посмотрел на меня мутным взглядом.
— Как куда? Домой! — приказным тоном скомандовала я и, взяв Григория под руку, приподняла его со стула.
— Ну, вставай же ты наконец! — прикрикнула я на Сыромятникова и потащила его к выходу.
На улице я продолжала вести упирающегося и что-то бормочущего Сыромятникова к своей машине. Погрузив парня в салон, я нажала на газ, и машина сорвалась с места…
— Ты когда хочешь допросить Григория Сыромятникова? Сейчас? Или же оставить на потом? — спросила я Кирьянова, когда мы приехали в управление полиции.
— Нужно допросить его сейчас, пока он не очухался. Ты же его, можно сказать, врасплох застала в этой рюмочной. Потом, Тань, Сыромятников, вряд ли признается. Будем ковать железо, пока горячо, — решил Владимир.
Однако в кабинете Кирьянова события разворачивались не так успешно, как того хотелось бы. Григорий Сыромятников начал откровенно издеваться над допрашивающим его Владимиром и косить под невменяемого.
— Сыромятников! — Кирьянов стукнул кулаком по столу. — Последний раз спрашиваю: будешь нормально отвечать на вопросы? Или будешь продолжать разыгрывать из себя дурака?
Но Григорий и ухом не повел. Он все так же строил рожи и заходился идиотским смехом. В конце концов Владимир вызвал конвойного, и Сыромятникова отправили в камеру предварительного заключения.
— Нужно дать ему время. Пусть посидит за решеткой, проникнется, так сказать, соответствующей атмосферой. Тогда и мозги на место встанут.
— Ты так считаешь? — спросила я.
— А то! Все они поначалу ваньку валяют. Крутых из себя строят. А потом раскалываются, как грецкий орех. И Сыромятников расколется как миленький. Совсем по-другому запоет, когда припечет, — уверенно сказал Владимир.
— Ну, тогда, Володь, я поеду, перекушу где-нибудь, а то желудок уже требует пищи. А ты, как только Сыромятников дозреет до нормального разговора, сразу же мне звони, — попросила я.
— Само собой, Тань.
Я вышла из управления и поехала в кафе на Московской. Там всегда вкусно готовят, и я не раз обедала в «Розовой мечте».
Я заказала куриный суп, на второе — стейк с овощным гарниром, а на десерт — пирожное «Прага» и чашечку кофе. Покончив с трапезой, я расплатилась и вышла из кафе. Я еще какое-то время просто постояла на улице, как вдруг у меня затренькал сотовый.
— Алло, я слушаю, — сказала я.
— Тань, это Владимир. Ты далеко от управления? — спросил Кирьянов.
— Нет, не очень, а что? — спросила я. — Что-то случилось?
— Приезжай! Кажется, Сыромятников уже созрел, — сообщил Кирьянов.
— Да? Что, его уже можно допрашивать?
— Ну, во всяком случае, ведет он себя неспокойно. Нервно себя ведет. Дежурный говорит, что постоянно стучит в дверь, ходит по камере. Требует врача, говорит, что ему плохо. Вот такие вот дела, — сказал Владимир.
— Может, у него уже кризис наступил? Ну, в смысле ломка? — предположила я. — Наркоманы ведь не могут долго находиться без дозы.
— Ты, Тань, давай подъезжай, а там разберемся, что к чему, — сказал Кирьянов.
Когда приехала в управление полиции и вошла в кабинет Кирьянова, то увидела, что Григория Сыромятникова еще нет.
— Володь, а ты что, Григория еще не вызвал? — спросила я. — Тут ведь важно не прозевать момент. А то начнет его ломать, тогда не до допроса будет.
— Тань, все под контролем, — успокоил меня Владимир. — Только что дежурный сообщил, что Сыромятников бузит, но все еще держится. Правда, уже требует укол сделать. Но ничего, сейчас его приведут, а там посмотрим, в каком он состоянии находится.
Конвойный привел Григория. Выглядел он совсем по-другому.
— Твари! Ублюдки! Чего издеваетесь над больным человеком? — орал Сыромятников.
— Ты давай не кричи, криком нас не возьмешь, — спокойно отреагировал Владимир. — Ты лучше скажи, будешь отвечать на вопросы? Или снова продолжишь куражиться? Говори, ну?
— Ладно, гражданин начальник, твоя взяла, — обреченно выдохнул Сыромятников. — Буду говорить, только укол сделайте.
— Ну вот и ладно, значит, договорились, — сказал Кирьянов и вызвал врача.
После того как Григорий получил наркотик, прошло еще какое-то время. Но Сыромятников уже пришел в относительно нормальное состояние, с ним уже можно было разговаривать. Правда, Григорий нет-нет да и продолжал лезть на рожон:
— Фашисты вы, ей-богу, фашисты! Только они так пытали и издевались над людьми! — выкрикнул он.
— Ты лучше ответь на вопрос: как отпечатки твоих пальцев оказались на ноже, которым был убит Владимир Васильевич Феофанов? — спросил Кирьянов, игнорируя выпад Григория.
— Да иди ты! — снова начал огрызаться Сыромятников. — Ментяра поганый!
— Ты знаешь Геннадия Решетникова? — не обращая внимания на оскорбления Сыромятникова в свой адрес, спросил Кирьянов.
— Не знаю я никакого Геннадия Решетникова и знать не хочу! Что это за фраер, которого я должен знать? — с усмешкой спросил Григорий.
— Кто нанял тебя убить Иннокентия Новостроевского? — продолжал допрашивать Владимир Сыромятникова.
— Убить?! — заорал Григорий. — Да вы что, гражданин начальник? Что вы мне то одно, то другое мокрое дело шьете? Не знаю я никакого Иннокентия Новостроевского!
— Послушайте, Григорий, — начала я, — все ваши отговорки ничего не стоят. И представление, которое вы тут нам устраиваете, уже нас изрядно утомило. Вы только имейте в виду, что очень скоро действие наркотика, который вам ввели, чтобы привести вас в чувство, закончится. И на повторную инъекцию больше не рассчитывайте. Здесь ведь не госпиталь и не больница. Да и препарат, который вы получили, находится на строгом учете. Поэтому заканчивайте ломать комедию. Больше никто вести с вами душеспасительные беседы и уговаривать вас отвечать на вопросы не будет. Что касается первого вопроса — про убитого пенсионера Владимира Васильевича Феофанова, то, как уже сказал полковник Кирьянов, на ноже в его теле идентифицированы ваши отпечатки. Поэтому это такое доказательство, которое и не требует вашего признания в содеянном. Даже в том случае, если вы будете запираться и все отрицать, вас, Григорий, будут судить за убийство человека.
— Кстати, не только за это одно убийство, Григорий, а за два, — снова вступил в разговор Владимир. — Я говорю про убийство Иннокентия Новостроевского. Оно произошло в номере отеля «Серебряная звезда». Там предприниматель Новостроевский веселился с девочками. А потом его нашли мертвым. И это — твоя работа, Григорий. Так что два убийства — это нешуточный срок, это срок пожизненный. Ты это понимаешь?
Григорий Сыромятников больше не ерничал, не скалился, не огрызался. Он молчал, только в его глазах была злоба. Раскаянием там и не пахло. Скорее всего, Сыромятников злился не только на ментов, которые его поймали, но и на себя тоже. Теперь он был лишен возможности добывать себе средства на наркотики так, как он привык, — убийствами. А лишить человека жизни для такого, как он, — было, как видно, в порядке вещей.
— Вот ты
