Напротив за длинным столом расположились трое мужчин, демонстрировавших разную степень раздражения, вызванную опозданием кандидата на должность.
– Доктор Эйнсворт, полагаю? – первым заговорил сидевший по центру старик с достаточно добрым, но усталым лицом. Насколько позволяло разглядеть разрешение экрана, его кожа казалась землисто-бледной, а на лбу виднелись пигментные пятна. Веки, как и другие черты, обвисли, делая собеседника похожим на бладхаунда. Впечатление портила только копна седых волос, завитком торчавших вверх, словно мороженое в рожке. – Имею честь быть директором нашего старого колледжа. Меня зовут сэр Майкл Стернз. – Он сделал паузу. – У вас что-то с глазом, доктор Эйнсворт?
– Э-э… Небольшой несчастный случай с несушками.
– Ничего серьезного, надеюсь?
– Нет, директор.
– Хорошо. Что ж, будьте поосторожнее. У нас на территории кур нет. Зато хватает волков. – Старик тихо усмехнулся. – Слева от меня Питер Гвинн, заслуженный профессор по педантике.
– По семантике, – закатил глаза названный преподаватель. – Заслуженный профессор по семантике.
– Ха! – фыркнул директор. – Просто пошутил. Работает каждый раз.
Питер Гвинн не рассмеялся. И вообще, создавалось впечатление, что он не смеялся с прошлого столетия. Его лысина испускала тусклое сияние, а длинная черная борода даже не шелохнулась. Со стороны казалось, что голова находится в перевернутом положении.
– Эти ваши несушки очень большие? Похоже, вам пришлось выдержать целое сражение.
Ричард опустил взгляд на свою рубашку. Профессор по семантике говорил правду.
– Так или иначе, – вклинился директор, – Питер покидает нас, чтобы присоединиться к команде преподавателей Гарварда. – В его голосе не звучало даже намека на эмоции, положительные или отрицательные. – Наша потеря, их находка и все такое. – Казалось, ему потребовалось приложить усилия, чтобы не произнести поговорку наоборот. – В общем, справа от меня, ну, да вы уже знакомы…
– Приятно снова тебя видеть, Ричард, – выдавил с той стороны интернета сэр Стивен Роачфорд.
В отличие о двух других собеседников, которые выглядели полностью погруженными в университетскую среду, словно отгороженные от мира, защищенные коконом знаний, где так спокойно и уютно, сэр Стивен Роачфорд производил совсем иное впечатление. Даже его одежда чуть ли не сияла. Казалось, он явился в колледж, чтобы продать профессорам двойные оконные рамы.
– Стивен, как поживаешь?
– Отлично. А вот ты будто пришел из зоны военных действий. Куриные бои – это что, новая мода во Франции?
– Развлекаем себя как можем.
– Рад слышать.
– Сэр Стивен любезно предложил финансировать вашу должность, доктор Эйнсворт. По его словам, нам очень повезет, если удастся заполучить вас в роли профессора. – Ричард заметил, как Роачфорд ухмыльнулся при этих словах. – Это собеседование – простая формальность, возможность заранее познакомиться с вами.
Директор явно старался побыстрее покончить с процедурой, что совпадало с желанием самого Ричарда. Он ощутил, как за его спиной расслабилась Клер. В небольшом окошке вида с фронтальной камеры отобразилось, как Валери, естественно, с Паспарту на руках, тихо прокралась вверх по лестнице. Все это было лишь формальностью.
– Я хотел бы задать вопрос, если позволите. – Выражение лица Питера Гвинна говорило о том, что он педантично намеревался доказать: условностей в этом мире не существует.
Стивен Роачфорд ответил намертво приклеенной улыбкой.
Директор закатил глаза и вздохнул:
– Если это так уже необходимо.
Профессор по семантике наклонился почти вплотную к камере. Вблизи он выглядел почти как через дверной глазок гостиницы: лицо увеличенное и круглое, агрессивное.
– В философском труде Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно «Диалектика просвещения» писатели защищают теорию, что продвинутый капитализм относится ко всем видам искусства как к культуриндустрии. Я бы сказал, что кино это касается в первую очередь. Тогда зрители являются простыми потребителями массового продукта, плененными поставщиками коммерческой прибыли.
Питер Гвинн замолчал, и Ричард подумал, что будь он проклят, если знает, как поступить дальше. Это вопрос? Следовало ли оценить суть утверждения и энергично согласиться или же послушать внутренний голос и воскликнуть: «Да заткнись ты уже, зануда! Фильмы предназначены для эскапизма, так дай мне им спокойно насладиться!»
– Вы поддерживаете данное мнение? – никак не желал успокаивался профессор.
Ричард уже собирался ответить, когда заметил в картинке заднего вида появление Валери. Из-за пострадавшего глаза ее фигура расплывалась, но трое интервьюеров на экране замерли от восхищения, зачарованно таращась на нее. Директор даже нацепил очки. Заслуженный профессор по семантике склонил голову набок, точно недоумевающий пес. Ухмылка Стивена Роачфорда превратилась в застывшую маску, когда он понял, что победа в тяжелом сражении за возможность стать рыцарем королевства и спасителем общества висит на волоске.
Мадам Таблье уронила швабру, а оба месье Фонтейн приготовились наслаждаться шоу. Алисия воскликнула:
– О, папуля!
Когда же Клер издала вопль ужаса, Ричард медленно обернулся, заслоняя ладонью пострадавший глаз для лучшего обзора.
Валери стояла прямо перед камерой, одной рукой прижимая к груди довольно провокационную вещь. На фоне белой блузки особенно выделялся красный кружевной корсет. Бюст украшали стальные конусы, а кожаные завязки снизу напоминали дорогие кошачьи ошейники. Слай едва не сломал челюсть, которая отвисла почти до талии.
В другой руке Валери держала хлыст с самой большой рукояткой, которую Ричард видел в своей жизни. Когда зрение перестало расплываться, он понял, что это вовсе не рукоятка, и быстро отвернулся к экрану ноутбука, стараясь максимально перегородить собой обзор камеры.
Однако Валери еще не закончила, как оказалось. С сильным французским акцентом она произнесла таким кокетливым тоном, что Брижит Бардо по сравнению с ней звучала бы как гудок парома:
– О, Ришар, похоже, я взяла не ту сумку в доме Джинни.
На целую минуту повисла настолько неловкая тишина, что казалась настоящей пыткой. В конце концов Ричарду пришлось ее нарушить:
– Вернемся к вашему вопросу о культуриндустрии и коммерческом аспекте искусства, профессор.
– А я считаю, что мы уже получили максимальное количество информации, которое могли переварить, – прокомментировал директор, не скрывая удовольствия от того, что собеседование значительно скрасило его день.
– Возможно, я ошиблась, – продолжила все тем же тоном Валери на заднем плане. – И это на самом деле подарок. Мне его примерить, Ришар?
– Позвольте прерваться на данном моменте, директор. – Клер наклонилась к ноутбуку, практически вытолкнув Ричарда из кресла. – Мой муж в настоящее время управляет гостиницей во Франции. Несмотря на его официальную позицию в качестве гражданского консультанта полиции, постояльцы, видимо, решили устроить костюмированную вечеринку. – Она отодвинулась в сторону, тычком вернув его на место перед камерой.
– Это правда, доктор Эйнсворт? – с явным недоверием осведомился Питер Гвинн.
– Ну…
– Гости просто не хотят, чтобы он уезжал. – Клер снова наклонилась, чтобы оказаться в поле зрения собеседников. – Они все сильно расстроились.
Директор усмехнулся, но коллеги его не поддержали, и тогда он весело произнес:
– Боюсь, заслуженный профессор хотел бы получить ответ на свой вопрос.
– Что ж, тогда скажу так, – слабо улыбнулся Ричард, – сейчас дело обстоит совсем как в фильме «Прекрасно быть молодым», где школьный учитель музыки оказался настолько популярным среди школьников, что те устроили восстание, желая помешать его… э-э… повышению на другой работе.
– Ричард! – возмущенно воскликнула Клер, устав терпеть легкомыслие мужа.
– Вообще-то, уже спустя два года похожая идея была использована в фильме «Так держать, учитель». – Он выдержал паузу для усиления эффекта. – Любопытно, что заводилу бунтарей в обеих картинах звали одинаково. Ричард О’Салливан. – Затем устало улыбнулся собеседникам, как всю ночь занимавшийся разбоем пират. – Да. Ричард О’Салливан.
– Хватит! – взвизгнула Клер.
– Месье Эйнсворт?
– Да? – слабо отозвался Ричард, поворачиваясь к новому действующему лицу правой стороной.
Трое интервьюеров инстинктивно посмотрели влево от себя на голос, чтобы узнать, кто говорит.
– Месье Эйнсворт, – повторил комиссар Лапьер. – Вы арестованы по подозрению в убийстве Августа Татильона!
Ричард виновато покосился на экран, где собеседники ждали в подвешенном состоянии. Потом утомленно перевел взгляд на полицейского.
– Серьезно? И на каких же основаниях?
– Этот телефон принадлежит вам?
– Да, похоже на то.
– Этим утром его обнаружили возле тела покойного.
– Я мог обронить телефон сегодня, когда приезжал на место преступления по вашей просьбе!
– Либо явились как раз чтобы забрать его! – с этими словами Лапьер покачал в воздухе указательным пальцем.
– Есть ли еще какие-то улики? – внезапно Ричард ощутил, как на него наваливается усталость от всего происходящего.
– Да! Прошу прощения, месье. – Комиссар кивнул мужчинам на экране, шагнув в обзор камеры. – Где вы были вчера поздно вечером? Около полуночи?
– Э-э… Здесь! – выкрикнул Ричард. – Я беседовал с дочерью. Подтверди, Алисия. Мы же разговаривали как раз в то
