хоть чуть-чуть, но станет легче?
Какая разница, от чего он сойдет с ума: от воспоминаний или беспрестанного мытья полов? Спать он все равно не может, работать тоже, ему противно смотреть на свои картины, ему осточертела его комната с пустым мольбертом и тщательно промытыми кистями. Мама предложила пожить у них, и он переночевал в родительской квартире один раз, но там все было не то и не так… его раздражало абсолютно все. Хотя раньше он очень любил родительский дом, «Дворянское гнездо» — так называли этот жилой комплекс в округе.
Андрей в нерешительности остановился перед дверью в спальню — это была территория Вероники. Как любовно проектировал он именно эту комнату, чтобы все, все до последней мелочи отражало характер его Земляники и было ей по душе! Это он так ее называл — Вероника Земляника Ягода Клубника — глупо, смешно, но, черт возьми, они любили друг друга, они радостно ложились спать, обнявшись, как дети, и так же радостно просыпались, шутливо переругиваясь и толкаясь локтями! Андрей подошел к огромному зеркальному шкафу и нерешительно открыл его. На фирменных плечиках аккуратно висели в ряд офисные костюмы, строгие блузки, несколько нарядных платьев, пушистый сиреневый джемпер. Он снял джемпер, прижал к лицу и вдохнул тонкий холодный аромат незнакомых духов.
В первые годы брака он постоянно покупал ей духи «Принцесса Марина де Бурбон» с ароматом горьковато-сладкой спелой земляники. Вероника смеялась, говорила, что ей надоело годами пользоваться одним и тем же ароматом, приобретала себе какие-то другие флаконы, но «Принцесса Марина де Бурбон» — эта полосатая сине-белая коробочка всегда стояла на полке как символ его любви. Постепенно она совсем перестала пользоваться его духами и покупала совсем другие ароматы — острые и пронзительные, они ему не нравились, эти запахи были жесткими и холодными, и Вероника становилась такой же. Год назад он рискнул и снова преподнес ей традиционный флакон в сине-белой полосатой коробке, сколько времени он убил, бродя по парфюмерным магазинам, чтобы найти эти духи.
Они уже считались старомодными и практически нигде не продавались. И все же он отыскал их и, слегка гордясь собой, протянул коробку жене. Но Вероника посмотрела на него изумленно, как на идиота, и небрежным жестом отставила коробку. Он потом смотрел — она ее даже не распечатывала, а позже и вовсе передарила. Тогда он понял, что потерял свою Землянику.
Сейчас он понимал, что это была не окончательная потеря. Это вообще не потеря. Это… маленькое недоразумение. Когда человек жив, можно поссориться или помириться, разойтись или сойтись, а вот сейчас невозможно сделать уже ничего. И объяснить, что он был не прав или, наоборот, прав, нельзя, потому что некому. Теперь он осознал значение слова «безвозвратно». «Безвозвратно» — это слово означает глобальную всеобъемлющую черную пустоту, которая поглотила его возлюбленную навсегда. Его Земляника никогда не вернется из этой черной дыры. Еще одно слово, с которым ему теперь придется жить, — это слово «никогда». Если бы можно было договориться с небесной канцелярией, он поклялся бы чем угодно и сделал все, что угодно, лишь бы в его жизни не было этих страшных слов. Только бы вернуться обратно в тот вечер, отмотать эту пленку назад, и пусть они ссорятся дальше, и пусть она уходит от него к другому… пусть, он согласен, согласен на все. Но чтобы не было этой черной дыры и вот этих слов — «никогда» и «безвозвратно». Если бы они успели поговорить, если бы не эта стеклянная стена между ними, может быть, все сложилось бы иначе?
Но когда же началось это отчуждение? Почему-то ему казалось, что если он ответит на этот вопрос, то что-то изменится. Что, что сейчас можно сделать или изменить?..
Когда начался этот дурацкий обмен, переезд и ремонт, хронически не хватало денег, а у отца он брать не хотел, и Земляника устроилась на работу в солидную фирму — она всегда была умной, дисциплинированной и очень работоспособной — и быстро стала расти, преуспевать… И стала получать гораздо больше его, и он стал ей совсем неинтересен со своими картинами и шутками. И он решил доказать ей, что и он чего-то стоит, и стал работать истово, и работа захватывала и увлекала его, и казалось, еще чуть-чуть — и он будет признан и обеспечен, и Вероникино равнодушие сменится восхищением, и все вновь вернется…
Но они отдалялись все сильней и сильней, и порой Андрею казалось, что они стоят на разных берегах бушующей горной реки и лишь видят друг друга, но не слышат, а река становится все шире и шире, день ото дня… И ему стало все равно. Фиолетово. Потом он случайно увидел, как поздно вечером к подъезду подъехала иномарка, из нее вышел высокий красивый мужчина, открыл дверь и помог выйти женщине, его жене. И по тому, как он ее придержал за талию и заглянул в глаза, сразу все стало ясно… Вероника начала безмерно раздражать его. Андрея бесило все: как она одевалась, как ходила, как ела. Он старался сталкиваться с ней как можно реже — и у него получалось. Супругу, судя по всему, так же не радовало его общество.
Андрей резко повернулся и вышел из комнаты. Вспоминать их ссоры и колкости было особенно тяжело. Он прошел в свою комнату и достал маленькую фотографию смеющейся Вероники, он теперь хранил ее под подушкой и мог спать только с этой фотографией. А еще когда-то он с этого маленького случайного снимка начал писать ее портрет.
Андрей посмотрел на мольберт: последняя незаконченная работа, выполненная в серо-синей гамме, показалась ему безжизненной и дилетантской. Не всегда писал он так мрачно, ведь тот последний портрет… Нет, он не будет вспоминать последний недописанный портрет Вероники! Но как зомби, он прошел в коридор, открыл кладовку, ему не пришлось долго искать — тщательно упакованная картина сама прыгнула ему в руки. Андрей поспешил в комнату, включил все освещение, какое только было в комнате, и осторожно развернул портрет. Он начал ее писать три или четыре года назад, когда они еще жили на старой квартире и были так счастливы… Смеющаяся Земляника смотрела на него с пестрого холста. Он удивился переливам красок и радостному сиянию, которое исходило от полотна. Как давно у него не было таких ярких, счастливых работ! Он приставил картину к стене. Хороша, хороша! Она почти готова. Почему он тогда бросил ее писать и засунул на антресоли? Кажется, они поссорились… Нет, не нужно это вспоминать, это