В 30-е годы XX века два богатых американца, Чарльз Уильям Биб и Отис Бартон, потратили свои личные двенадцать тысяч долларов на создание полого стального шара с двумя кварцевыми окнами. Свое изделие они назвали «батисфера» от греческого слова, означающего «глубина».
Шар диаметром полтора метра прикрепили кабелем к кораблю. Все понимали: если кабель оборвется, люди, которые находятся в батисфере, погибнут.
В 1934 году возле Бермудских островов Биб и Бартон погрузились на глубину сто пятьдесят метров, потом еще на триста метров, потом еще глубже. Вода со страшной силой давила на стальной шар, когда они остановились на глубине ровно три тысячи двадцать восемь футов (более километра). Так глубоко никто еще никогда не забирался. Глядя в кварцевое «окошко», Биб заметил какое-то существо длиной более шести метров. В своей автобиографии «Полмили под водой» он писал: «Что бы это ни было, оно появилось неожиданно и так же быстро исчезло, никаких подробностей я не разглядел, кроме того, что это было, несомненно, живое существо».
В 1960 году флот Соединенных Штатов направил команду ученых с целью изучения Марианской впадины, самого глубокого провала в океанском дне в западной части Тихого океана (эта впадина в семь раз глубже Большого каньона). Океанографы сравнивали эту экспедицию с высадкой на Луну, однако от этого проекта вскоре пришлось отказаться: шла холодная война, а подобные исследования не имели оборонного значения.
В одной недавно опубликованной работе было подсчитано: океан остается неисследованным на 95 процентов. Предполагается, что в морях обитают до десяти миллионов разновидностей живых существ, из которых нам известно менее половины. К 1960-м годам гигантский кальмар стал для океанографов символом всего того, что им поныне неведомо о морской стихии.
Тогда же, в 1960-е годы, Фредерик Алдрич, морской биолог из Калифорнии, создал первую «команду кальмара». Он распространял на Ньюфаундленде плакаты и листовки с изображением гигантского кальмара и надписью, словно из вестерна: «Разыскивается живым или мертвым». В одной из своих охотничьих экспедиций Алдрич просидел четыре дня в подводной ловушке рядом с приманкой в виде сырого тунца, но это предприятие, как и многие другие его затеи, не увенчалось успехом.
В 1990-е годы, когда уже множество азартных людей подключилось к этой охоте, Клайд Ропер придумал другой ход: пусть то единственное животное, о котором точно известно, что оно охотится на Architeuthis, отыщет гигантского кальмара. Вместе со своей командой он выходил в воды нескольких океанов от Северной Атлантики до юга Тихого в надувных каяках, оснащенных специальными камерами для подводной съемки, и обследовал трупы спермацетовых китов. К величайшему разочарованию Ропера, камеры не запечатлели ни единого кальмара. В 1999 году Ропер, уже в возрасте шестидесяти шести лет, перенес сложную операцию на сосудах и обещал своим близким больше не отправляться в такие экспедиции и даже не пытаться собирать на них средства. Мне он, однако, сказал: «Еще разок я бы вышел в море».
Соперничество между конкурирующими командами охотников на кальмаров обострялось. Ксандер Паумгартен, журналист, поддержавший «Вояж-2000» Жана Мишеля Кусто, сына Жака Кусто, говорил мне:
— Эти ребята сражаются не на жизнь, а на смерть. Многие из них друг друга смертельно ненавидят.
Охотники, рассказывал мне Ропер, теперь работают втайне друг от друга. ОʼШи, впрочем, делился результатами своих исследований с теми из коллег, кого он считал «джентльменами», но отказывался общаться с «каннибалами».
— Это паршивые люди, — говорил он. — Они с удовольствием подставят тебе ножку, лишь бы поспеть к цели первыми.
В январе, перед тем как отправиться в экспедицию с ОʼШи, я побывал в море вместе с одним из главных его конкурентов, Брюсом Робисоном. В отличие от других охотников, Робисон обзавелся двумя подводными роботами, которые передают отличную картинку и быстро передвигаются под водой. Этими роботами снабдил Робисона его наниматель, Исследовательский институт аквариума залива Монтеррей, который был основан в 1987 году миллиардером Дэвидом Паккардом, сделавшим себе состояние на новых технологиях. Институт, расположенный в двухстах километрах к югу от Сан-Франциско, располагает годовым бюджетом в тридцать миллионов долларов. Я принял участие в экспедиции, во время которой Робисон собирался погрузить робота ценой десять миллионов долларов в Монтеррейский каньон, глубочайшую подводную складку у берегов Соединенных Штатов.
Робисон именует себя и своих друзей «оппортунистами», потому что снимают они отнюдь не только кальмаров. («Если упорно разыскивать один-единственный вид, разочарование неизбежно», — говорил он.) Однако кальмар был тем не менее «гвоздем программы», и потому «охотники» собирались провести неделю в тех местах, где в 1980 году Робисон однажды чуть было не поймал взрослую особь Architeuthis. Тогда он был ближе к успеху, чем кто-либо из его коллег. Вместе с помощниками они тралили сеть на глубине без малого шестьсот метров. Перед тем как поднять ее на поверхность, Робисон наглухо захлопнул ее стальные «челюсти», и они сомкнулись на щупальце гигантского кальмара. Никто этого, разумеется, не знал, и, пока сеть тащили, щупальце оторвалось, и в ловушке остался лишь его обрывок длиной примерно три с половиной метра.
— Поднимаем сеть, и с нее свисает эта здоровенная штука, — вспоминал Робисон. — А присоски все еще пытаются что-то схватить.
Эта находка позволила точнее понять, на какой глубине водится кальмар.
— Раньше-то их искали у самого дна, — пояснял Робисон.
Обрывок щупальца Робисон препарировал и провел ряд анализов. На основании плотности ткани и высокого содержания белка он пришел к выводу, что гигантский кальмар «должен отлично плавать». Робисон даже попробовал на вкус сырое, упругое, как резина, мясо.
— Как же не попробовать? — удивлялся он и сообщил: — Оказалось горькое.
Когда я приехал в институт, Робисон и его экипаж уже были на борту парусника «Вестерн Флайер». Это славное имя дано было кораблю в честь рыболовецкого судна, на котором Джон Стейнбек ходил в море в 1940 году, написав затем «Судовой журнал моря Кортеса».
Этот «Вестерн Флайер» выглядел необычно: трехпалубный, тридцать пять метров в длину и какой-то прямоугольный, словно огромный ящик на двух понтонах — понтоны тянулись вдоль обоих бортов, удерживая «Вестерн Флайер» при любом волнении моря.
В научной команде насчитывалось более двадцати человек: морские биологи, химики, компьютерщики, инженеры. К моему удивлению, ни одного из них я не застал на палубе, когда явился на борт, но, когда открыл дверь в какое-то техническое помещение, меня оглушили и голоса людей, и грохот машин. В центре этого помещения, окруженный людьми в наушниках, громоздился аппарат дистанционного управления (ROV). Эта махина размером с «фольксваген» и весом четыре тонны свисала на канате лебедки. Поначалу я не мог ничего рассмотреть, кроме проводов, переплетенных, будто корни тропических лиан. Спереди — во всяком случае, я решил считать это передом — торчали два здоровенных прожектора, которые можно было вращать и направлять под разными углами. Машину накрывал чехол с надписью по-испански — одно только слово: Tiburón, («Акула»).
— Добро пожаловать на борт, — приветствовал меня Робисон.
Он стоял возле аппарата дистанционного управления и командовал всеми, кто суетился вокруг. Он был похож на капитана китобойного судна XVIII столетия — седые волосы, седая борода, неправдоподобно густые брови.
Он принялся объяснять мне, как работает робот: надежно изолированный кабель из оптического волокна соединял судно с роботом, и они постоянно обменивались сигналами. Электрические двигатели могли перемещать подводный аппарат в любом направлении; имелись также устройства для сохранения плавучести, чтобы аппарат при весе четыре тонны свободно держался на одном уровне и сохранял равновесие, как гигантский кальмар. В нем было установлено восемь камер, что, по словам Робисона, обещало получать «полномасштабное трехмерное изображение». Он был уверен: «Мы отправляемся на поиски того, чего еще никто не видел».
Робисон провел меня по всему кораблю: в столовую, в компьютерный зал, в лабораторию и огромный холодильник, где он собирался хранить образцы. На верхней палубе располагался командный мостик, а также мониторы, отображавшие все, что видела «Акула».
— Стыдно признаваться, но можно следить за происходящим, даже не вставая с постели, — усмехнулся Робисон.
Он проводил меня в мою каюту, и тут только я сообразил, что мы давно уже отплыли: движение по волнам было настолько плавным, что я его не чувствовал.
В тот день мы вошли в Монтеррейский каньон и остановились, чтобы первый раз попытать счастья. С полдюжины инженеров и техников готовили «Акулу» к погружению.
