Султан заставляет девушек раздеться, а сам, обнаженный, носится среди них, издавая конское ржание и овладевая то одной, то другой. И велит им при этом сопротивляться, потому что падишаха это возбуждает.
«Какой ужас! Этот купец сам извращенец с его чудовищными фантазиями! – мысленно возмутилась Кёсем-султан. – Мой сын, конечно, безумен и развратен, но ржать подобно коню?! И голым бегать по саду, нападая на женщин?! Ведь этого никто не видел. Потому что этого никогда не было. Почему он такое написал? Но мне это выгодно, увы».
– Все сказанное вами – чистая правда, – сказала она, опустив глаза.
– Чудовищно! Вы несчастная мать! Я преклоняюсь перед вашим мужеством, – посол почтительно нагнул голову.
– Значит, из Парижа это… гм-м… это сочинение распространилось по всей Европе?
– Конечно. Автор пишет живо и чрезвычайно увлекательно.
– Надеюсь, вы понимаете, что такой человек, как Ибрагим не может управлять государством?
– История знала немало монархов не менее развратных и со странными наклонностями, – осторожно заметил француз. – Взять Калигулу или Нерона, римских императоров.
– Я плохо знаю историю. Но разве все они не кончили плохо, эти монархи?
– О да. Их свергли и убили.
– Весьма показательно.
– Но говорят еще, что, женившись, султан Ибрагим образумился.
– Это лишь слухи, которые распускают верные ему люди, чтобы остаться у власти. Я его мать, кому как не мне знать правду?
– Вам нельзя не верить, Валиде. Но хотелось бы подтверждения. Никто из иностранцев не может проникнуть в гарем. Мы не можем даже поговорить ни с одной из женщин султана. А поверить слухам… – развел руками посол.
– Откуда же ваш купец обо всем узнал? – насмешливо спросила Кёсем-султан. – А ведь ему верят.
Француз смутился.
– Все, что связано с сералем чрезвычайно интересует моих соотечественников и не только их. Запертые во дворце, полном сокровищ, сказочные красавицы, все обязанности которых заключаются лишь в удовлетворении желаний своего господина. Многоженство. У султана Ибрагима, если я не ошибаюсь, восемь жен.
– Вы не ошибаетесь, – кивнула Кёсем-султан.
– Это ведь совершенно другая культура, другой мир, – взволнованно сказал посол. – Неудивительно, что возникают всякие домыслы, и есть люди, которые хотят на этом заработать. Выдают себя за путешественников, называют якобы свидетелей, ссылаются на случайную встречу с одалиской из гарема, которая, расчувствовавшись, рассказала правду.
– Наложницам запрещено даже смотреть на мужчин, не то что разговаривать с ними, – возмущенно сказала Валиде.
– Вы сами создали из жизни в гареме тайну, – развел руками француз.
– Увы, я не могу пригласить вас в гарем. Да и не собираюсь. – Валиде кивнула, давая понять, что аудиенция окончена. – Но вы можете сказать своим соотечественникам, что в рассказах этого купца есть доля правды.
– Ссылаясь на вас?
– Ссылаясь на меня.
«Какая мерзость, – подумала она, когда француз ушел. – На что только приходится идти, чтобы свергнуть Ибрагима с престола. Но если я этого не сделаю, он прикажет меня убить. Такая же участь грозит Мехмеду и Сулейману. И кто сядет на трон? Сын Телли? А она станет Валиде? Никогда!»
– Скажи, Мелек, Эвлия Челеби сейчас в Стамбуле? – спросила она у верной служанки. Кёсем-султан использовала сметливую и проворную Мелек для особых поручений. – Этот молодой ученый муж подает надежды. Я хотела бы с ним поговорить.
– Я узнаю, Валиде. Прикажете привезти его сюда?
– Да, я приму его здесь. Угли тлеют, а мне надо, чтобы как можно скорее вспыхнуло пламя.
Эвлия был родом из большой и знатной семьи, его двоюродные братья подавали большие надежды. Они учились в дворцовой школе Топкапы и стали заметными чиновниками в Османской империи. Если бы они приняли ее сторону, Кёсем-султан охотно назначила бы их на ключевые посты. Сам Эвлия не проявлял интереса к государственной деятельности, он ездил по санджакам, выполняя поручения своих братьев, описывал то, что увидел, и составлял для них отчеты. Писатель, путешественник, в будущем возможно, историк и философ. Вот кто был нужен сейчас Кёсем-султан.
Ее младший сын Ибрагим никогда не интересовался науками и литературой. Он не ценил ни писателей, ни ученых. Не понимая, какую силу имеет слово. И то, что образ правителя останется в истории таким, какой создаст перо какого-нибудь незаметного челеби, склонившегося над книгами в дальних покоях дворца.
Но Валиде была мудра. Нельзя просто так свергнуть султана, восемь лет просидевшего на троне. Потомки должны узнать, что это был единственный выход, потому что безумный сластолюбец не может управлять огромной империей. Нужны мемуары от человека, которому доверяют и который признан челеби, ученым мужем. Поэтому Кёсем-султан с нетерпением ждала Эвлию.
Эти писаки из Европы сочиняют небылицы о султанском гареме, где правители Османов якобы глупцы и развратники. Но сейчас интересы гнусных сочинителей совпадают с интересами Валиде. Важно не просто свергнуть Ибрагима, важно сделать так, чтобы его проклинали потомки, свалить на него вину за все, что произошло за последние три года.
Эвлия Челеби появился в Старом дворце вечером следующего дня. Он был взволнован.
– Валиде. – Челеби стоял на почтительном расстоянии, склонившись. – До меня дошли слухи, что вы в опале, но я не поверил.
– Ты помнишь, чем мне обязана твоя семья? Особенно твои братья?
– Ваш сын султан Мурад возвысил их по вашей воле. Мы этого никогда не забудем.
– Настало время послужить государству, Эвлия. Ты много ездишь по стране, расскажи, как идут дела?
– Все плохо, Валиде. Народ недоволен. Война с венецианцами крайне разорительна. Налоги растут.
– А что говорят о султане Ибрагиме?
– Никто не любит его молодую жену. Она проявляет неуважение к нашим обычаям.
– По-твоему, будет бунт?
Эвлия заколебался.
– Говори как есть.
– Ваш пасынок, султан Осман, был столь же недальновиден, это правда. Но падишах Ибрагим вызывает у народа жалость, поскольку он болен. Все сваливают на его женщину. Достаточно убрать одну Телли.
– Появится другая.
– Но кто будет править страной, если… Если по воле Аллаха султан Ибрагим вдруг покинет нас?
– А кто правил до этого? Мой сын никогда не занимался государственными делами.
– Он много строил…
– Глупости! Он предавался похоти и осквернял вековые устои! Ты знаешь, что говорят о нем в Европе?
– Ходят слухи о каких-то непотребствах.
– Ага! Значит, и в Стамбуле уже об этом говорят?
– Здесь живет много иноверцев. Но я не знаю, Валиде, верить ли этим слухам?
– Про зеркала в спальне моего сына чистая правда, – сухо сказала Кёсем-султан. – Они везде, даже на потолке. Что касается прочего… Ты не должен этого опровергать в своих мемуарах.
– Но Валиде-султан! Историк должен описывать все события беспристрастно!
– Как же историк может описать гарем, если ни разу там не был? И мужчинам не позволено беседовать с наложницами? Это мой приказ, – жестко
