друзей у нее нет. И по биллингу телефона ничего. Придется снова навестить университет. Может, о ней там кто-то что-то помнит? Или в общежитии? Вахтер или уборщица? Или комендант? Ей двадцать пять лет. Не так уж давно она получила диплом. Я съезжу?
— Ну, съезди. Хотя Ходаков оттуда приехал ни с чем.
По опыту Фокин знал, что это будет еще одна иголка в стоге сена. Как правило, мало кто из преподавателей помнит своих учеников именно так, как хотелось бы правоохранителям: с кем общался, что делал в свободное от учебы время, чем жил. Опрос в общежитии бывал еще более проигрышным. Жили там в основном иногородние. После завершения учебы разъезжались по всей стране. Пойди их найди!
Но запретить Леоновой потянуть эту ниточку он не мог. Больше у них ничего не было. В архиве о Стрельцовой никто ничего не знал.
— Просто работали бок о бок вместе, и все. Она никогда о себе ничего не рассказывала. Только с начальником и шушукалась, — такими были ответы.
— А прямо сейчас? — потянулась Леонова за своей сумкой.
— Можно и прямо сейчас. — Фокин глянул на контейнер с нетронутыми Аленой пельменями. — А это?
— Хочешь, съешь, майор. У меня аппетита нет.
И, не успев застегнуть куртку, исчезла за дверью.
— Так был от вас человек. Снова все повторять? Ну, хорошо… Училась средне, — еще раз проверив ведомости успеваемости Стрельцовой, проговорила заведующая учебной частью. — Никаких правонарушений за ней не числилось. Я в том смысле, что репутация была безупречная. Вы пока ехали, я снова переговорила с ее преподавателями. Ее никто почти не помнит. Тихая девушка. Сидела всегда на последнем ряду. Никогда не задавала провокационных вопросов. Вы ведь понимаете, кого обычно запоминают преподаватели, да? Ярких, эпатажных, скандальных. Стрельцова не была такой, как я понимаю. Поэтому… Ничем не могу вам помочь.
Алена сфотографировала личное дело Стрельцовой, которое полчаса назад принесли из архива. Внимательно прочитала, убедилась, что сидевшая перед ней красивая женщина средних лет говорит правду. И пошла в общежитие. Два панельных здания по семь этажей каждое располагались в пятидесяти метрах от учебного корпуса.
Там история повторилась. Никто ничего о Стрельцовой не знал. И даже не помнил.
— Смеетесь? — вытаращила на нее глаза комендант, это уже после охранника, вахтера и куратора по корпусу. — Я помню шкафы по инвентарным номерам и тумбочки с кроватями. А ребят… Нет. Извините. Если только кто-то из них не набедокурил. Видимо, девочка была тихой, незаметной. Не хулиганила и не доставляла хлопот. Вы поговорите с нашей уборщицей — Татьяной Марковной. Во-он она, как раз в свою комнату заходит. Она любит со студентами чаи распивать и попутно сплетничать о превышении нами полномочий. Деловая очень!..
Очень худая, высокая женщина в спецовочных штанах и куртке в паре метров от них как раз отпирала ключом узкую фанерную дверь.
— Татьяна Марковна? — окликнула ее Алена со спины. — Старший лейтенант Леонова. Не могли бы вы мне уделить несколько минут?
Женщина обернулась, посмотрела сначала на удостоверение, потом на Алену, молча кивнула и гостеприимно распахнула узкий фанерный прямоугольник.
Слева от входа на широких полках от пола до потолка громоздился ее рабочий инвентарь: порошки, тряпки, мочалки, ведра, швабры. Справа вешалка о четырех крючках с ее чистой одеждой. Два стула и между ними обломок школьной парты, привинченный к стене для устойчивости. На нем электрический чайник, набор чашек, сахарница.
— Можете присесть, если желаете, — кивком указала она на один из стульев. — Я так присяду. Ноги уже не держат. Устала. Полсмены отпахала уже.
Алена присела на чистый стул, достала телефон, открыла фотографию Стрельцовой из личного дела.
— Узнаете ее?
— Конечно, узнаю, — без промедления ответила Татьяна Марковна, едва взглянув. — Василиска Стрельцова. Хорошая девчонка. Только несчастная больно. И тихая. Может, оттого и несчастная, что тихая. Все, кто мог, пинали.
— В каком смысле? Обижали ее?
— Да нет, — подумав, мотнула женщина головой, туго затянутой синей косынкой. — Это я так… О жизни вообще… Жизнь ее попинала.
— В каком смысле?
— Тяжко ей приходилось. Все за кого-то училась, рефераты писала, курсовые. Потом я уж ей говорю: ты чего, дурочка, за спасибо трудишься. Деньги с них бери. Ну, вроде послушалась, начала немного зарабатывать на этом. А то все сидит, задаром пишет. Знаете, сколько слез она на этом вот стуле пролила? — потыкала пальцем в сторону Алены Татьяна Марковна. — Море!
— О чем плакала?
— О судьбе своей неказистой. Все не так у нее складывалось. Вроде и красивая, и умная, а парни ее стороной обходили. И девочки ее не любили.
— У нее не было подруг?
— Не-а. Сколько жила тут, ни одной я не заметила. Ко мне вот только и прибегала чай попить, посплетничать о преподавателях или студентах.
— Мы не нашли ее родственников, Татьяна Марковна. Почему?
— Так нет их никого. Сирота Василиска.
— Еще момент… — Алена нашла фото из паспорта Стрельцовой — разворотом со штампом о прописке. — Этот дом снесли. Она там была прописана. Но ни одного упоминания об этой семье мы не нашли. Стрельцовых не было в той квартире, где она была прописана. Там жили…
— Правильно. Там жили почти до самого сноса Игнатовы. Ее мать и отчим. А Стрельцова она по отцу и его брату — Николаю.
— Упс-с! — выдохнула Алена, расстегивая куртку и снимая шарф. — Вы просто находка для меня, Татьяна Марковна! Бьемся, бьемся, ищем Василису, ищем. И нигде никаких следов!
— А чего ищете-то? — Глаза в сетке морщин глянули настороженно. — Натворила чего?
— Нет, что вы. Пропала! Ищем по заявлению ее коллеги, — на ходу придумала Алена, впиваясь взглядом в лицо женщины.
— Ой, беда, беда!
Тонкие губы Татьяны Марковны задрожали. Она точно расстроилась. Встала и заходила по своей каморке: два шага вперед, два шага назад.
— Кто же… Кто же посмел обидеть сироту?! Где хоть ищете? — Стремительно вернулась она на место, уставившись на Леонову сердито. — По Москве? Это как иголку в стоге сена искать!
— Вот, для этого нам и надо знать о Василисе хотя бы что-то, Татьяна Марковна. А то сплошные белые пятна в ее биографии. Ни друзей, ни родственников, никого! Даже оттолкнуться не от чего. И с пропиской какая-то ерунда. Дом расселили, а упоминания о Василисе нет нигде. Выходит, ее семье жилье не предоставили?
— Вот именно! Сволочи! — Всплеснула подрагивающими руками уборщица общежития и даже всхлипнула. — Василиска как раз гостила у дяди своего, когда ее мать с отчимом устроили в квартире пожар. Прямо за пару месяцев до расселения. И квартиру им новую не
