— Надеюсь, у нас все получилось, — говорит Мария, гладя Габриеля по голове. — Я высчитала дни… У нас обязательно родится девочка. Как ты хотел…
— Это замечательно.
Еще замечательнее было бы, если бы Мария вдруг взяла и исчезла, вместе с фотографиями своих родственников, подлинных и мнимых; вместе с этой комнатой и этой кроватью. Чтобы на месте многоквартирного дома невестки Магдалены образовалась воронка или просто улица, вымощенная булыжником. Прямо сейчас, сию секунду. А перспектива оказаться голым посреди улицы пугает Габриеля в тысячу раз меньше, чем перспектива жизни с Марией.
Вот если бы… мечтает Габриель, прекрасно зная, что эта мечта никогда не осуществится. И он ничего не скажет Марии, ни сейчас, ни потом. Он будет проводить с ней ночь за ночью, влекомый запахом. Промежутки между ночами произвольны, в зависимости от воли и желания Марии они могут сокращаться, а могут увеличиваться, но присутствие в них Габриеля обязательно. Со временем он окончательно превратится в термита с грызущим ротовым органом, обломанными крыльями и атрофированными глазами, то-то будет радости!.. Но и отказаться от Марии невозможно, с сегодняшней ночи она приобрела окончательную власть над Габриелем,
вот гадина!..
Габриель вполуха слушает Марию и сомнамбулически кивает: необходимо все же что-то решать с твоим книжным магазином, дорогой…
Да.
— Я уже связалась с людьми из Мекнеса и Ксар-эль-Кебира. Теми, что поставляли брату товар. Они согласны возобновить поставки, но для этого нужно съездить в Марокко.
Да.
— Ненадолго и только для того, чтобы подписать договор. В Марокко поеду я. Я знаю страну, я там родилась и мне легче будет общаться с местными, они ведь такие пройдохи!..
Да.
— А ты в мое отсутствие подыщи клиентов, которые смогли бы перекупить у тебя бизнес или — на худой конец — помещение. Место ведь отличное и проходимость там высокая, наверняка от покупателей не будет отбоя…
Да.
— Ну, не кисни! Все, что я делаю, — я делаю для нас. Вот увидишь, как все прекрасно устроится!..
Да.
Единственное преимущество термита перед Габриелем — срок жизни. Термиты не живут долго, вернее, живут много меньше, чем человек. Если бы он и вправду был термитом, то ужас совместной жизни с Марией ограничился небольшим временным промежутком, после чего Габриель со спокойной совестью отдал бы Богу душу. Но в его (человеческом) случае терпеть придется еще очень и очень долго.
…Спустя несколько дней Габриель провожает Марию в аэропорт. Они приезжают за полчаса до начала регистрации, пьют кофе в кафе, дважды фотографируются в автомате моментальной фотографии (одну полоску со снимками забирает Мария, другую — Габриель), покупают журнал «Diseco у interior»[24] для Марии и журнал «Readers Digest» для Габриеля, но самую потрясающую новость Мария приберегает на финал.
— Я чувствую, что главное произошло, — шепчет она ему на ухо возле регистрационной стойки.
— Что такого могло произойти? — недоумевает Габриель.
— Там, внутри меня.
— Внутри?
— Какой же ты непонятливый! Там, внутри, завязалась новая жизнь. То, о чем мы мечтали…
— Но ведь прошло-то всего ничего… Ты не можешь знать этого наверняка.
— Поверь, все так и есть.
— Ну что ты такое говоришь, Мария?! Этого ни один медицинский прибор не определит… Во всяком случае, сейчас.
— Не нужны мне никакие приборы. — Мария явно огорчена реакцией Габриеля. — Я просто чувствую это. Ощущаю каждой клеткой. Есть вещи, которые недоступны мужчинам, вот они и придумали — приборы, тесты, медицинские исследования. А все и так понятно…
Она еще забыла добавить, что является дипломированной медсестрой.
— Я буду отсутствовать недолго. Присмотри за Магдаленой и Фелипе. И веди себя поласковее с малышом. В его возрасте дети очень хорошо чувствуют любовь. И нелюбовь тоже. Ты обещаешь быть внимательным к ним?
— Да.
— И все остальное, о чем мы говорили… Насчет магазина.
— Я помню…
— Я позвоню тебе, когда доберусь до места, и сообщу время и день обратного рейса. До встречи, дорогой.
— Береги себя.
Поцелуй на прощанье не выглядит страстным, но Мария никогда и не прикидывалась страстной. Не старалась казаться более влюбленной, чем есть на самом деле. Но она выбрала именно Габриеля — по каким-то соображениям высшего порядка — и выбор оказался точным, точнее не придумаешь. Мария изначально знала — он поведется. Подчинится. Примет все как есть, не взбрыкнет, не повысит голоса, не пошлет ее подальше с ее вымороченными семейными ценностями. И кому какое дело, что творится у него в душе и хочет ли он прожить жизнь так, как диктуют ему посторонние?
Марии уж точно никакого дела нет.
Все это чистая химия, обреченно думает Габриель, наблюдая, как Мария смешивается с толпой у эскалатора, ведущего на второй этаж, к терминалу, то, что она проделывает со мной, — чистая химия, никакого другого объяснения нет. Жаль, что химия никогда не была его коньком, и жаль, что он снова забыл спросить Марию о содержимом кувшина.
— …Ты чего такой грустный? —
у таксиста, везущего Габриеля в Город, чудовищный арабский акцент, карикатурная внешность террориста-смертника и при этом — открытая дружелюбная улыбка. Достаточно ли одной улыбки, чтобы влиться в колонию термитов?
— Грустный? Я проводил девушку.
— Свою девушку или девушку просто так?
говорит Габриель, хотя совсем не чувствует любви к Марии. Таксист — никто, он видит таксиста первый и последний раз в жизни. Уж этому дурацкому таксисту он мог бы сказать правду: «я не люблю ее и не хочу, чтобы она возвращалась, потому что начнется самый настоящий кошмар». Но это — пустое сотрясание воздуха, такой его ответ приведет лишь к новым вопросам, недоумению, осуждению, подколкам, советам «как избавиться» и что сделать, чтобы «она больше к тебе не липла».
Тем более что ничего уже изменить невозможно.
В этом фатальном настроении Габриель пребывает сутки или двое. По его подсчетам, энергичная Мария давно должна была добраться до Мекнеса и еще до одного города, название которого он благополучно позабыл. На то, чтобы взять в оборот лукавых аборигенов, заключить договоры и начать заваливать страну коврами, много времени ей не понадобится. Как скоро она позвонит?
Она не звонит.
Поначалу отсутствие звонка даже радует Габриеля: он снова один, в своем маленьком книжном мирке, и хоть посетителей по-прежнему не густо — нет и Марии.
Через три дня он начинает волноваться.
Через пять отправляется к Магдалене и находит ее в удрученном состоянии, с распухшим от слез лицом. Одного беглого взгляда на невестку достаточно, чтобы понять: Мария не проявлялась.
— Она обещала позвонить сразу же, как только сойдет с трапа и отыщет ближайший таксофон.
— И?
— Вестей от нее нет.
— Не стоит так убиваться, Магдалена. Наверняка она просто позабыла звякнуть тебе. У нее слишком много дел в Марокко. Ей не до нас.
— Ты не знаешь Марии, — Магдалена произносит это таким тоном, как будто выросла вместе с Марией или, по крайней мере, частенько обменивалась с ней трусами, лифчиками и губной помадой. — Ты не знаешь Марии и не знаешь меня. Я до смерти боюсь самолетов и всегда волнуюсь, когда кто-то из близких собирается лететь. Я так и сказала Марии: если не хочешь, чтобы я падала в обморок, — позвони сразу по прилету.
— А Мария?
— Она поклялась мне позвонить. И не позвонила. Что-то случилось…
— Господи, да что могло случиться?
— Не знаю…
— Но с самолетом-то все в порядке?
— Да. — Магдалена снова начинает рыдать. — Самолет прибыл в Касабланку по расписанию, я узнавала.
— Значит, ничего страшного не произошло. Нам остается только ждать.
— Нет. Мы не будем ждать. Ты полетишь в Касабланку и все разузнаешь на месте. Найдешь ее…
— Я?! — Такой прыти от истерички Магдалены Габриель не ожидал. — Почему я?
— Ты меня удивляешь… Это ведь твоя невеста. Она пропала, а ты совершенно спокоен. Что происходит?!
Магдалена, хоть она и истеричка, совершенно права. Он не должен быть спокоен, во всяком случае — не должен выглядеть спокойным: это неестественно для жениха, для «чудесного парня нашей Марии». И Габриель тотчас напускает на себя скорбный вид, вздыхает, громко шмыгает носом и даже старается не обращать внимания на ублюдка Фелипе, наклеившего кусок скотча на его джинсы.
— Ты права, Магдалена. Я лечу в Касабланку завтра же. Я и сам собирался…
Магдалена полностью удовлетворена: будущий родственник оказался на высоте. Она протягивает Габриелю маленькую записную книжку с рекламной фотографией на обложке: Манхэттен ночью, сплошные огни.
