именно так.
– Хотя я пока не понимаю, как нам удастся вывести Гроссмалларда на чистую воду. Если его защищают высокопоставленные друзья, то как… Погоди-ка, что это? – Ричард рылся в нижнем ящике комода, где лежала аккуратно сложенная стопка шелковых пижам. – Еще одна записная книжка! – Он вытащил ее и покачал перед Валери, которая как раз выпрямлялась из своего скорченного положения на полу. Она моментально потеряла равновесие и попыталась схватить Ричарда за руку, чтобы не упасть, но промахнулась и вместо этого ткнула его в глаз. – Ай! – воскликнул он, роняя находку на кровать и накрывая ладонью пострадавшее место, уже начинавшее слезиться.
– О, прости меня, пожалуйста! – Покаянное извинение немного испортил тот факт, что Валери немедленно села и принялась листать блокнот.
Ричард метался по комнате, натыкаясь на мебель, в попытках восстановить зрение.
– Кажется, я ослеп, – проскулил он, стараясь сосредоточиться.
– Это не блокнот. Скорее, альбом с вырезками. Здесь есть многие имена из книги рецептов, только с фотографиями и выдержками из дневника. Смотри!
– Я не могу посмотреть, будь оно все проклято! – проворчал Ричард, не скрывая раздражения. – И что там?
– Вот тут. Гастон Гурме, политик.
Одним глазом Ричард сумел различить фигуры мужчины и женщины. Фотографию сделали откуда-то сверху.
– Любил держаться поближе к своим избирателям? – прокомментировал он, переворачивая снимок. – Даже слишком близко, можно сказать.
– И вот еще. – Валери протянула еще одну фотографию.
– Кто это?
– Потино.
– А второй?
– Не уверена. Кажется, спортсмен.
– Черт возьми!
– И вот. Смотри, кто в центре. Татильон.
Ричард снова покрутил фото.
– Пытался и рыбку съесть, и косточкой не подавиться? – Шутки с двойным дном были не его сильной стороной.
– Есть и более старые снимки. Посмотри сюда. Похоже на костер. Может, та самая коммуна, о которой ты упоминал? – Валери пригляделась внимательнее, стараясь различить лица. – А кто это тут, на заднем плане?
– Не знаю, но он сильно отличается от остальных.
– Сенатор Ройе. Он дольше всех других политиков прослужил во французском парламенте. А еще…
– Он отец Анжелики? Ее дядя?
– Вот, значит, кто защищал Гроссмалларда. Мне следовало сразу об этом подумать. Все именно так, как мы и предполагали: шантаж.
– Но почему фотография оказалась здесь? – принялся размышлять вслух Ричард. – Не понимаю. Если только Татильон не украл ее и именно из-за этого погиб.
– Как бы она сюда ни попала, многие люди хотят заполучить заметки. Многие влиятельные люди.
– Значит, нужно убираться отсюда как можно скорее, – кивнул Ричард, вставая.
Они торопливо сбежали по лестнице, и он первым успел влезть на место водителя, но тут же с досадой воскликнул:
– Что за несправедливость! Тебе придется сесть за руль.
– Да, логично. Я езжу гораздо быстрее.
– Нет, – сказал Ричард, огибая капот, пока Валери перебиралась с пассажирского места на водительское. – Все потому, что ты ослепила меня!
Они домчались на бешеной скорости от гостиницы Мартина и Джинни до ресторана Гая Гарсона примерно за пятнадцать минут. Однако в этот раз Ричарда не столько беспокоила безрассудная манера вождения Валери, сколько пострадавший глаз, который слезился, как у капризного младенца, и в любом случае не позволял рассмотреть дорогу. Здоровым глазом он поглядывал на альбом с противозаконной порнографией, лежавший на коленях, и время от времени присвистывал в изумлении от того, какие позы умудрялись принять высокопоставленные правительственные деятели довольно преклонных лет. Конечно, все знали об изворотливости и податливости политиков, но некоторые фотографии содержали материал, достойный олимпийских гимнастов. На одном снимке сначала сложно было различить лица, но, когда получилось, Ричард тут же торопливо вернул изображение обратно, из-за состояния левого глаза не заметив, что Валери видела проделанный трюк.
– Кто там был? – спросила она тоном, каким обычно говорит таможенник, натягивая свои резиновые перчатки.
– А, ничего важного. Как ты думаешь, где сделали эти снимки? – быстро добавил Ричард, пытаясь сменить тему.
– Подозреваю, что в парижском ресторане Гроссмалларда. Приватный зал, скрытая камера. Ничего нового, – пояснила Валери и нетерпеливо напомнила: – Ты не ответил на мой вопрос.
– Серьезно, если сравнивать с остальными упомянутыми здесь, то совсем мелкая сошка.
– Ясно. – Она со скрежетом вписалась в резкий поворот и спросила негромко, когда шум утих: – Иными словами, Анри Лапьер?
– Да, – вздохнул Ричард. – Прости.
– Почему ты извиняешься? – со смехом отозвалась напарница. – Разве это твоя вина? Нет. Иначе комиссара бы не назначили сюда с целью защищать интересы важных людей. Россказни про рыбалку и пенсию – настоящая чушь.
– И он использует нас в качестве неофициальных помощников?
– Да. Мне следовало догадаться раньше.
– Но как? Мы же только сейчас нашли альбом с компроматом.
– Верно. И все же ты сам говорил: откуда Гроссмаллард получил финансирование, если считался посредственным шеф-поваром? Деньги же откуда-то взялись. И освободили его слишком быстро. Плюс потерянные улики.
– Кто-то защищал свои инвестиции?
– Те, кто вложил капитал, пусть и против воли, захотели бы его уберечь, да. Но также они не желали, чтобы известный Себастьен Гроссмаллард разоблачил их публично.
– Значит, этот альбом и был теми записями, на потерю которых он жаловался при аресте? А не тот блокнот, что мы нашли в ресторане?
– Думаю, да. А еще это было предупреждение, которое Анри сразу понял.
– Даже если так… – Ричард и сам не знал, как закончится предложение, за исключением смутной идеи, которую требовалось сформулировать. – Вот только твоя теория мне кажется слегка натянутой. Французские политики обычно отмахиваются от секс-скандалов, как от мух. Я раз или два слышал обсуждение о профпригодности одного чиновника из-за того, что у него не было любовницы.
– Ты говоришь о мужчинах, Ричард. К высокопоставленным женщинам относятся совсем иначе.
– Конечно, и я не намекал… – Он замялся, и окончание предложения повисло в воздухе. – Я просто хотел сказать: совершение трех убийств ради сокрытия чего-то, что в обычных обстоятельствах перестали бы обсуждать уже через пару недель, – это немного чересчур.
– Полагаю, все началось с той коммуны. Должно быть, там произошло нечто серьезное. Не только секс. Не только наркотики.
– Понимаю. – Ричард снова уставился на фотографии. – Секс везде, верно?
– Бедняжка, – с сочувствием улыбнулась Валери, точно мать, обрабатывающая расцарапанную коленку ребенка.
Вышеупомянутый комиссар Лапьер уже ждал неофициальных помощников на парковке ресторана Гарсона. Валери воспользовалась возможностью спрятать альбом с компроматом, когда потянулась за сумкой, одновременно засовывая его под подстилку Паспарту.
– Мадам, – с мрачной официальностью поприветствовал бывшую жену подошедший комиссар, потом повернулся к Ричарду и подал ему руку, хотя тут же ее убрал, оглядев визави с ног до головы.
Тот и сам осознавал, что далек от того идеала безупречного английского джентльмена, каким хотел бы казаться, учитывая покрытую куриным пометом рубашку и слезящийся глаз, наверняка уже опухший, налитый кровью и пожелтевший. Но если вспомнить фотографию, на которой молодой комиссар был вымазан чем-то похожим на моторное масло и щеголял в балетной пачке, пока его обмахивала веером пышногрудая женщина с накладной бородой, полицейский и сам вряд ли имел право кого-либо осуждать.
– Идите за мной, – не спуская глаз с Ричарда, произнес Лапьер. – Я покажу вам дорогу на кухню.
В ресторане царила темнота, не считая области возле больших окон. За стойкой бармен проводил инвентаризацию, но помимо него в помещении не было других работников, только полицейские и криминалисты. Выглядевший подавленным Гай Гарсон сидел за столиком в одиночестве и теребил в руках охлажденную бутылку воды. Он коротко кивнул вошедшим, кажется, сначала даже не узнав их, но потом все же слабо улыбнулся.
Насколько помнил Ричард, кухня по внутреннему устройству полностью копировала святая святых Гроссмалларда: центральный рабочий островок, зона мытья посуды вдоль стены и кладовые помещения сзади, включая огромный холодильный отсек. Напротив располагался кабинет владельца, где толпилось большинство полицейских.
– Гарсон теперь в числе подозреваемых? – поинтересовался Ричард.
– Все в числе подозреваемых, месье, – высокомерно отозвался комиссар.
– До сих пор? Значит, вы не слишком-то далеко продвинулись в расследовании, а?
Лапьер остановился и обернулся, снова обдав собеседника презрением и надменно обведя того взглядом.
– На прошлый вечер у месье Гарсона есть алиби. Он ужинал с Карин Гроссмаллард.
Значит, вот о ком спорили накануне отец и дочь.
– Но вы не можете пока установить время смерти. Труп слишком заморожен.
– Верно, мадам. Обледенел намертво. – С этими словами Лапьер отконвоировал спутников к огромному холодильнику.
На цифровом экране дверей отображалась температура внутри: минус двадцать один градус. Комиссар толкнул одну из двух створок с чрезмерной напыщенностью, словно эстрадный фокусник.
Хромированные полки блестели девственной чистотой в туманной дымке, яркий
