Протягивая Рите паспорт, он объявил:
— Рад познакомиться, Фарида Саясовна!
Изумленная Рита открыла красную книжечку и ахнула, прочитав: Фарида Саясовна Мухамеджанова.
На паспорте была приклеена ее фотография.
— Вот так… — печально сказал Петя. — Теперь ты лишилась даже имени.
Пользуясь тем, что Мира опять исчезла, Рита спросила:
— А почему ты не сказал Людочке, что мы едем сюда, а не к твоей сестре?
— По кочану, — буркнул Корякин, вновь становясь колючим и раздраженным.
— Петя… Прости… Но если ты должен был убить меня, то почему теперь помогаешь?
— Ой, да не трави ты мне душу! — взвыл Петр и, круто повернувшись, вышел из комнаты.
* * *
Рита все-таки заставила Петра заехать к Людочке и Галине Григорьевне. Она просто не могла исчезнуть, не попрощавшись с ними и… Она даже себе боялась признаться в этом — не убедившись, что с ними все в порядке.
Едва войдя в дом, Рита ощутила приступ дурноты — стулья на террасе были разбросаны, скатерть со стола кто-то наполовину сдернул, разбив при этом чашки и опрокинув самовар. Под столом темнела лужица… Нет, это было вишневое варенье, вытекшее из свалившейся вазочки.
Петр остановил ее на пороге комнаты:
— Подожди здесь.
Увидев выражение лица Корякина, Рита оттолкнула его и шагнула вперед.
Задушенная капроновым чулком Галина Григорьевна лежала в инвалидном кресле, вцепившись окоченевшими пальцами в жгут, затянутый на ее горле. На лице ее застыло выражение ужаса и неописуемого страдания, изо рта, как бы приоткрывшегося в беззвучном крике, высовывался язык, казавшийся третьей губой…
Напротив сидела на стуле Людочка. Голова ее безвольно свисала на грудь, рыжие волосы прикрыли лицо. Она не падала лишь потому, что ее крепко-накрепко привязали к стулу. Тонкие веревки, перехватывавшие обнаженные руки — на девушке была только ночная сорочка, — глубоко впились в тело.
Рита бросилась к ней, откинула волосы с лица и дико закричала. Петр, немедленно оказавшийся рядом, зажал ей рот ладонью, которая пахла бензином и табаком.
На месте правого глаза Людочки зияла страшная обугленная дыра, все лицо покрывали язвы ожогов. Рита увидела на полу паяльник, и ее затошнило.
— Бежим, — словно бы проглотив ком в горле, сдавленно приказал Петр.
— Убей меня! Убей! Я не хочу жить! Я приношу всем смерть! Так зачем же мне жить?! Убей меня, и тебя простят… — рыдала, опустившись на колени перед трупом Людочки, Рита.
Корякин поднял ее за волосы и дважды наотмашь ударил по лицу:
— Заткнись, дура! У нас нет времени на истерики.
* * *
— Все, кажется, оторвались! — напряженно сказал Петр, косясь на зеркальце заднего вида.
Рита не ответила. Да и что она могла сказать? Как только они выехали из города, Корякин заметил машину, преследовавшую их. Причем в открытую. Это были те самые красные «Жигули», которые Рита увидела вчера ночью у своего дома. Напавшие на их след убийцы выжидали удобного момента, когда на дороге не будет машин…
Настояв на том, чтобы побывать у Людочки и Галины Григорьевны, Рита сделала ошибку, которая могла стоить жизни и ей, и Петру Корякину. Именно там их и заметили.
Однако беглецам повезло. Гонка продолжалась уже около часа, когда они оказались в хвосте огромной колонны грузовиков. Совершая рискованные обгоны на узком шоссе, Петр загнал в кювет водителя встречного «Запорожца», едва вывернул из-под носа «Икаруса», чуть не столкнулся с рефрижератором, но вырвался вперед, обогнав колонну.
Преследователи отстали, не желая рисковать своей жизнью. Корякину и Рите терять было нечего.
Оторвавшись от красных «Жигулей», сдерживаемых встречным потоком машин, Петр как сумасшедший гнал до развилки, затем свернул на какой-то проселок, не снижая скорости, промчался по кюветам и буеракам и выскочил на другое шоссе, которое шло практически перпендикулярно первоначальному направлению их движения.
На перекрестке он опять свернул, теперь они ехали, как казалось Рите, в сторону столь поспешно покинутого ими города.
Спрашивать о чем-либо Петра она не решалась…
Прошло почти два часа безумной гонки, и Рита крайне сожалела, что не осмелилась — слишком людно было вокруг — отбежать в кустики, пока Корякин заправлял машину.
Еще минут через двадцать она поняла, что терпеть больше не может.
— Петя… Петя, останови машину, мне надо выйти.
— Чем ты у бензозаправки думала? — рыкнул он. — Ссы здесь.
— Петя… Я не могу так… Ну, пожалуйста! Я быстро. Ты же сказал, что мы оторвались?
— О Господи! — Корякин заскрежетал зубами.
— Я не могу, Петя…
Впереди дорога делала крутой поворот, огибая овраг, заросший кривыми деревьями и чахлыми кустами.
— Смотри, — сказал Петр. — Спустишься в овраг, сделаешь свои дела и выберешься на другую сторону. Я поеду медленно. Чтоб все успела! Поняла?
— Да, да, — закивала Рита.
— Выскакивай!
Рита почти на ходу выпрыгнула из машины и помчалась по крутому склону вниз. Она цеплялась за грязные кривые сучья, чтобы как-то затормозить движение и не упасть в темный ноздреватый снег, огромной коровьей лепешкой горбившийся на дне оврага.
Она уже тяжело дыша поднималась по крутому противоположному склону, радуясь, что справилась так быстро и Петя еще не подъехал к условленному месту, когда мимо промчалась знакомая красная машина, двигавшаяся навстречу приближавшейся черной «Волге».
Рита попыталась закричать, чтобы предупредить Петра, совершенно не думая о том, что он просто не услышит ее, да и наверняка уже сам увидел машину преследователей, но споткнулась и рухнула лицом в грязь, ободрав щеку об острый конец обломанного сучка и едва не выткнув при этом себе глаз.
Пока она барахталась, стараясь встать, красные «Жигули» почти поравнялись с «Волгой». Гнусно улыбаясь, Чмырь, сидевший на заднем сиденье, открыл окно и, высунувшись из него, правой рукой бросил на дорогу перед приближавшейся машиной Петра какой-то предмет. Полыхнуло пламя, и тотчас же повалил густой дым. Корякин среагировал на взрыв дымовой шашки мгновенно, но это не спасло его. Он круто вывернул руль, инстинктивно стараясь избежать лобового столкновения с автомобилем убийц, «Волга» вылетела на край оврага и, несколько раз как бы нехотя перевернувшись, ломая кусты, рухнула вниз. Из немедленно остановившихся красных «Жигулей» выскочили Чмырь и ювелир и открыли по рухнувшей на дно оврага машине стрельбу из автоматов. Раздался страшный взрыв — видимо, пули попали в бензобак…
— В машине бабы не было! — деловито сказал ювелир любовавшемуся делом своих рук Чмырю.
— Высадить мог. Где угодно… — пожал тот плечами.
— Поищем?
— Ищи, если хочешь. А я предпочитаю побыстрее убраться отсюда. Как-то неохота подставлять свою задницу, — ухмыльнулся Чмырь.
— Хозяин тебе вставит, умник… — проворчал ювелир, вслед за сообщником направляясь к «Жигулям».
Услышав выстрелы и прогремевший вслед за ними взрыв, оглушенная Рита замерла и, опустив лицо в грязь, тихо и жалобно заплакала.
* * *
Стелла лежала на раскладушке, закинув руки за голову, и рассматривала словно бы проступавшие в простенках между заложенными кирпичами окошками белые кресты. Проемы располагались по всему периметру каморки, находившейся на самом верху церкви, давным-давно превращенной в клуб, и только в одном из них было застекленное окно. Впрочем, света хватало.
Днем Стелла никаких крестов не видела. А ночью… Это было похоже на наваждение.
Усилием воли отогнав от себя мысли о мерещившихся ей крестах, Стелла задумалась о спектакле. Все шло хорошо. Репетиции катились, как по наезженной колее. Ребята из драмкружка вкалывали от души. Мало того, были уже почти готовы костюмы и декорации, сделанные руками самодеятельных актеров и работников клуба. Одна из методисток даже согласилась играть Учительницу. Как ни странно, все отнеслись с большим энтузиазмом к идее постановки спектакля в день праздника Победы 9 Мая, хотя тема его никакого отношения к войне не имела. А Валентина Владимировна, которой Стелла позвонила с почты, пообещала уговорить членов комиссии на выезд за город в праздничный день.
До спектакля оставалось меньше двух недель, и Стелла, понимая, что она смогла совершить невозможное, уже мечтала о Москве, о съемках, о встрече с Ириной и о поездке со съемочной группой в Ялту…
Все тревоги ее рассеялись; за две с лишним недели, проведенные в Сосновке, она почти забыла о том, что ей пришлось пережить. Надрезанный уголок рта зажил. Царапины тоже. Вот только волосы, срезанные Жабой, никак не хотели отрастать… О смерти Кирилла она не знала.
С улыбкой она вспоминала о том, как крадучись пробиралась в учебную часть, как, закутав голову клетчатым мохеровым шарфом, плутая по подворотням, добиралась на автовокзал, чтобы уехать в Сосновку. Автобус шел туда три часа, и все три часа она упрямо смотрела в окно, боясь встретиться глазами с кем-нибудь из пассажиров и прочесть в них… Что? Она и сама не знала, только почему-то чувствовала непреодолимый страх перед незнакомыми людьми, подозревая всех и каждого в сообщничестве с бандитами.
