опыта. Мы принимаем, отвергаем и различаем через примеры».
Той ночью, давным-давно, когда мы встретились в пабе. В тот вечер звучала песня. Он слушал, как его команда болтает и обсуждает вопросы, но не разговаривал, вообще. И все равно был частью происходящего. Он был увлечен. Ему так казалось. И, возможно, ему это нравилось. Он пил пиво маленькими глотками. Рассеянно обнюхивал тыльную сторону ладони – одно из тех навязчивых движений, которые появляются, когда он на чем-то сосредоточен, когда расслаблен. Он так редко расслаблялся в подобной обстановке. Так или иначе, он на самом деле выбрался из своей комнаты в паб вместе с другими людьми. Это было трудно и важно.
И девушка.
Она. Он. Мы. Я.
Она сидела рядом с ним. Такая хорошенькая и разговорчивая. Она много смеялась. Ей было уютно в собственной шкуре. Ему отчаянно хотелось с ней поздороваться. Она улыбнулась ему. Конечно, это была улыбка. Эмпирический факт. Никаких вопросов. Это было реально. И он улыбнулся в ответ. У нее были добрые глаза.
Он помнит ее. Она села с ним рядом и не отодвинулась. Она была умна и забавна. Чувствовала себя непринужденно.
– Вы, ребята, неплохо справляетесь, – сказала она и улыбнулась. Это было первое, что она сказала Джейку. Нам.
– Вы, ребята, неплохо справляетесь.
Он поднял свой стакан с пивом.
– У нас крепкое подспорье.
Они еще немного поговорили. Он написал свой номер на салфетке. Хотел дать его ей. Он не смог. Не смог этого сделать. И не сделал.
Было бы приятно снова увидеть ее, хотя бы просто поговорить, но он так и не сделал этого. Он подумал, что может столкнуться с ней. Надеялся на такую возможность. Может, во второй раз было бы легче, если бы все продолжилось. Но он не получил второго шанса. Ничего не случилось. Он должен был сделать так, словно оно случилось. Он должен был думать о ней. Мысли реальны. Он писал о ней. О них. О нас.
Что бы изменилось, возьми она его номер? Возможность позвонить ему? Если бы они поговорили по телефону, встретились снова, если бы он пригласил ее на свидание? Остался бы он в лаборатории? Они бы отправились в путешествие? Поцеловала бы она его? Вступили бы они в отношения, стало бы их двое вместо одного? Если бы все шло хорошо, посетила бы она дом, где он вырос? По дороге они могли бы остановиться и съесть мороженое, в любую погоду. Вместе. Но мы этого так и не сделали. Что-то из перечисленного могло все изменить? Да. Нет. Может быть. Теперь это не имеет значения. Ничего не случилось. Это не ее тяжкий груз. Она все забыла вскоре после той первой ночи, той единственной короткой встречи в пабе.
Она теперь даже не знает о нашем существовании. Это только наше бремя.
Все случилось так давно. Прошли годы. Тот разговор не имел значения ни для нее, ни для всех остальных. Только для нас.
Столько всего произошло с тех пор. С нами, с родителями Джейка, с девочками из «Дейри Куин», с мисс Вил – но мы все здесь. В этой школе. Больше нигде. Мы – часть одного и того же. Мы должны были попытаться присоединить ее к нам. Посмотреть, что может случиться. Она должна была рассказать эту историю.
Мы снова слышим шаги. Медленные шаги, все еще далеко. Он идет сюда. Звук становится громче. Он не торопится. Он знает, что нам некуда деться. Он знал это с самого начала. А теперь он идет.
Шаги приближаются.
Люди говорят о способности терпеть. Терпеть все и вся, продолжать идти вперед, быть сильным. Но такое возможно лишь в том случае, если ты не одинок. Такова инфраструктура, на которой неизменно зиждется жизнь. Близость с другими людьми. В одиночку все превращается в проверку на выносливость – и только.
Как же быть, если больше никого нет? Если все вытягиваешь ты сам? Что нам делать, если мы все время остаемся в одиночестве? И больше никого нет, совсем? Что тогда означает жизнь? Значит ли она хоть что-нибудь? И что такое день? Неделя? Год? Отмеренный срок? Что такое «отмеренный срок»? У всего этого есть какое-то иное значение. Мы должны попробовать иной путь, иной вариант. Единственный вариант, какой остался.
Дело не в том, что мы не можем принять и признать любовь и сопереживание, не в том, что мы не можем их испытать. Но с кем? Ведь никого же нет? Итак, возвращаемся к решению, к вопросу. Тот же самый вопрос. В конце концов, все зависит от нас. Как мы поступим? Продолжим или нет. Двинемся дальше? Или?
Ты хороший или плохой? Это неправильный вопрос. И всегда таким был. Никто не может ответить на него. Названивающий знал все с самого начала, даже не задумываясь. Я знал. Да. Есть только один вопрос, и мы все нуждались в ее помощи, чтобы ответить на него.
Мы решаем не думать о сердцебиении.
Взаимодействие, связь – обязательны. То, в чем все нуждаются. Одиночество не может длиться вечно, пока так и не случится.
Нельзя в одиночку быть тем, кто целуется лучше всех.
«Может, именно так мы узнаем, когда отношения реальны. Когда кто-то другой, ранее не связанный с нами, познает нас так, как мы никогда не думали и не считали возможным».
Я прижимаю руку ко рту, чтобы заглушить собственные звуки. Рука дрожит. Я не хочу ничего чувствовать. Я не хочу его видеть. Я больше ничего не хочу слышать. Я не желаю видеть. Это нехорошо.
Я принял решение. Другого выхода нет. Уже слишком поздно. После того, что случилось за все это время, за все эти годы. Может, если бы я предложил ей салфетку со своим номером в пабе. Может, если бы я смог ей позвонить. Может, подобного бы не произошло. Но я не смог. Я этого не сделал.
Он уже у двери. Просто стоит там. Он сделал это. Привел нас сюда. Это всегда был он. Это всего лишь он.
Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до двери, ожидая. Еще один шаг, ближе. Спешить некуда.
Есть выбор. У всех нас есть выбор.
На чем все держится? Что придает жизни смысл? Что придает ей форму и глубину? Конец у всех одинаковый. Так почему же мы ждем его, вместо того чтобы ускорить? Чего я жду?
Жаль, что у меня не получилось лучше. Жаль, что я не смог сделать больше. Я
