что папенька, — проворчал он себе под нос. — Одна кровь.
Узнав, за какой подвиг его задержали, Павел Озеров не стал долго запираться.
— Если вам интересно про убитого коллекционера поговорить, воля ваша.
— Да, интересно.
— Дело давнее, — со странным безразличием произнес мужчина. — Захватов еще той сволочью оказался. Даже большей, чем я вначале о нем думал.
— Значит, признаетесь?
— В чем? В убийстве Захватова и краже его коллекции? Даже и не подумаю.
— А зря.
— Ну, давайте рассуждать, будь у вас прямые доказательства моей вины, стали бы вы мое признание спрашивать? Нет, не стали бы. Сразу обвинение бы предъявили. Значит, доказательств у вас никаких нет, да и быть их не может. Слишком давно это было. Рассчитываете, что у вас со мной на дурачка прокатит. Но так и быть, чтобы сделать вам приятное, не для протокола, а так, чисто из симпатии к вам, можем с вами поговорить.
— Вы были в доме Захватова?
— Гипотетически я мог там быть.
— И вы были там не один. С вами был Олег, его сестра Леля и жена Светлана.
— Гипотетически со мной мог быть Олег, его сестра Лелька и его жена Светлана.
— А Ольга Вороная?
Озеров покачал головой:
— Мы ее с собой не позвали.
— Почему?
— Любила она его крепко. Хоть он ее и послал в дальнее пешее, на другой жениться собрался, но Оля добрая, могла в ней совсем некстати жалость к извергу проснуться.
— А в вас не проснулась?
— Если бы вы знали, как он свое состояние сколотил, то и в вас бы не проснулась. Вот вы думаете, что он был просто коллекционер? Как бы не так! В те годы коллекционировать мог только тот, кто разбоем промышлял. Да на счету Захватова были десятки замученных им или по его приказу насмерть людей, шантаж, угрозы, заказные убийства. Оля с ним больше двух лет встречалась, насмотрелась всякого. Знала многие его тайны, удивительно, что вообще жива осталась. Обычно таких свидетелей либо держат рядом, либо в живых не оставляют. Вздумай она заартачиться, долго бы не прожила.
— И зная, что собой представляет этот человек, Вороная продолжала любить убийцу и злодея?
— Да время тогда было такое, кто с деньгами, почти все так жили. Захватов не исключение. Много их было, всех не переловить. Так что считайте, что мы этот мир за вас почистили.
— Как же такой человек и жил один без всякой охраны?
— Не любил он, когда чужие по дому шаркают. Все ему мерещилось, что на коллекцию его драгоценную покушаются. В редких исключениях он посторонних в дом пускал. Но у него сигнализация в доме была установлена. Хорошая, импортная. Но мы код знали, как ее отключить. И отключили. Он на кнопку долго жал, а потом все прислушивался, едет ли к нему помощь. Когда понял, что помощи не будет, запаниковал. Да что толку? Мы уж про него все для себя решили. В живых его оставлять было нельзя. Он бы нас искать начал. При его связях мог и найти. А что вы про Ольгу спрашивали, так она ни при чем тут. Нет, языком она, конечно, наболтала нам изрядно, так ведь понимать надо, не специально, а потому что горе у нее было великое. Она этого Толика сколько времени обрабатывала! Мечтала, чтобы он на ней женился. А он ее бросил. Ни с того ни с сего, а вдруг ей заявляет, что им пора расстаться, женится он на другой. Подумайте, каково было Ольге такое услышать. Тут бы любая на ее месте зарыдала. Сколько времени потрачено, сил, такой удар не каждая выдержит. Оля совсем расклеилась. Мы у нее собрались, вина принесли, потом за коньяком сбегали, утешили, как могли. Но она одну бутылку за другой в себя опрокидывала и говорила, говорила, говорила. Все нам про своего разлюбезного Захватова выложила. Как людей он грабил, обижал да унижал, как коллекцию свою проклятую собирал. Это уж вообще ни в какие ворота не лезло! Он из-за этих подвесок, браслетов и перстеньков столько народу положил, вам и не снилось! Кого-то отравил, кого-то в дурку упек, кого-то утопил, с моста скинул, одну пожилую пару вообще заживо сжег, потому что руки марать не хотелось. Всем телевизионщикам и журналистам, кто у него про коллекцию спрашивал, он говорил, что в антикварных магазинах дежурят его люди, они ему и сообщают, когда интересная вещь появляется. Мол, он сразу руки в ноги и бежит, и покупает, и цену хорошую дает. Больше, чем в магазине предлагают. А на самом деле вранье это все. По факту ни одна вещь в его коллекции через скупку даже не проходила. Нет, не спорю, люди приносили свои драгоценности на оценку, но продавать не собирались. А людишки Захватова за ними по пятам шли, адреса и прочее про них узнавали. А дальше Захватов начинал действовать, как я вам уже рассказывал. Представляете? Мы Ольге даже не поверили, когда она нам перечислила, сколько смертей стоит за теми экспонатами, которые в коллекции Захватова находились. Почти на каждой цацке была кровь прежних владельцев. В такое невозможно было поверить. Но все это была правда! Это я уж потом понял, что правда, когда со своей женой познакомился.
— А ваша супруга тут при чем?
— А при том, что ее отца с матерью Захватов на их собственной даче спалил.
— Зачем?
— За тем самым! Потому что у них было то, что ему было нужно. А отдавать они не хотели, вот и поплатились.
— Так вы мстили за смерть родителей своей жены?
— Получается, что так. Хотя на тот момент я с ней даже был и не знаком.
— Вы так уверены, что Захватов убивал бывших хозяев своих драгоценностей?
Задержанный кивнул и произнес:
— Но не о том сейчас у нас с вами речь идет, вы же про Ольгу спрашивали? Так она тоже ни при чем в этом деле. Только в том она виновата, что нас четверых крепко против своего любовника-коллекционера этими своими рассказами настроила. Так накрутила, что мы вчетвером решили: заберем у Толика то, что он у других награбил. А его придушим за то горе, которое он людям причинил, и заодно за то, что Ольгу нашу обидел.
— Мне вот просто интересно узнать, — перебил его Юра, — будь этот Захватов человеком бедным, стали бы вы точно так же за справедливость радеть?
— На бедного бы Ольга и не посмотрела никогда, так что и говорить тут не о чем. Не будь Захватов тем, кем он был, истории
