своим сыном?
– Он сказал, что Руслан заболел, его нужно отправить на реабилитацию, а в праздники не берут никого, – мужчина опустил глаза, его голос с каждым словом звучал все неувереннее. – Петр Николаевич сказал, что с сыном беда, ему плохо очень. Попросил меня достать лекарство, чтобы чистое было, хорошее, чтобы не отравился мальчик до лечения. Сказал, позор это, просил помочь.
– Героин?
Вместо ответа Азамат обреченно кивнул, понимая, что сохранить лицо и не нарушить слово он не сможет.
Следующие два дня я провела, выполняя поручения Гарика, который практически не вылезал с работы, проводя дознания, допрашивая, строча отчеты и помыкая мной. Я не возражала, в конце концов, мы отлично справились и нашли убийцу. Процессуальное оформление дела всегда требовало некоторого напряжения и рутинной работы. Я же была избавлена от подобной бюрократической волокиты, пытаясь выказать свою благодарность за содействие хотя бы таким образом.
Когда Петра Николаевича привели на допрос и разложили перед ним то, что принесла я, он не стал ничего отрицать, сказав, что сделал все один. Что жена ни при чем и сын тоже. Весьма благородно для человека, убившего подростка.
– Зачем вы убили его? – спросил Папазян.
– Я не хотел, – вполне ожидаемо ответил Петр Николаевич. – Он Руслану моему полицией угрожал. Что мне было делать?
– Поговорить с Русланом о не совсем законных основаниях его деятельности и о том, что угрожать плохо? – предложил Папазян, втайне считавший, что педагогика – это его призвание.
– Что я к нему лезть буду?! – ощетинился обвиняемый. – Он взрослый человек уже.
– Вместо этого вы решили полезть к другому взрослому человеку. Как все было, рассказывайте по порядку. Вы ему позвонили, и он?
– Я искал Руслана. Не мог до него дозвониться. Всех обзвонил. У меня телефон Кирилла оставался. Набрал. А он мне и выдает, мол, я не знаю, где он, но пусть мне больше сообщений с угрозами не шлет. Обещал написать заявление.
– Ваши действия?
– Что я, буду под наркомана какого-то прогибаться, что ли? Я сына защищал, поймите! Попросил Азамата достать героин, типа для сына, чтоб за праздники не скурвился. Я ж его только припугнуть хотел! Кто бы нарику поверил?
– Что было дальше?
– У меня в столе телефон старый валялся, еще с тех пор, как Азамат ко мне устроился. Я зарядил его, вроде работает еще. Кирилл мне сказал, что он в коттедже, я подъехал типа деньги отдать, за сына извиниться. – Он замолчал, тяжело переводя дыхание.
– Рассказывайте с того места, как подъехали к коттеджу.
– Я его припугнуть думал, ну, честное слово! – закричал Петр Николаевич. – Что я, совсем душегуб, что ли?!
– А вы расскажите все как было, и суд вынесет решение коллегиально, – показное раскаяние всегда раздражало.
– Я позвонил ему, как подъехал, с этого телефона, – мужчина кивнул в сторону лежащих на столе вещдоков. – Он залез ко мне в машину, потому что холодно было. Я его сразу и приложил о приборную панель. Побил, чтобы он одурел слегка. Шею ему вот так, – он показал на себе, – рукой зажал, и шприц у меня в кармане лежал.
– Куда укол сделали?
– В шею куда-то. Сейчас не помню. Я его сильно помял.
– Что было потом?
– Я его из машины вытолкнул и уехал. Только дома заметил, что у меня его пуховик остался и ботинок.
– Что вы с ними сделали?
– На дачу отвез к сестре жены и сжег.
– А с этим что? – Гарик указал на телефон и шапку.
– Не сразу заметил. Видимо, когда я его бил, шапка слетела, а я не обратил внимания. Потом нашел, когда стал машину мыть.
Петр Николаевич признался в убийстве, настаивая на том, что жена лишь делала то, о чем ее просили. Любовь Васильевна несколько дней провела в больнице в состоянии близком к предынфарктному. Забирать ее приехал уже Руслан, которого выпустили под залог до суда.
Что касается моих нанимателей, то к Алевтине Ивановне я пошла сразу, как только стали известны все обстоятельства гибели Кирилла. Сообщать по телефону все это не хотелось совершенно, на нее и так свалилось слишком много в последнее время.
Она встретила меня в прихожей. Алевтина Ивановна выглядела гораздо лучше по сравнению с последним разом, что я видела ее в холле больницы. Она приветливо улыбнулась мне.
– Здравствуйте, Татьяна! Вы сказали, что с хорошими новостями, и я купила торт, – сообщила она.
– И я тоже к вам не с пустыми руками, – протягивая ей коробку песочного печенья, сказала я.
Их маленькая квартирка с Асей теперь, когда она была в больнице, казалась непривычно тихой. Мы сидели в кухне и разговаривали о том, что случилось. Время шло неторопливо, милостиво позволяя нам выговориться друг другу.
– Я не понимаю, как так можно было, – выслушав меня, сказала Алевтина Ивановна. – То есть Кирилл ему даже ничего плохого не сделал?
– Некоторые родители весьма своеобразно склонны понимать заботу о детях. – Что мне ей было ответить?
– Даже не знаю, как мне это Асе рассказать, когда разрешат, – посетовала женщина.
– Я думаю, ее врач лучше подскажет, я в этом вопросе полный профан.
– Вы же скажете Александру Николаевичу? Он очень тепло о вас отзывался.
– Было бы невежливо с моей стороны утаить это от него, – печально усмехнувшись, согласилась я. – Как думаете, это может подождать до завтра?
– Идите и ничего не бойтесь, Танечка. Знаете, мне Асин врач сказал хорошую фразу, – поделилась женщина. – Он сказал, что все это история с хорошим концом. Ведь Ася уже идет на поправку. А теперь и виновный в смерти Кирюши понесет наказание. Это действительно история с хорошим концом. И у вас тоже все будет хорошо, – с улыбкой заключила женщина.
Выйдя на улицу, я впервые почувствовала еле уловимые нотки весны в воздухе. Он по-прежнему был холодным и пах снегом, но в нем уже ощущалась скорая оттепель. Доехав до дома Александра, я принялась гулять кругами, до последнего оттягивая свой визит. Наконец, когда мороз усыпил мое волнение, я решилась позвонить ему и услышала настойчивое: «Поднимайся!»
– Я думал, ты до утра там гулять собралась, – усмехнулся он.
– Подумывала об этом, но февраль не мой месяц, – неловко отшутилась я.
– Очень замерзла? – скептически оглядывая меня, спросил Александр.
Немного подумав, я решила, что все-таки замерзла, хотя, выходя сегодня на слежку, я основательно подготовилась, закутав себя в термобелье, свитер и штаны с начесом.
– Кофе? Я купил турку, – осторожно сообщил он. – Вдруг, думаю, зайдешь.
Он помог мне раздеться и проводил в гостиную. Там, сидя напротив меня, он все
