низкий голос спросил:
– Кто?
– Я племянница госпожи де Рекамье, приехала навестить свою тетушку!
– Проходите, мадемуазель!
Дверь открылась, и дама в вуали проскользнула внутрь.
– Вас ждут! – проговорил рослый слуга.
– Меня не нужно провожать, я знаю дорогу.
Дама прошла по знакомому коридору, поднялась по лестнице на второй этаж, миновала анфиладу комнат и, наконец, оказалась в небольшой гостиной, где ее ждал пожилой господин с остроконечной бородкой, в черном бархатном камзоле, отделанном серебром. Пожилой господин, в котором можно было узнать самого влиятельного человека во Франции. Исключая короля, конечно.
– Приветствую вас, ваше преосвященство! – проговорила дама и поцеловала протянутую руку с крупным перстнем. – Непривычно видеть вас не в красном…
– Всем нам приходится иногда менять свое обличье! – ответил кардинал. – Кто-кто, а вы это знаете лучше кого-нибудь другого.
Он хлопнул в ладоши, и тут же в комнату вошел слуга с серебряным подносом, на котором стоял кофейник и две чашечки.
– Надеюсь, вы не откажетесь от кофе.
– Не откажусь.
Слуга разлил кофе.
– Итак, – проговорил кардинал, – что вам удалось узнать, мадемуазель?
Женщина кивнула на слугу.
– Можете не бояться Жака, он предан мне, как пес…
– Преданность, как и все на свете, имеет свою цену. Вам ли это не знать!
– Кроме того, он глухонемой…
– Преданность и глухота – лучше, чем просто преданность.
– Но, впрочем, вы правы… – и кардинал знаком велел слуге покинуть комнату.
– Теперь вы можете говорить, никого не опасаясь.
– Да, ваше преосвященство! Мне стало известно, что вдовствующая королева намеревается добиться вашей опалы. У нее есть претендент на ваше место. Вы его знаете…
– Несомненно, это господин де Марийяк.
– Вы совершенно правы.
– Но король не согласится на такую замену… он не симпатизирует Марийяку…
– Могу вам только сказать, что их намерения чрезвычайно серьезны. Более чем серьезны.
Кардинал помрачнел.
– Что ж… предупрежден – значит, вооружен. Благодарю вас, мадемуазель.
С этими словами он открыл небольшой инкрустированный шкафчик, достал оттуда маленькую черепаховую шкатулку и протянул ее своей собеседнице:
– Это моя благодарность.
– Что вы, ваше преосвященство, это лишнее, я работаю не из-за денег, а исключительно из преданности…
– Преданность и деньги – лучше, чем только преданность. Значительно лучше.
На кладбище было почти безлюдно.
Пришла только бледная сутулая девица из агентства «Домострой», да еще два или три человека. Я подошла к Любе, стоявшей чуть в стороне, она не плакала, но была очень бледная, и губы дрожали. Похоже, она всерьез сожалела о Пашке.
Бледная девица всхлипывала, нос ее покраснел.
Наверно, подумала я, она была тайно и безответно влюблена в Пашку Сыроедова…
Два дюжих землекопа подняли гроб на лямках и хотели уже опустить его в подготовленную могилу, как вдруг на дорожке показалось удивительное существо.
Это существо, казалось, перенеслось на машине времени из позапрошлого века.
Это была сухонькая старушка в черной соломенной шляпке с вуалью. Тулья этой шляпки была увенчана огромной гроздью искусственного винограда, на сутулые плечи старушки была накинута черная кружевная мантилья.
В довершение образа на локте старушки висела старомодная дамская сумка такого размера, что в нее вполне можно было упрятать полный комплект Большой советской энциклопедии. Ну или, по крайней мере, Малой.
Я тронула Любу за руку и спросила одними глазами: «Это она?»
«Она, тетка Пашина», – ответила Люба тем же способом.
Старушка что есть силы поспешала по дорожке в нашу сторону, опираясь на черную палочку с ручкой слоновой кости, и размахивала левой рукой, в которой был зажат белый кружевной платочек – как знак капитуляции.
– Постойте! – кричала она землекопам. – Не опускайте! Подождите меня!
Землекопы переглянулись, поставили гроб на козлы.
Старушка доковыляла до могилы, взглянула на гроб и строго приказала землекопам:
– Открыть!
Видимо, в ее голосе было что-то, не допускающее возражений.
Землекопы молча сняли крышку.
Старушка подошла вплотную к гробу, пристально взглянула на Пашку и повелительно махнула рукой:
– Все, можете закрывать!
Землекопы занялись своим делом. Я пихнула Любу локтем – пошли, мол. Она нехотя сделала несколько шагов, но поскольку Наталья вчера строго сказала, чтобы она делала все, как велено, иначе может проститься с работой, то Люба взяла меня под руку, и мы подошли к удивительной старушке.
– Аглая Михайловна… – робко сказала Люба, но старуха сделала вид, что не слышит.
Ну да, говорила же Люба, что старуха ее отчего-то невзлюбила. Что ж, придется действовать самостоятельно.
– Вы, наверное, Пашина тетя? – спросила я самым скорбным голосом.
– А ты кто такая? – ответила та вопросом на вопрос.
– Я… я Пашина знакомая, – я постаралась, чтобы голос мой дрогнул, кажется получилось.
– Что-то я никогда тебя прежде не видела. А как тебя зовут, знакомая?
– Ви… Виолетта, – я чуть не назвала свое настоящее имя, но вовремя спохватилась.
– Надо же! – старушка хмыкнула. – Родители твои оперу, что ли, любили?
– Ага, – кивнула я на голубом глазу, вспомнив Аиду. – Особенно «Травиату». Папа в оперном театре осветителем работал…
– Что-то я от Паши никогда про тебя не слышала! – проворчала старушка.
– Да? А я про вас, напротив, слышала очень часто! Павлик вас очень, очень любил!
Старушка подозрительно взглянула на меня, но ничего не сказала. За разговором я пыталась оттеснить ее подальше от могилы, но старуха не поддавалась.
А я краем глаза следила за Кожемякиной.
Наталья, переодетая так, что даже Люба ее не узнала, тихонько подкрадывалась к Пашиной тетке, пока я отвлекала ту разговорами.
Впрочем, тихо у нее не получалось – то и дело под ногой у нее ломались сучки и ветки.
– Да, он очень, очень много о вас говорил! – повторила я как можно громче, чтобы заглушить шаги своей сообщницы.
Люба отстала, следуя указаниям. Дело в том, что вчера вечером я нашла в своей сумке «жучок», тот самый, который стащила у Вадика из ящика стола.
И мы с Натальей решили, что не худо бы подслушать Пашкину тетку. Вдруг она что-то знает про бриллианты? Потому что нам нужно их найти обязательно. Мне – для того, чтобы обменять их на бокал, который хранится где-то у тех людей, которые объявляют себя хозяевами бриллиантов. А Наталье – чтобы они от нее отстали и не посылали больше к ней эту психованную Ламию с напарником.
Как с ними договориться, мы еще не придумали, главное – бриллианты найти.
Наконец Наталья подобралась вплотную к тетке, достала из кармана «жучок» и ловко запихнула его в старушкину сумку.
Та все же что-то почувствовала и обернулась:
– А ты что тут сопишь? Ты что тут возле меня крутишься? Ты вообще кто такая?
– Я… я его клиентка, – нашлась Кожемякина и поправила платок, сползавший с
