— Разве это слово не запрещено? — злорадным тоном осведомился Президент.
— Ну тогда les bleus, — поправился министр культуры, добавляя новое слово в черновик словаря официально признанных терминов.
— Продолжайте, — промурлыкал глава государства.
— Американцы установили розовые излучатели на всей территории Кляксы. Они повышают восприимчивость людей и создают приподнятое настроение, как, например, взгляд на комок сладкой ваты.
— Теперь понятно, почему наши обманутые граждане хлынули в «Евро-Бисли».
— Это провокация, против которой нет защиты, злодейский акт культурного империализма. Как вы намерены поступить?
— Хорошенько все обдумать.
— Народ Франции взывает к вам об отмщении. Мы требуем самых жестких ответных мер.
— Может быть, прикажете выстроить на американской земле парк Звездочки и увешать его розовыми фонарями?
— Я имел в виду военные меры.
— По-моему, Вашингтон здесь ни при чем. Мы столкнулись с беспардонной алчностью частной компании, и я не хотел бы из-за цветных лазеров втягивать в конфликт всю страну.
— «Лазер» — это грязное иностранное слово, месье Президент, — напомнил министр культуры. — Я бы не хотел передавать содержание нашего разговора на рассмотрение Комитета по защите родной речи, но...
Президент бессильно закатил глаза.
— Что вы предлагаете? — преувеличенно вежливо осведомился он, стиснув зубы.
— Мы подарили американцам статую Свободы. Давайте потребуем ее назад.
— Что за чепуха!
— Тогда уничтожим.
— Насколько я знаю, в Америке и без того хватает смутьянов, призывающих разрушить статую и продать ее на металлолом.
— Это военная провокация! — вскричал Морис Туре. — Если они хоть пальцем тронут Свободу, мы сотрем их с лица земли атомным взрывом! Уничтожим их псевдокультуру и грязный язык одним мощным ударом!
— Видимо, мне придется переговорить с министром обороны.
— Он на моей стороне, — торопливо произнес Морис Туре.
— Вы с ним уже обсудили возникшую ситуацию?
— Нет, но я уверен — он меня поддержит. И если вам небезразлично ваше политическое будущее, вы тоже станете под мои знамена.
— Я подумаю, — пообещал Президент и повесил трубку.
В кабинет вошел секретарь с долгожданным факсом в руках. Президент Франции откинулся на спинку кресла и принялся изучать протокол.
Как хорошо, подумал он, что Америкой управляет такой нерешительный человек. Может быть, робость Штатов и неторопливость Франции позволят отыскать нужное решение, прежде чем министр культуры втянет две страны в конфликт, куда более опасный, нежели столкновение слов и языков.
Компьютер сообщил о небывалом всплеске количества авиабилетов, приобретенных по карточкам Бисли во Флориде, Калифорнии и Луизиане, и Харолд В. Смит тут же сообразил, что за этим фактом кроется что-то серьезное.
Флорида и Калифорния — традиционные вотчины Сэма. Но Луизиана ни малейшего отношения к корпорации не имела. Ни парков, ни контор.
Служащие Бисли направлялись в Лондон. Зачем? Что им делать в столице Британии? Может быть, они намерены добраться до «Евро-Бисли» на самолете, следующем рейсом «Лондона — Париж»?
По зрелом размышлении Смит отверг этот вариант. Во-первых, в компьютерах системы бронирования мест не было сведений о массированных закупках транзитных билетов во Францию. Во-вторых, Франция продолжала депортацию граждан США, считая их «нежелательными лицами». Пока глава КЮРЕ щелкал клавишами, электронная почта принесла официальное известие о том, что американский посол во Франции объявлен «персоной нон грата» и выдворен за пределы страны «за деяния, несовместимые с его положением».
Как правило, эта дипломатическая формула обозначала обвинение в шпионаже, но применять ее в данном случае было бы полной нелепостью. Американский посол не имел к разведке ни малейшего отношения.
Смит вернулся к своей задаче.
Итак, работники корпорации Бисли хлынули во Францию с безумным упорством спятивших леммингов, рвущихся к воде.
Зачем?
— Вряд ли они едут в Лондон, — пробормотал Смит. — В Англии им нечего делать.
Догадка пронзила мозг Смита, словно удар грома.
Франция объявила американских граждан вне закона, но британцы по-прежнему могли пользоваться ее гостеприимством — в той мере, в коей люди, не владеющие французским, могли чувствовать себя во Франции желанными гостями.
Смит вывел на экран подробную карту Британских островов и уменьшал масштаб до тех пор, пока на мониторе не появились Английский канал и северное побережье Франции.
Перелет из Лондона в аэропорт де Голля или Орли занимал не более часа. Однако американцы, пожелавшие въехать во Францию через тот или другой аэропорт, неминуемо будут задержаны на пограничном пункте. Даже если их целый полк, далеко им не прорваться.
Смит внимательно осмотрел пролив. Его можно было переплыть на пароме или попутном судне. Однако вторжение с моря вряд ли сулило успех.
Смит нахмурился и отстучал команду, в мгновение ока превращавшую англоязычные названия во французские.
«Канал» превратился в «Ла-Манш», по-французски — «рукав». Это и было французское наименование географического пункта, который весь остальной мир называет Английским каналом.
Не увидев в этом названии ничего интересного или настораживающего, Смит уже собирался было выключить карту, когда его внимание привлекла незнакомая линия, пересекающая пролив.
Красная линия.
И подпись: «Транс-Манш».
Серые слезящиеся глаза Смита уставились в одну точку. Не упустил ли он что-нибудь важное? Его пальцы забегали по клавиатуре, возвращая на экран английские слова.
Там, где только что была подпись «Транс-Манш», появились другие буквы. В памяти Смита мгновенно всплыло слово. Слово, от которого кожа его пошла пупырышками, а по спине разлился холодок.
Чуннель [Обиходное название транспортного туннеля, проложенного под Ла-Маншем и соединяющего Британию с континентом. Слово «Чуннель» образовано из английских «Channel» и «Tunnel»].
* * *
Они были одеты в гражданское, а значит, были мирными гражданами, а не людьми в мундирах, которые маршируют под грозный рокот барабанов с оружием в руках.
Объединенные силы Калифорнийских мушкетеров, Флоридских партизан и Луизианских зуавов высадились в лондонском аэропорту, тщательно спрятав в багаже американские паспорта и мундиры.
Поэтому их сочли простыми туристами, но уж никак не солдатами.
Когда они группами по два-три человека прибыли на международный вокзал Ватерлоо, в карманах у них лежали поддельные канадские паспорта. Примирившись гостями из-за океана, они заняли места в скоростном поезде «Евростар» и погрузились в молчание, не без оснований полагая, что креольский диалект Луизианы вряд ли сойдет за парижский выговор.
Поезд неторопливо прогромыхал по старой фолкстоунской ветке, вышел на скоростную магистраль под Ла-Маншем и разогнался до ста восьмидесяти шести миль в час.
И хотя воодушевление бойцов нарастало с каждой пройденной милей, они упорно держали рот на замке.
Французские пограничники тревоги не подняли, но это была простительная оплошность. Кто бы мог подумать, что захватчики вторгнутся в страну через Транс-Манш? Ведь не кто иной, как Британия долгие века сопротивлялась объединению с Европой. Именно британцы опасались вторжения с континента, а не наоборот.
Паспорта этих людей были в полном порядке, мундиры аккуратно сложены и спрятаны под истинно английскими твидовыми пиджаками и холщовыми рубахами.
После того как поезд покинул вокзал Кале и направился в Париж, чужеземцев уже было не остановить.
У них не было при себе ни оружия, ни предметов, которые могли быть признаны таковыми.
Каждый из них вез личный универсальный пульт дистанционного управления, но, поскольку таможенникам нечасто доводится видеть в пассажирском багаже пульты от телевизоров, они и не подумали возражать.
* * *
Поначалу Марк Кобьен отнесся к новому назначению с энтузиазмом.
— Вы поведете Луизианских зуавов, — сказал ему Боб Бисли. Разговор состоялся в конференц-зале Утилдака флоридского парка «Бисли-Уорлд».
— Куда я их поведу?
Когда Боб объяснил, что батальону предстоит захватить «Евро-Бисли», дабы уберечь от французов секретную технологию, Марк Кобьен проглотил застрявший в горле комок и сказал:
— Но ведь это опасно...
— Вы сделаете это ради компании.
— Я понимаю, — нерешительно пробормотал Марк. — Но...
Боб Бисли пригвоздил его к месту отеческим взглядом окруженных морщинками глаз и прошептал:
— Дядя Сэм назвал именно вас. Он сказал: «Я хочу, чтобы эту операцию возглавил Кабан».
