и краску изобрел.
– Это я! – заорал вдруг Рыжов нечеловеческим голосом. – Это я ее изобрел, поняла?! А он у меня украл рецепт. И выдал за свой. И поэтому оттенок пурпура на его мазне всегда выходил не таким, как у всех. А это было мое изобретение! Еще когда я учился в колледже искусств, я его придумал. И, дурак, поделился радостью со своим преподавателем. А он… Он украл у меня мое открытие! И выдавал за свое. Продавал на Точке картины, сволочь!
Илья всхлипнул по-детски, съежившись на венском стуле и замирая странной уродливой скульптурой.
– А ты принялся досаждать Паршиной, приставал к ней, умолял найти рецептуру у Осетрова. Так?
– Так. Только рецептуру я знал. Лучше всех! Мне просто нравилось ее преследовать. Она же была девушкой Осетрова! А это стало для меня сигнальной линией. Черной меткой для всех его баб!.. Она злилась, психовала, жаловалась своему тупому дружку – Димке Пеклову. А что он мог? Он промямлил что-то, когда подошел ко мне. Что он мог мне сказать, если задолжал мне столько, сколько Лидке и не снилось.
– На что ему нужны были деньги?
– Дом отстроить, – фыркнул Рыжов почти весело. – У него сгорел дом. Молния попала или из-за неисправной электропроводки…
– Или ты его поджег, чтобы скрыть следы преступления – убийства Серовой. Так? Так было?
– Или так, – совершенно буднично отреагировал Рыжов, подергав плечами. – Больно любопытный там дед по соседству жил. Все вынюхивал, подсматривал. Мог и разболтать что-то. Пришлось принять меры предосторожности. Огонь способен уничтожить все следы. Все!
– Но он успел нам дать показания. И он узнал тебя, – соврала Аня, спрятав за поясницу руки и пытаясь размять пальцы, сжимая их в кулаки и с силой разжимая. – Его показания есть в деле.
– Серьезно? – он нежно улыбнулся ей и грациозно качнул головой. – Показания покойника, пьющего последние несколько лет каждый день… Вряд ли кто-то воспримет их всерьез.
– Это ты? Ты помог ему умереть? Рассказывай уж все до конца, раз собрался меня убивать.
– Нет. Вот дед точно сам помер. Болтают, в погреб свалился. Так?
Аня не ответила.
– Наверняка пьяным был. И плевать! Разве это человек? Это же насекомое. Я такими, как он, брезгую. Как и такими, как подруга Лидочки, Алена. Это, по моему мнению, самка насекомого. Огромная, жадная, с мерзкими алчными гениталиями. Померла, и хорошо. Но это точно не я. Я работаю… – кончик его правого указательного пальца коснулся ее левой ключицы, нежно провел влево-вправо. – Филигранно. Ты скоро в этом убедишься.
– Я поняла. Поняла.
Аня попыталась отодвинуться от него подальше к стене, прикосновение к холодным кирпичам бодрило и, кажется, наполняло ее энергией. Пальцы стали более послушными и уже живо сжимались в кулак. И когда Рыжов отводил взгляд от ее ног, она пыталась напрячь икроножные мышцы, и ступнями удавалось шевельнуть.
– Расскажи мне о женщинах, которых ты убил, – попросила она самым жалобным голосом, на который была способна. – Если мне суждено умереть так же, я хотела бы знать: за что, почему? Вероника… Серова… С нее все началось?
Взгляд Рыжова поплыл, сделался замутненным, когда он отрицательно мотнул головой.
– Нет. Не с нее. Началось все с Ирочки. С моей старшей сестренки. Я любил ее… Любил больше, чем родители. Мы были с ней так близки, так близки… Она позволяла мне забираться к ней в койку и трогать себя, – шепнул Рыжов доверительно, и глаза его снова заблестели слезой. – Родители ни о чем таком не догадывались. Как и о том, что моя Иринушка позволяла себя трогать не только мне.
– Сколько вам было лет? – Аня заинтересованно приподняла голову, порадовавшись, что мышцы пресса отозвались.
– Ей двенадцать, мне восемь.
– О господи! – только и смогла она выдохнуть.
– Считаешь, что мало, что рано? Может быть… Но я очень любил ее, и как сестру, и как юную леди. Это был мой запретный опыт. А она предала меня!
– Как?
– Она сошлась с соседским мальчишкой. И все рассказала ему, как пускает меня к себе в койку. И что со мной при этом происходит. И она… Она хохотала при этом. Запрокидывала голову вот так…
Рыжов запрокинул голову, обнажив острый кадык, по которому Анна – будь она в силе – запросто могла бы ударить ногой и вырубить мерзавца.
– И ее длинные белые волосы метались на ветру, как знамя! Белое знамя сдававшихся на милость победителя. И я не простил ее. Я убил ее.
– Как именно?
– Я толкнул ее под работающий комбайн. И ее волосы… Ее шикарные белые волосы полетели по ветру, как семена одуванчика. И кровь… Было так много крови, что ею пропиталось все вокруг. Она брызгала и брызгала во все стороны. И Иринушка превратилась в ничто. В бесформенный изуродованный комок. И вот именно тогда я понял, что никогда так больше делать не буду, – немного раздраженно проговорил Рыжов.
– Не будешь убивать?
– Нет. Не буду убивать именно так. Никакой эстетики, кроме улетевшей в небо пыльцы ее волос.
– Серова, – напомнила Анна.
– Вероничка, да… Она мне нравилась. Не так сильно, как Иринушка, но нравилась. И я никогда бы не убил ее, если бы она не поступила со мной так же, как Иринушка. Ты ведь уже знаешь, что на той вечеринке она переспала с Осетровым?
– Знаю.
Рыжов сделался мрачным, воспоминания давили на него. Это даже Аня понимала.
– Все-то ты знаешь… – отозвался он с тяжелым вздохом. – Я утащил ее с той дикой пьяной оргии. Но она все время рвалась назад. И все нахваливала Осетрова как партнера по сексу. Орала на всю улицу, что этот мужик талантлив во всем. И мне пришлось… Мне пришлось заткнуть ей рот! Я увез ее к Пеклову.
– Нож где взял?
– У меня всегда с собой это!
Неуловимым движением он вытащил откуда-то нож с тонким длинным лезвием и резной рукояткой. Помотал у нее перед глазами. Она поняла, что нож складной.
– Я заставил ее замолчать. А когда она умерла, мне в голову пришла великолепная идея с ее волосами. Пусть, думаю, сочтут, что это маньяк вышел на тропу. Ножичком обрил ее, измельчил ее пряди. Накидал на лицо. Это была импровизация, но вам понравилась. И я потом, через пять лет, решил, что пора повторить.
– Что явилось триггером? Почему ты снова начал убивать? – она нарочно говорила тихо и слабо, пусть не спешит с уколом, пусть думает, что у нее все еще нет сил.
Аня лихорадочно планировала нападение на убийцу, размахивающего перед ее лицом ножом. И мышцы, слава богу, отзывались. Главное – успеть! Не прозевать!..
– Не было никакого триггера, умница, – кривая ухмылка неприятно исказила его лицо. – Было то, что называется: догадались! Лидочка Паршина через каких-то своих однокурсников узнала, что Вероничка встречалась со мной. Потом вышла еще на кого-то. Сама или с Пекловым, не знаю. Думаю, это Никита. Мой работодатель. Он много знает о людях и собирает, собирает все в коробочку. Не суть… Лида и Дима вдруг решили, что могут меня прижать. Ей всегда нужны были деньги, а у меня они водились. Я экономный. Она решила меня шантажировать. А Димке так не хотелось возвращать мне долг… Лиду я убил в парке на горе. Все подготовил и отвез потом волосы на то место, которое Осетров выбрал для работы. Вышло красиво. Почти поэзия! Но Валера неожиданно очень быстро утешился. Он выбрал тебя. Он влюбился! Я же знаю, как горели его глаза от любви. И я решил…
– Убить меня возле моего дома?
– Да. Не вышло. – Рыжов тряхнул головой, пригладил волосы. – Но ты дала ему от ворот поворот. И тогда он переключил
