не помню ее имя. И не подает признаков жизни. Наверняка они ее уже ищут! Не стой столбом, дорогой, говори!
Ей все же пришлось вырвать у него из рук телефон и самой все это изложить. Попутно назвать себя. Уверить, что она не сумасшедшая старуха, страдающая бездельем и деменцией. Что она была понятой, когда проводился обыск в доме художника. И видела эту женщину.
– Она при звании. Я не помню ее фамилии. Но тут беда по соседству, а вы слишком много вопросов задаете. Принимайте вызов немедленно!
– Идем. Встретим наряд полиции, – скомандовала Анна, хватая брата под локоть.
– А пирог?
– Никуда не денется. Там беда, дорогой…
Наряд приехал через пять минут после того, как они вышли из дома. Следуя правилам. Они стучали в ворота, называли себя. Потом один из них полез через забор. Исчез, как показалось, Анне Егоровне, на целый час! Нет, она слышала, как он тревожным голосом переговаривается с кем-то по рации. Бегает, стучит дверями. Потом распахнул ворота и пригласил своего коллегу и их с братом на участок. Женщину он уже накрыл своим кителем. Она по-прежнему не двигалась. Лежала в той же позе – лицом вверх, широко раскинув в стороны руки, с согнутыми в коленях ногами.
– Это подполковник полиции Смирнова. Я узнал ее. Она нам как-то лекторский час проводила, – с суеверным страхом проговорил он, хватая коллегу за локоть. – Я уже вызвал подкрепление. Там кто-то еще в подвале орет. Мужчина. И молотит по железной двери. Та на засов заперта. Я открывать не стал. Сейчас приедут, разберутся, кто там.
– Там наверняка злоумышленник, – подал неожиданно голос брат Анны Егоровны. – Видимо, он похитил ее и держал в подвале. Я сам видел, как он вчера днем тащил ее из машины на руках в подвал. Она была в таком же бессознательном состоянии.
– А чего полицию не вызвали? – с обидой отреагировал один из наряда полиции.
– И что сказать? Что по соседству некто тащит в дом пьяную девушку? Моей сестре пришлось десять минут убеждать вашего сотрудника принять вызов по этому вопиющему факту, – он указал ладонью на лежащую на траве Смирнову с бледным лицом. – А что было вчера, вообще бы не восприняли к сведению.
– Не приняли бы, – поправила его Анна Егоровна. – Надо говорить: не приняли бы к сведению.
– Без разницы, – без злости отмахнулся братец. – Не приехали бы, и все…
Зато сейчас полиции налетело столько, что стало тесно на участке. Один из прибывших просто упал на колени перед женщиной. Схватил, обнял и расплакался.
– Муж, – догадалась Анна Егоровна.
К нему подлетел эксперт, заставил положить Анну на землю. Принялся осматривать. Потом с улыбкой поднял на мужа глаза.
– Она спит, майор. Она просто спит. Вот следы от инъекций. Один след, видимо, вчерашний. Второй свежий.
– Что произошло?! Что могло произойти?! – повторял майор без конца, не выпуская ее ладошку из рук.
– Это мы абсолютно точно узнаем минут через десять. Если этот урод не отключил камеры. Что вряд ли. У художника они были очень искусно замаскированы. И реагировали на движение. Включались, я имею в виду, именно при движении.
– Камеры? А вы их не забрали в прошлый раз? – нахмурил лоб майор.
– Записи изымали. А сами камеры – нет. Зачем?..
Парня, который раньше часто работал у художника в саду, увели в наручниках. Он вел себя смирно и даже слегка высокомерно. Проходя мимо подполковника Смирновой, чуть притормозил и проговорил едва слышно:
– Я так давно и искусно это делал. Как я мог промахнуться именно с тобой?..
Анну Егоровну с братом вывели за ворота. Долго благодарили. Особенно майор Гена. Потом еще дольше задавали вопросы. Все записывали, они ставили свои подписи. Потом обещали приехать в отдел для официального допроса.
Перед тем как уйти к себе, они узнали, что не только спасли жизнь выдающейся сыщице, но и помогли поймать опасного преступника.
– Ничего себе! – ахнул ее брат перед тем, как увести сестру в их дом. – Мы с тобой большие молодцы.
– И твое личное пространство оказалось нам в помощь, – подняла вверх указательный палец Анна Егоровна. – Идем, нас с тобой ждет восхитительный пирог и долгие, долгие, долгие разговоры по душам. Уж сегодня-то нам с тобой точно есть что обсудить!
Анна стояла перед Якушевым навытяжку. Он вызвал ее к себе официальным тоном. Был при параде и с новыми генеральскими погонами. Когда она вошла, нарочито хмурился и все говорил о каких-то посторонних вещах. То вопрос о плане по раскрываемости задаст. То по отчетам. Вдруг про Ольховцева заговорил. Потянет он или нет должность начальника отдела.
– Иван Ильич, а я? Что со мной? Меня куда? Увольняете?
– Я бы с радостью, Смирнова, тебя уволил. И забрал с собой на пенсию. В загородный дом. Но ты… Ты разве поедешь? У тебя Гена! К слову, как он?
– Нормально. Справляется, – вздохнула Анна. – Случай со мной серьезно подкосил ему здоровье. Он на больничном. С последующим увольнением. Решил попробовать себя в частном сыске. Я не против.
– Поэтому я про Ольховцева и разговор завел. Н-да… – Якушев потрогал свои погоны, улыбнулся. – А ты иди вот, место осваивай. Обживай, так сказать, н-да…
Он ушел в дальний угол, достал бутылку коньяка и две старомодные рюмки.
– Надо пригубить, Ань. По всяким разным случаям. И отказываться не смей.
Он подвел ее к своему креслу, усадил. Сам сел за стол для переговоров. Налил коньяка, подал ей рюмку.
– Приказ о твоем назначении уже подписан. С сегодняшнего числа ты – начальник отдела полиции этого замечательного района. Это первый повод…
Он сделал глоток, она пригубила.
– Ты осталась жива и здорова. Это второй повод.
Он сделал более глубокий глоток, она тоже.
– А третий повод: ты поймала маньяка-убийцу! Это, я скажу тебе… Н-да… Сколько же в тебе сил, Анюта! Как же смогла?
– Я сконцентрировалась, к тому же его жуткие истории, рассказанные таким будничным тоном, меня отрезвляли, делали сильной. Когда он потянулся к шприцу, я ударила его в то самое мужское место. Но он успел мне вколоть эту дрянь. Я выбежала из подвала, заперла дверь на засов, а ноги уже не слушались. Доковыляла до улицы и отключилась. Там меня парочка пенсионеров и срисовала. Но! – она задиристо задрала подбородок. – Факт его задержания уже случился. Он не выбрался бы из подвала никак. Я бы очнулась рано или поздно и вызвала всех вас.
– Деловая! – глянул на нее с укоризной Якушев. – Пока ты в клумбе отсыпалась, мы бы тут всем скопом в дурку загремели бы! Все были на таких нервах… Пьем!
На этот раз рюмки опустели.
– И этот гаденыш еще пытался выкрутиться, представляешь! Я сам лично его допрашивал. Ох он вертелся! Бормотал что-то про неразделенную любовь к тебе. И что не знает ни о каких убийствах и так далее. Пришлось ему кино показать, доброй памяти Ольховцеву! Тут поганец принялся плакать. Обвинять во всем детскую травму: на его глазах сестра погибла и все такое. Да… Если бы не кино, мы бы с ним повозились. И я бы еще долго не получил погоны. А ты – это место.
– Он выбрал подвал, потому что считал это место уединенным. Думал, там никто ничего не услышит и не увидит. Просчитался. Но мы бы все равно его дожали, Иван Ильич.
– Дожали бы как нечего делать, Аня. Но он усиленно сейчас косит под дурачка. Будут экспертизы. Конечно, будут. Но с этим уже тебе разбираться. По большому счету, мне все равно, где эта сволочь будет гнить: на нарах пожизненно или в дурке. Мы его поймали. И это главное, – он грустно улыбнулся. – С тобой вот только у меня не вышло. Жаль… Тебя я не дожал. А как? Тебе же любовь подавай! Да такую, чтобы красиво было, чтобы сердце на разрыв! А я… Я скромный пенсионер, тихо влюбленный, мечтающий о мирной семейной жизни. О розах на даче, о помидорных грядках и огурцах. Тебе разве это нужно?..
Он ушел через десять мнут, оставив ее привыкать к новому рабочему месту. А она, вспоминая их разговор, улыбалась.
Если бы Якушев сейчас узнал, чем они вчера с Геной занимались на даче, искусал бы кулаки.
Они высаживали розы! Потом еще две яблони и одну грушу. И долго спорили о месте на участке. И ужасались, куда станут девать урожай яблок лет через пять. А потом хохотали над этим, вспоминая про шкуру неубитого медведя. И когда соседка им принесла еще два саженца каких-то сортовых вишен, тут же кинулись искать им место.
Да Якушев был бы в шоке, узнай он. Но в одном он прав: для любой бытовой возни с грязными тарелками, розовыми кустами и яблонями с грушами и вишней рядом нужен любящий и любимый. И никаких секретов.
Кстати… Генка тоже начал оставлять по утрам на столе чашку с глотком кофе. И ей это даже нравилось.
– КОНЕЦ –
