не корми, все равно в лес смотрит, – усмехнулась Митрофанова.
– Ну, поехали! Пожалуйста!
Надя задумалась. Времени – всего три часа (Дима настоял: идти надо в целях безопасности на дневной спектакль). До Воробьевых гор – пятнадцать минут на метро по прямой. Почему нет? Пусть подруга по полной развеется, раз из дома все равно вырвались.
* * *
Самаэль давно приметил: две точки часто находятся рядом. В основном – на адресе Люси, или где-то в окрестностях перемещаются всегда днем. Та, что родила, его больше не интересовала. Но вторая – с каждым днем обращалась во все большее наваждение. Вспоминал и вспоминал: ясные глаза, русые волосы. Он хотел ее. Адски хотел. Только подобраться никак не получалось. Следовала женщина лишь проверенными маршрутами – работа, дом, поликлиника, подруга.
Но сегодня ситуация изменилась. В одиннадцать утра обе встретились у метро «ВДНХ». С половины двенадцатого находились в районе Главного театра. В обед переместились на Воробьевы горы. Минут пятнадцать обе точки светились рядышком, поблизости Главного здания МГУ. Потом вторая осталась там же, а номер один вдруг стартанула прочь. Да с приличной, километров сто, скоростью.
«Что происходит?» – гадал Самаэль.
Будь поблизости – обязательно бы использовал ситуацию. Воробьевы горы, конечно, не лес, но и не окрестности Главного театра, где вечно народ, полиция и камеры на каждом столбе. Однако добираться туда – минимум час, поэтому горячиться не стал. Продолжал наблюдать.
Первая – промчалась по окрестным улицам и, минут через пятнадцать, вернулась. Вторая ее ждала. Еще полчаса вместе покрутились в районе университета, а потом отправились назад. В шесть вечера вернулись вдвоем на квартиру Люси. Почти стемнело, обратно совсем ночью пойдет, но он не обольщался. Знал: в сумерках она на улице одна не показывается, мужик ее всегда встречает.
Однако сегодняшние перемещения вдохновляли. Вошел в мессенджеры обеих, стал отслеживать.
И в 22.30, когда вторая находилась дома, с ее телефона первой полетело сообщение. Фотография. Люся, встрепанная, с синим от холода носом, мчит на мотоцикле. Качество размытое – вероятно, снимали во время движения. Подпись:
«Ты красотка!»
И Люсин ответ:
«Блин, Надька!!! Как я свой мотик хочу!!!!!»
А вот это было очень, очень интересно.
* * *
Савельев сколько угодно мог утверждать, что оба дела раскрыты. Но Полуянов снова и снова прокручивал в уме происшествие на даче Василия. Детали в памяти подстерлись, зато перепуганное Надино лицо перед глазами дрожало отчетливо.
Дай бог, это все-таки был вор. Осторожный – в хирургическом костюме, перчатках и бахилах.
Но если все-таки нет и охотник на беременных существует? Находится на свободе и затаил злобу за то, что именно Митрофанова сорвала его лихой план?
«Да ну. Детективный роман. Паранойя».
Но все равно продолжал себя накручивать: Надьку нападавший теперь знает в лицо.
А может, и с ним ее связать – у газетки «XXL» тираж, к сожалению, почти триста тысяч, и там на всю страну: Митрофанова, подруга журналиста Полуянова, ждет ребенка.
Вряд ли, конечно, маньяк станет искать ее, чтобы добить.
Но если изначально мстят все-таки не ей, а ему?
Не зря ведь Савельев спрашивал о врагах из прошлого. И очень внимательно выслушал о Диминой роли в деле несправедливо обвиненного Николая Рокотова.
Парень вроде бы никак не подходил – ни на роль маньяка, ни на роль мстителя.
Но Диме сейчас вспомнилось одно его письмо. Пришло оно вскоре после того, как Полуянов честно признался сидельцу: таинственного свидетеля-«мальчика» он найти не сумел, поэтому оснований для пересмотра дела нет.
Ответ пришел быстро.
Легко тебе меня утешать! Попробовал, пошуршал, ничего так и не сделал, ну и ладно, пошел в бар дальше жрать коктейли. А сидеть-то мне! И женщину убили мою! Ты понимаешь, что она мне каждую ночь снится? Приходит. Плачет, что ее ребенок не родился. Спрашивает, почему ее убийца до сих пор на свободе? Что мне ей отвечать? Ты можешь умишком своим понять, как тяжело, когда твоей любимой и твоего сына будущего больше нет, а всем кругом все равно?! Но что взять с успешного, жирного, столичного кота, который никогда не любил и не страдал!
Тогда Дима действительно не понимал. И даже возмутился: какие к нему претензии? Честно сделал все, что мог.
Тем более и дальше продолжал помогать. Как только предположил, что здесь может быть замешан серийный убийца Кудряш, лично добивался возобновления расследования. И если б не начал мутить воду, кто знает, удалось ли бы Рокотову вообще выйти на свободу?
Когда Николая освободили и все обвинения с него сняли, Дима, конечно, не ждал, что тот явится с коньяком и поклонами. Но хотя бы на скупое мужское «спасибо» надеялся. Тем более Рокотову несколько раз писал, рассказывал о ходе расследования, обнадеживал.
Но ни единого раза тот больше не ответил. И когда все-таки вышел (отсидев вместо пятнадцати лет всего два года и девять месяцев), тоже никакой весточки не появилось. Только от следователя Дима узнал: Николай вернулся в родное Монахово. Устроился рабочим на свиноферму. Ремонтирует дом.
«Поговорить бы с ним сейчас! Хотя бы просто сказать: теперь я его наконец понимаю!» – мелькнула мысль.
Нельзя оставлять недопонимания, недоговоренности. Надо на всякий случай убедиться, что Рокотов дома и не затаил на него злобы.
Нынешнего мобильника Николая у Димы, конечно, не было. Разворошил старые блокноты, нашел несколько номеров жителей Монахово – с кем общался во время командировки.
По телефону старухи-травницы (той, кто услышала в лесу пресловутую фразу «Мальчик, помоги!») отозвался молодой женский голос.
– Бабуля умерла. Еще в прошлом году.
– А вы не могли бы мне телефон Николая Рокотова подсказать?
– Это кто?
– Он освободился года три назад.
– А, поняла. Я с ним не общаюсь.
– Он по-прежнему у вас живет? В Монахово?
– Ну да.
– Как дела у него?
– Я откуда знаю? Вроде мать говорила: бухает вечно. В долг пытается взять, она у меня продавщица.
Дима не отступил, отыскал телефон еще одной жительницы, той, что когда-то работала поваром в доме отдыха.
– Полуянов Дмитрий? Конечно, я вас помню… Колин номер? У меня нет, он вообще нелюдим, не общается ни с кем. Где сейчас? Давно не видела. С месяц примерно. Понятия не имею, куда уехал. Но вроде в деревне болтали: в столицу собирался.
* * *
Для Майка его Suzuki bandit почти сын. В сентябре купил, всю зиму возился – снимал заводскую душилку с трубы, менял «звезды», растачивал мотор, полировал. Получился в итоге красавчик, монстр – под двести мчит.
На «Авито» мотик улетел бы в момент, но не