Менелла уничтожила, но все-таки решила оставить запись о ее содержании. Как я проклинаю себя за то, что не «прочесала» как следует тот каталог! Что не добралась до того листка. Все эти дни после заседания я, позавтракав, сижу здесь и гадаю, как продолжается фраза. «L.C. learns from Mrs Liddell that…» Постоянно повторяю ее, обдумываю самые невероятные варианты. О чем узнал Кэрролл?
Селдом вдруг стал внимательно прислушиваться к словам Джозефины.
– И какая гипотеза кажется тебе наиболее вероятной?
– Беседа могла затрагивать самые разные темы. У Кэрролла в то время возникли академические разногласия с мистером Лидделлом, деканом: писатель отказался проголосовать за проект, который тот проталкивал. Но этот вариант я отвергаю: так или иначе, они уже могли бы дать Кэрроллу понять, что простили его. За эти дни я перечитала свои собственные книги и примечания о миссис Лидделл, поскольку считаю, что ключ к разгадке – в ней. Она, несомненно, заправляла всем в семейном мирке, и совершенно ясно, что навязчивая идея, которой полностью подчинялась ее жизнь, была связана со светскими амбициями и покоилась на расчете, в частности ее очень заботили выгодные браки для дочерей: недаром через несколько лет миссис Лидделл всеми правдами и неправдами пыталась посватать Алису за принца Леопольда, тогда тот учился в Крайст-Черч. Она почти не скрывала стремления «пристроить» девочек в королевские семьи. Может, прав Торнтон Ривз: миссис Лидделл узнала, что Кэрролл питает надежду на будущий брак с Алисой, и предусмотрительно решила положить конец их близости, поскольку особо рассчитывала на эту дочь, имела, как сказал бы Диккенс, «большие ожидания». В конце концов в Алису, одиннадцатилетнюю, влюбился Рёскин, да и этот, уже вполне взрослый, профессор математики: разумеется, мать была уверена, что через несколько лет девушка вскружит голову, кому пожелает. Поэтому хотела уберечь ее от слишком тесного общения с мужчиной, которое могло в будущем вызвать подозрения и толки, а значит, снизить цену Алисы на рынке невест.
– Но если дело только в этом, – заметил Селдом, – на Кэрролле нет никакой особой вины. Зачем было сестрам вырывать страницу?
– Да, я тоже об этом подумала: наверное, Кэрролл излил на этой странице свой гнев или позволил себе насмешки по адресу миссис Лидделл. Вряд ли ему понравилось, что его разлучают с девочками. А Менелле не хотелось, чтобы для грядущего времени сохранилось упоминание об этой воинственной стороне личности Кэрролла, даже если речь шла о незначительном споре. В итоге я тоже не думаю, что на том листке записано что-то для Кэрролла особо постыдное. Но удивительное дело: тем больше он интригует меня!
– Нет смысла строить предположения, – произнес Селдом, вставая. – Надеюсь, в четверг мы увидим фразу, собственноручно записанную Менеллой. Словно вызовем ее дух.
– Проклятые сестрицы! – воскликнула Джозефина. – Поверите ли: когда Менелле задали вопрос о недостающих в дневниках страницах, она ответила, что собирается, пока жива, вырезать много других! Сам Кэрролл, к нашему огорчению, слишком сдерживал себя, не хватало еще и этих истребительниц страниц.
На следующее утро, спускаясь позавтракать в кафетерий колледжа, я прихватил со стойки с газетами «Оксфорд таймс». Хотел узнать, опубликовал ли Андерсон свою статью, но ни на первой полосе, ни в разделе полицейской хроники не было материалов под его подписью. Я предположил, что сэр Ричард Ренлах вовремя задействовал свои связи, чтобы отложить публикацию, хотя догадывался, что Андерсон из тех журналистов, кого трудно заставить молчать. Он не успокоится, пока не раздует сенсацию. Тут я вспомнил любопытную фразу, которая у него вырвалась, о вороне на заводской стене. Как он даже до этого докопался? Я не мог поверить, чтобы Лейтон проговорился репортеру, но все-таки решил зайти к нему и спросить. Я застал Лейтона погруженным в нечто похожее на список имен, однако, едва почувствовав, как я подхожу к нему со спины, он быстрым движением перевернул листок, чтобы я ничего не увидел.
– Секретные материалы? – осведомился я. – Что это – список гостей на твой день рождения?
– Извини, – ответил он, – ничего не могу тебе сказать: режимный документ.
– Хочешь, угадаю? Бьюсь об заклад, что это зашифрованный список имен, который нашли в ящике стола у Леонарда Хинча. И тебя попросили расшифровать.
– Не знаю, кто такой Леонард Хинч, – заявил Лейтон, невозмутимо глядя мне в лицо и поглаживая свою рыжеватую бороду. Я понял, что попал в точку.
– А надо бы знать, – усмехнулся я. – Хинч издавал все книги Братства Льюиса Кэрролла. Если бы ему было нужно выбрать шифр, не кажется ли тебе, что он прибег бы к тому, который изобрел сам Кэрролл? Рэймонд Мартин посвятил данной теме целую главу в своей книге об играх и загадках. В целом это шифр на основе алфавита, тебе останется только найти ключевое слово, какое использовал Хинч. Наверное, тебе стоило бы с той главой ознакомиться.
Лейтон окинул меня удивленным и насмешливым взглядом, будто не ожидал, что однажды я смогу поведать ему что-то, чего он не знает.
– Спасибо, – проговорил он саркастически и выжидающе уставился на меня, явно выпроваживая вон.
– В «Оксфорд-таймс» работает один журналист, Андерсон, – произнес я. – Не заходил ли он сюда на днях?
– Да, заходил вчера.
– Расспрашивал тебя о расчетах отраженных звуков?
– Незачем расспрашивать, когда все было у него перед глазами. – И Лейтон показал на доску.
Входя, я не заметил ее, но на ней действительно красовался чертеж, на всеобщем обозрении, яснее ясного для любого, кто в этом разбирается: схематический прямоугольник рекламного щита, высота стены в соответствующем масштабе и гипербола из точек и крестиков с пометками «car» [27] и «raven» [28].
– А он расспрашивал тебя о том, какой ты сделал вывод? – не отставал я.
– Андерсон – умный парень, мы вместе начинали учиться в Институте математики. Он сопоставил очевидные данные и сделал вывод сам, – уклончиво ответил Лейтон.
Я вдруг задался вопросом, что вообще известно Лейтону, что извлек он за всю свою практику из работ, которые ему поручают. И решил попытать счастья.
– А ты сам к каким пришел выводам? Какие данные смог сопоставить?
– Мне не интересно сопоставлять. Каждую работу, которую мне поручают, я обдумываю отдельно. В тот день я доказал, что машина не затормозила, а в другой день, сегодня, занимаюсь зашифрованным списком имен. Разумеется, я не могу не видеть что-то еще, сверх этого. Например, я знаю, что ты забрал отсюда прибор на целую ночь, и знаю также, что иногда ты не видишь дальше собственного носа. Но, как я уже тебе сказал, я не пытаюсь сопоставлять. При моей работе это даже опасно: любопытство сгубило кошку.
Я ушел,
