– Вы хотите сказать, что шантажистом была женщина? – удивленно спросил Дэлглиш.
– О да! По крайней мере в телефонной трубке звучал женский голос, как утверждает мой муж.
– Он в этом уверен?
– Он нисколько в этом не сомневался, когда говорил со мной. Понимаете, дело было не только в голосе, а также в том, что она говорила. Дескать, не только люди одного пола с моим мужем страдают подобными заболеваниями, а ему стоит задуматься о том, насколько несчастной в результате может стать женщина. Были определенные признаки, позволяющие заключить, что это была именно женщина. Мой муж четко помнит все их разговоры по телефону и сможет рассказать вам, что именно она говорила. Полагаю, вы захотите встретиться с ним как можно скорее?
Тронутый беспокойством, которое явно слышалось в голосе миссис Фентон, Дэлглиш ответил:
– Если доктор решит, что полковник чувствует себя достаточно хорошо, чтобы недолго побеседовать со мной, я бы хотел заехать по пути к нему в Лондон сегодня вечером. Нам предстоит обсудить один или два вопроса. Один касается пола шантажиста, с этим только он может помочь. Я постараюсь не слишком его беспокоить.
– Уверена, мой муж сможет встретиться с вами. Он лежит в маленькой одноместной палате, или комнате отдыха, как их часто называют, и прекрасно себя чувствует. Я сообщила ему, что вы сегодня приедете, так что он не удивится вашему визиту. Не думаю, что я составлю вам компанию, если только вы не будете настаивать. Думаю, он предпочел бы встретиться с вами наедине. Я напишу записку, которую попрошу вас передать ему.
Дэлглиш поблагодарил ее и заметил:
– Интересно, что ваш муж утверждает, будто это женщина. Существует вероятность, что он прав, но, судя по всему, это был ловкий трюк шантажиста, и его оказалось не так просто раскрыть. Некоторые мужчины умеют весьма правдоподобно имитировать женский голос, а брошенные мимоходом комментарии, позволяющие судить о поле говорящего, могут показаться еще более убедительными, чем фальшивый голос. Если бы полковник решил преследовать шантажиста в уголовном порядке и дело дошло бы до суда, было бы чрезвычайно трудно осудить мужчину за совершение этого конкретного преступления. Потребовались бы неопровержимые доказательства. А насколько вижу я, почти никаких доказательств не существовало. Думаю, мне еще следует хорошо поразмыслить о половой принадлежности шантажиста. Однако простите. Я перебил вас.
– Этот момент весьма важно выяснить, правда? Надеюсь, мой муж сможет вам помочь. Так вот, как я говорила, я решила, что лучше всего будет посетить клинику. Я отправилась в Лондон утром в пятницу на прошлой неделе на одном из первых поездов. Мне предстояло зайти на педикюр и принести Мэттью в больницу пару вещей. Я решила прежде всего зайти в магазины. Конечно, мне следовало в первую очередь отправиться в клинику. Это оказалось моей ошибкой. Но была и еще одна – струсила. Я отнюдь не предвкушала встречу с руководством клиники, поэтому пыталась вести себя так, словно этот визит не представлял собой ничего особенного и я могла втиснуть его между посещением педикюрши и походом по магазинам. В итоге я вообще туда не пошла, а просто позвонила. Видите, я же говорила вам, что поступила не очень умно.
Дэлглиш поинтересовался, что заставило ее изменить планы.
– Главным образом Оксфорд-стрит. Знаю, это звучит глупо, но произошло именно так. Я не ездила в Лондон уже очень долгое время и забыла, насколько он сейчас ужасен. Раньше, когда была девочкой, я очень любила этот город. Тогда он казался мне прекрасным. Теперь его очертания изменились, все улицы, похоже, заполонили недоумки и иностранцы. Знаю, к ним нельзя относиться с предубеждением – я имею в виду иностранцев. Но просто все казалось мне таким чужим. А потом еще эти машины… Я попыталась перейти Оксфорд-стрит и очутилась на одном из узких островков посередине проезжей части. Конечно, автомобили никого не убивали и не калечили. Они просто не могли. Но они не могли также и двигаться. И они так ужасно пахли, что мне пришлось закрыть нос платком, и я почувствовала себя слабой и больной. Когда я добралась до тротуара, то отправилась в магазин, чтобы найти дамскую комнату. Она располагалась на шестом этаже, и у меня ушла уйма времени, чтобы отыскать нужный лифт. Собралась огромная толпа, и все вместе набились в лифт. Когда я поднялась в дамскую комнату, все стулья были заняты. Я оперлась на стену, недоумевая, хватит ли у меня сил выстоять очередь за ленчем в кафе. Тут я увидела платные телефоны и поняла, что могу позвонить в клинику и избавить себя от необходимости туда ходить и от всех мучений, которые испытала бы, рассказывая свою историю кому-то лично. Это было глупо с моей стороны, теперь я понимаю, но тогда мне казалось, что это хорошая идея. Говоря по телефону, легче сохранять анонимность, и я почувствовала, что таким образом смогу объяснить ситуацию более обстоятельно. Меня также грела мысль, что, если разговор станет для меня слишком тяжелым, я смогу повесить трубку. Понимаете, я испытывала непреодолимый страх, и единственное, чем я могу оправдаться, – это жуткая усталость. Полагаю, вы скажете, мне следовало отправиться прямиком в полицию, в Скотленд-Ярд. Но Скотленд-Ярд ассоциируется у меня с детективными романами и убийствами. Весьма сложно представить, что он действительно существует и каждый может позвонить туда и рассказать свою историю. Кроме того, я все еще очень боялась огласки. Не думаю, что полиция с пониманием отнеслась бы к человеку, который ждал помощи, но не был готов к сотрудничеству, рассказав все детали или подав на злоумышленника в суд. Единственное, чего я хотела, – это остановить шантажиста. Не очень благородно по отношению к обществу с моей стороны, да?
– Ваши действия были вполне понятны, – ответил Дэлглиш. – Я даже предполагал, что мисс Болем получила предупреждение по телефону. Вы можете вспомнить, что именно сказали ей?
– Боюсь, не точно. Когда я нашла четыре пенни для звонка и нашла номер в справочнике, то еще пару минут раздумывала о том, что сказать. Трубку поднял мужчина, и я попросила соединить меня с секретарем, занимающимся административными вопросами. Потом в трубке раздался голос женщины, которая сказала: «Заведующая административно-хозяйственной частью слушает». Я не ожидала, что это окажется женщина, и почему-то решила, что разговариваю с шантажисткой. В конце концов, почему нет? Поэтому я заявила, что кто-то из клиники, вероятно, она, шантажирует моего супруга и что я звоню предупредить: от нас она не получит больше ни пенни и если нам еще раз позвонят, то мы пойдем в полицию. Все произошло очень быстро. Меня буквально трясло, и я облокотилась на стену у телефонной будки, чтобы не упасть. Должно быть, мой голос звучал немного истерично. Когда собеседнице удалось перебить меня, она спросила, была ли я их пациенткой и кто меня лечил, и упомянула о том, что попросит кого-нибудь из докторов со мной поговорить. Полагаю, она решила, что я не в своем уме. Я ответила, что никогда не посещала их клинику и что если бы мне понадобилось лечение, то Боже меня упаси обращаться в такое место, где опрометчивые поступки и страдания пациентов впоследствии становятся поводом для шантажа. Кажется, я закончила свою тираду словами о том, что в этом замешана женщина, которая, вероятно, проработала в клинике почти десять лет, и что если заведующая административно-хозяйственной частью не имеет никакого отношения к шантажу, то я надеюсь, она возьмет на себя обязанность найти злоумышленника. Она попыталась уговорить меня сказать ей мое имя или приехать к ней, но я бросила трубку.
– Вы сообщали какие-нибудь подробности по поводу того, как шантажист получал деньги?
– Я рассказала, что муж отправляет в клинику по пятнадцать фунтов в месяц в конверте, подписанном зелеными чернилами. Тогда она вдруг начала настаивать на том, чтобы я посетила клинику или сообщила свое имя. С моей стороны было невежливо вешать трубку, не закончив разговор, но я неожиданно ощутила страх. Не знаю почему. И я сказала все, что хотела. К тому моменту рядом со мной один из стульев освободился, я присела на него и отдыхала полчаса, пока мне не стало лучше. Потом я отправилась прямо на вокзал Черинг-Кросс, выпила кофе и поела бутербродов в местном кафе и стала ждать электричку. В субботу в газете я прочитала об убийстве в клинике и, боюсь, сразу же пришла к выводу о том, что кто-то из других жертв шантажиста – а другие жертвы, несомненно, должны были существовать – избрал такой путь решения проблемы. Я не связывала убийство со своим телефонным звонком, по крайней мере сначала, потому задалась вопросом: обязана ли я известить полицию о том, что происходило в этом ужасном месте? Вчера я поговорила об этом с мужем, и мы решили ничего не предпринимать впопыхах. Мы подумали, лучше всего будет подождать и посмотреть, позвонит ли нам шантажист еще раз. В душе я не одобряла наше молчание. В газете описывали убийство не столь подробно, поэтому я точно не знаю, как все произошло. Но я все же пришла к мысли, что шантаж мог иметь какую-то связь с убийством и что полиция этим заинтересуется. Пока я переживала, раздумывая, как поступить, позвонил доктор Этридж. Остальное вы знаете. Я до сих пор удивляюсь, как вы умудрились на меня выйти.
