досталось иное.
– Только три имени? – изумилась Котя.
– Были еще Анастасия, в честь Лизонькиной матушки, и Ольга, в честь матери Николая, ее мужа. Наша семья держалась традиций, иначе все исчезнет, забудется.
Аделаида Петровна вздохнула и вдруг протянула кокошник.
– А ну-ка примерь.
– Что вы! Я не могу! – испугалась Котя.
– Да чего ты боишься! Это же девичий убор! Не женский! Тебе пойдет.
Котя стала отнекиваться. Кокошник – раритет и реликвия. Ей и в голову не приходило напяливать его на себя!
– Да не тушуйся ты, – стала уговаривать та.
Котя отнекивалась, но уже понимала, что против Аделаиды и собственного вдруг проснувшегося любопытства – а в самом деле, каково это в кокошнике ходить? – ей не сдюжить.
Она еще немного посопротивлялась, а потом взяла протянутый кокошник и надела.
– Надо же! – удивилась Аделаида. – Сидит как влитой, будто так и надо. А красиво как!
Котя оглянулась в поисках зеркала.
– В шкафу есть. Загляни.
Котя сунулась в куцый больничный шкафчик, заглянула в узкое зеркало на обратной стороне дверцы и тоже удивилась.
Из какой-то несусветной дали на нее взглянула совершенно непохожая на нее девушка в невиданной красоты головном уборе. У нее был высокий лоб, брови вразлет и стройная шея, на которую свешивались, покачиваясь, жемчужные нити – рясны. Драгоценные камни на кокошнике сверкали, мягко мерцал настоящий жемчуг…
– Неужели это я? – спросила Котя.
– Темновато тут, плохо видно, – огорчилась Аделаида Петровна. – Ты дверь открой на минутку, чтобы лучше тебя рассмотреть. В коридоре свет поярче.
Котя распахнула дверь палаты, вышла на середину и поклонилась на манер какой-нибудь Василисы Микулишны.
– Красота неописуемая! – развеселилась Аделаида.
Котя тоже засмеялась, подбоченилась, красуясь, и совершенно не обратила внимания на проходившего мимо человека. Тот сначала застыл на мгновение, глядя на нее, а потом торопливо отскочил в сторону и скрылся из глаз.
– Ну все, хватит баловаться, – наконец сказала она и пошла закрывать дверь.
Не успела. Даже не поняла, что случилось. В палату вдруг кто-то стремительно шагнул, в один миг сдернул кокошник и толкнул ее так, что она долетела до кровати, ударилась о спинку и рухнула, потеряв сознание.
Она не слышала ни крика Аделаиды, ни топота ног прибежавших в палату медсестер, ни даже голоса Игната, вернувшегося от главврача.
В себя Котя пришла уже на кушетке в смотровой и удивилась, как она сюда попала. Вокруг было тихо, и поначалу она решила, что одна. Но тут над ней склонилось встревоженное лицо Игната. Она вспомнила, что впервые увидела его именно с этого ракурса в дежурке клуба «Ночные кошки», и улыбнулась.
– Рад, что тебе легче, – констатировал Игнат и присел рядом.
– А что случилось? – спросила Котя и потрогала голову.
Почему-то затылок сильно болел.
– Не трогай, – предупредил Игнат, но она все же дотронулась и ойкнула.
– Это что?
– Это ты головой о кровать ударилась, когда летела.
– Куда? – не поняла она.
– Слава богу, недалеко. Чуть левее, и ударилась бы виском.
– Что-то я не помню ничего, – призналась Котя и в то же мгновение все вспомнила.
– Кокошник! – крикнула она и села на кушетке.
Игнат подхватил ее и обнял.
– Да не прыгай ты, заяц! Тебе нельзя резких движений делать!
Котя сбросила его руку.
– Кокошник! Его украли! Опять!
– Не опять, а снова. Прямо с твоей головушки.
Она уставилась на него с подозрением.
– Тебе смешно, что ли?
– Честно говоря, нет. Просто не считаю нужным впадать в панику и дергаться.
– А что с Аделаидой? – снова вскинулась Котя. – Ей хуже стало? Она жива?
– Успокойся! Живее всех живых! Когда ты… когда тебя… короче, она так заорала, что весь персонал и больные с этажа сбежались! Ей не хуже, а лучше стало! Второе дыхание открылось! Уже и показания дала! Врачи еле угомонили. Пришлось снотворное вколоть, а то она все порывалась в погоню пуститься.
– Боюсь, что этот нервный всплеск обернется новым приступом. Кокошник исчез, и никто не может сказать, найдется ли снова.
– Да уж. Многострадальный этот кокошник! Сто лет лежал спокойно, а тут вдруг пошло-поехало. Столько охотников сразу. Но, думаю, на этот раз мы гада быстро поймаем. Больница – все-таки не комод в коммуналке. Тут люди, камеры.
– А кто? Кто этот гад?
– Ты не разглядела?
Котя напрягла память, но та ей ничем не помогла.
– Помню только, что толчок был очень сильный. Мужчина, точно.
Она поднатужилась и вдруг радостно воскликнула:
– Рост средний! В темной одежде! Халат сверху накинут. И… еще… синее что-то.
– Что?
– Лицо, кажется, – ответила Котя и потрогала голову. Господи, больно-то как!
Лицо не может быть синим. Или может? Если, например, закрыть его шарфом.
– У него был синий шарф. Такой… «кашне» называется. Он лицо им закрыл.
Игнат кивнул.
– Опознать сможешь?
– Кашне?
– Ну хотя бы кашне.
– Смогу, наверное. Подожди! Еще жилетка джинсовая под халатом.
– Так, уже теплее. Тебе явно лучше.
Это было немного похоже на похвалу, и Котя вдохновилась:
– Под жилеткой… рубашка в клеточку! Точно! А еще запах от него был. Такой, знаешь, приятный. Дорогой, я бы сказала.
– Ты многое запомнила, оказывается.
Она еще немного напрягла память и выдала:
– Странное сочетание: джинса и кашне, рубашка в клеточку, какие дедушки в деревне носят, и дорогой парфюм.
– Зато найти проще будет.
– А уже ищут? Камеры проверяли? В коридоре кто-нибудь его видел? Он что, за нами следил?
– Вы задаете сразу три вопроса, мне одному ответить трудновато, – пробормотал Игнат.
Коте показалось, что она где-то слышала эту фразу. В кино, наверное.
– Хватит издеваться!
– Я не издеваюсь. Ты не даешь мне сказать.
Котя вдохнула побольше воздуха и…
– Полицию вызвали местные, а я позвонил Дене, потому что он уже в теме, – торопливо начал Игнат, видя, что она готова взорваться. – Серов сразу получил доступ к камерам. Информации маловато. Началось время посещений, люди входили и выходили толпами.
– А на этаже камер нет?
– Есть, но не весь коридор просматривается. Только сестринский пост и вход в ординаторскую.
– Значит, безнадежно?
– Полиция проверяет больных в стационаре.
– Зачем? Он же просто кого-то навещал.
– Значит, проверят всех, кого он мог навещать.
– Так тут четыре этажа!
– Но двигался он именно по этому. Значит, приходил к кому-то из кардиоотделения. Сейчас тут лечатся шестьдесят четыре человека.
– Ну да, конечно! Две недели уйдет на опросы, а он тем временем кокошник так спрячет, что его уже никогда не найдут, и получится, что все было зря, – печально сказала Котя.
Игнат посмотрел на ее пригорюнившуюся скорбную фигурку и испытал уже знакомое жалостливое чувство. Вот уж не вовремя, так не вовремя!
– Я думаю, все проще, чем