хлопала глазами, пытаясь понять, что же случилось. В окнах соседних домов уже стали выглядывать потревоженные моими воплями жильцы. Стараясь не задерживаться, чтобы не попасть под град вопросов, когда Овчинникова придет в себя, я той же дорогой устремилась прочь.
Едва перемахнув через забор на соседний участок, я услышала дикий женский вопль:
– Отдай, гнида!
Обернувшись, я увидела, как Овчинникова с неожиданной для ее возраста прыткостью бежит в мою сторону.
– Я вас не оскорбляла! – Эта женщина снова ухитрилась задеть мое самолюбие.
Выбежав на этот раз из калитки, под бранные окрики пожилого хозяина старого дома я оказалась в машине. Мотор я не глушила, поэтому оставалось только заблокировать двери и постараться выехать на главную дорогу, не увязнув по пути в снежных заносах.
Я нажала педаль газа и выкрутила руль вправо. В то, что происходило на улице, я старалась не вслушиваться. Вопли разъяренной женщины, бросающейся на машину, могли поколебать выдержку кого угодно. Я посмотрела на обугленный сверток на соседнем сиденье. Его важность мне еще предстояло узнать. В том, что так и будет, я нисколько не сомневалась. Не за каждый мусор идет такая борьба, которая развернулась минуту назад.
Проверив, как идет работа над заказами, Петр Николаевич ушел в свой кабинет. В мастерской стояли две иномарки, запчасти к которым пришлось заказывать дополнительно. Сервисные центры теперь брали втридорога, если срок гарантии истек. Поэтому недостатка в клиентах у Петра Николаевича не было.
Он закрыл глаза, намереваясь спокойно переждать очередную волну подступающей головной боли. Все эти треволнения оставили след на его здоровье. Перепады давления раньше обходили Петра Николаевича стороной. Зато теперь любое неосторожно брошенное слово повергало его в состояние, близкое к панике. Он физически ощущал, как его собственное тело подводит его, заставляя сердце биться и дрожать руки.
Врачи советовали избегать волнений, соблюдать диету и больше ходить пешком. А Петр Николаевич думал, что уж если к житью, так никакая дополнительная суета не нужна. Его собственный отец из лекарств признавал только чай с ромашкой, стопку водки на ночь да пояс на поясницу из собачьей шерсти. Поэтому к рекомендациям Овчинников отнесся со вниманием, но без энтузиазма, все еще предпочитая за ужином, по примеру родителя, опрокинуть рюмочку-другую для пищеварения.
В дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел Азамат. Он был старшим по мастерской. Сухонький и работящий мужчина, немногим младше самого Овчинникова.
– Там люди пришли, Петр Николаевич, с обыском. – Он тревожно смотрел на начальника.
– Какие люди? – Сводя на нет весь терапевтический эффект недавней медитации, вскочил на ноги Петр Николаевич.
Он вышел в зал и увидел с десяток оперативников, что уже рассредоточились по мастерской и прошли дальше, к автомойке. Навстречу к нему шел коренастый темноглазый мужчина средних лет. Представившись, как того требовал закон, Папазян, не встречая сопротивления, прошел в кабинет.
Петр Николаевич набрал жену и дрожащим от волнения голосом торопливо произнес: «Люба, у меня обыск. Подготовь все».
* * *
Остановившись на парковке возле прокуратуры, я обратилась к тому, что с такими приключениями спасла от огня. Пришлось надеть резиновые перчатки, чтобы к уже имеющемуся урону не добавить свою ДНК. Бережно убрав то, что раньше было газетами, я увидела красную шапку крупной вязки и старый кнопочный телефон, безнадежно оплавленный огнем. Завернув свой улов в пакет для вещдоков, я отправилась прямиком к Кире. Гарик еще долго провозится с Овчинниковым, а мне нужно было спрятать улики и перевести дух. Скачки по огородам пусть и бодрили, но требовали времени на восстановление.
Владимир Сергеевич снова был на посту, проводя инструктаж с подчиненными. От природы мягкий человек, на работе Киря преображался. Говорил короткими фразами, жестко и немного насмешливо. Однако если дела оставались позади, его взгляд и голос мгновенно менялись. Он снова становился тем самым Кирей, который из просто строгого начальника ухитрился стать одним из самых близких моих друзей.
– А стоило ли уходить, Иванова, если ты все равно ошиваешься в прокуратуре каждый день? – послышался сзади строгий голос моего товарища, когда инструктаж был окончен.
– На этот раз, Владимир Сергеевич, это служебная необходимость, – сказала я, понизив голос. – Мне нужен ваш сейф, Киря.
– Пройдемте, Татьяна Александровна, – он ответил мне с той же заговорщической интонацией.
Его кабинет, не в пример рабочему месту Гарика, был куда комфортней. Сказывалось его высокое звание и большая выслуга лет.
– Что у тебя? – спросил он, открывая сейф позади своего кресла.
– Еще не знаю. Спасла от огня, практически с риском для жизни. Жду Гарика, он пока на обыске.
– Не вижу связи, ну да ладно. Сама-то как? – Он критически оглядел меня. – Это от тебя, что ли, сажей пахнет?
– Я ж говорю, из огня спасала, – усмехнулась я. – У меня все хорошо, Киря, спасибо. Лучше расскажи, как вы тут без меня справляетесь. Не устали еще с хулиганьем бороться?
– Покой нам только снится, Танька, – ответственно заявил Владимир Сергеевич. – Голодная?
– Всегда! – Я почти растрогалась оттого, как по-домашнему прозвучал его вопрос.
К тому времени, как Папазян вернулся, я уже час сидела в его кабинете. Киря ушел по делам, а я, основательно подкрепившись солдатской кашей в родной столовке, отправилась мозолить глаза бывшим сослуживцам.
– Какие новости, Иванова? – озабоченно спросил Папазян, опуская приветствия.
– Жена Овчинникова что-то собиралась жечь во дворе. Я ей помешала. – Гарик странно посмотрел на меня. – Вязаная шапка и старый телефон. Все это сейчас у Кири в сейфе.
– И как я с этим должен работать? – обиженно спросил он. – Они ж незаконно изъяты! Что ж ты меня, Танечка, под монастырь-то подводишь?
– Они же мной незаконно изъяты, а не тобой, – защищалась я.
– А в лабораторию я как их отправлять должен? – не унимался Папазян. – Как-нибудь так?!
– А сможешь? – Усталый Папазян действовал мне на нервы едва ли не больше, чем Папазян влюбленный.
– Я, Таня, все смогу! – пообещал он, падая в кресло – Неси сюда свои вещдоки. Мне еще с Овчинниковым возиться.
Какое-то время Папазян молча смотрел на то, что я вытащила из объятой пламенем железной бочки. Потом он долго искал что-то у себя в компьютере, сравнивая изображения оттуда с тем, что лежало перед ним.
– Говоришь, гналась за тобой? – наконец спросил он, не отрываясь от экрана. – Овчинникова?
– Да, – подтвердила я. – Слишком сильная реакция, если бы это был просто мусор, согласись.
– Смотри, – он подозвал меня ближе. – Ничего не напоминает?
Я посмотрела туда, куда показывал Папазян. Передо мной было фото Кирилла, которого сняли в прыжке. На нем был светлый
