– Вы же ездили домой к семейству Придди, как мне кажется. Давайте поговорим об этом. Девушка замужем, я полагаю?
– В этом нет сомнения, сэр. Я был там раньше сегодня и поговорил с ее родителями. К счастью, мисс Придди дома не было, она пошла купить на ужин рыбу с картофелем фри. Они едва сводят концы с концами.
– Это non sequitur[25]. Однако продолжайте.
– Докладывать особенно нечего. Они живут в типовом доме, таких там полно, они рядами спускаются к южной железнодорожной линии в Клэпхеме. У них очень чисто и уютно, но нет телевизора и другой бытовой техники. Полагаю, это противоречит их религиозным убеждениям. Обоим родителям Придди за шестьдесят, как мне показалось. Дженнифер – их единственный ребенок, ее матери, наверное, было уже за сорок, когда она родилась. А сама мисс Придди вышла замуж по вполне обычной причине. Я удивился, что ее родители мне об этом рассказали, тем не менее именно так и было. Ее муж – заведующий складом, они познакомились на предыдущем месте работы. Потом она забеременела, и им пришлось пожениться.
– Это происходит столь часто, что таких людей даже жаль. Иной раз подумаешь, что женщины ее возраста, которые думают, что знают все ответы на вопросы о сексе, могли бы и усвоить ряд простых истин. Однако, говорят, в наши дни такие мелочи уже никого не волнуют.
Дэлглиш и сам поразился, как горько прозвучали его слова. Неужели действительно необходимо, подумал он, бурно протестовать против настолько банальных вещей? Что с ним происходит? Мартин бесстрастно произнес:
– Они волнуют людей вроде Придди. В беду попадают детишки, но, как правило, именно презренному старшему поколению приходится все расхлебывать. Родители Придди постарались на славу. Они, конечно, заставили детей пожениться. В доме не так много места, но они отдали весь первый этаж молодой паре, превратив его в отдельную маленькую квартирку. И очень мило ее обустроили. Они водили меня туда.
Дэлглиш задумался о том, насколько сильно ему не нравилось выражение «молодая пара», имеющее милейший подтекст – намек на романтичную семейную жизнь и связанные с ней неизбежные разочарования.
– Похоже, ты произвел на них хорошее впечатление за время своего короткого визита.
– Они понравились мне, сэр. Хорошие люди. Брак их дочери, конечно, продлился недолго, и, я думаю, теперь они задаются вопросом, стоило ли вообще устраивать его. Парень уехал из Клэпхема более двух лет назад, и они не знают, где он сейчас. Они сообщили мне его имя и показали фотографию. Он никак не связан с клиникой Стина, сэр.
– Я и не считал, что связан. Мы едва ли рассчитывали обнаружить, что Дженнифер Придди была когда-то миссис Генри Этридж. Ни ее родители, ни супруг не имеют никакого отношения к преступлению.
Если не считать того, подумал Дэлглиш, что линии их жизни, словно по касательной, пролегли над кругом смерти. В расследовании любого убийства появлялись такие люди. Огромное количество времени Дэлглиш провел в гостиных, спальнях, пабах и полицейских участках, разговаривая с людьми, которые, пусть всего на мгновение, соприкоснулись с убийством. Насильственная смерть была катализатором, раскрывающим комплексы, чем-то вроде судорожного удара ногой, разрушающего муравейник человеческих чувств. Работа детектива позволяла ему проникнуть в потаенную жизнь женщин и мужчин, которых он мог никогда не увидеть снова, а лишь встретить их смутно знакомые лица в лондонской толпе. Иногда Дэлглиш презирал свой собственный образ терпеливого, безучастного, снисходительного исследователя несчастья и терзаний других людей. «Как долго можно оставаться равнодушным, – подумал он, – прежде чем потеряешь собственную душу?»
– Что произошло с ребенком? – спросил он.
– У нее был выкидыш, сэр, – ответил Мартин. «Конечно, – подумал Дэлглиш. – Иначе и быть не могло». У таких, как Придди, ничто не может пройти нормально. Сегодня он почувствовал, что их невезение передалось и ему. Он спросил, что Мартин выяснил о мисс Болем.
– Не многое из того, что нам до сих пор оставалось неизвестно. Они посещали одну церковь, и Дженнифер Придди входила в группу гайдов под руководством мисс Болем. Старики отзывались о погибшей с большим уважением. Она помогала им, когда они ожидали появления малыша. У меня создалось впечатление, что именно мисс Болем оплатила перепланировку дома, а потом, когда брак Дженнифер распался, предложила устроить ее на работу в клинику Стина. Думаю, старики были рады, что кто-то решил присмотреть за Дженни. Они не смогли много рассказать мне о личной жизни мисс Болем, по крайней мере сообщить то, чего мы не знали. Однако я стал свидетелем одного непонятного инцидента. Это произошло, когда девушка вернулась с продуктами для ужина. Миссис Придди пригласила меня поесть с ними, но я сказал, что мне лучше вернуться на работу. Знаете, как это бывает с рыбой и картошкой фри – всегда покупаешь определенное количество порций, так что еще одну выделить не так-то легко. Как бы там ни было, родители позвали Дженнифер попрощаться со мной, и она пришла из кухни бледная как полотно. Она постояла там секунду-другую, и старики, казалось, ничего не заметили. Но от меня это не укрылось. Что-то сильно напугало ее.
– Вероятно, то, что она увидела там вас. Может, она подумала, что вы упомянули о ее отношениях с Нейглом.
– Думаю, причина крылась не в этом, сэр. Дженнифер заглянула в гостиную, когда только вернулась из магазина, и сказала «добрый вечер», глазом не моргнув. Я объяснил, что пришел поговорить с ее родителями, поскольку они дружили с мисс Болем и могли поделиться с нами какими-нибудь полезными сведениями о ее личной жизни. Казалось, это ее не беспокоило. И только через пять минут она вернулась с таким странным видом.
– Никто не заходил в дом и не звонил по телефону за это время?
– Нет. По крайней мере я никого не слышал. Старики не подходят к телефону. Полагаю, что-то пришло Дженнифер в голову, когда она находилась на кухне. Я не мог расспросить ее об этом: я собирался уходить, и мне не за что было зацепиться. Я просто сказал им всем, что если они вспомнят о чем-нибудь, способном помочь нам, то пусть тут же сообщат.
– Нам нужно снова с ней встретиться, и, естественно, чем скорее, тем лучше. Алиби необходимо опровергнуть, и она единственный человек, который может это сделать. Не думаю, что девушка лгала сознательно или даже намеренно скрывала факты. Просто она никогда не догадывалась о правде.
– Как и я, сэр, до тех пор пока мы не выяснили мотив. Что вы хотите предпринять сейчас? Заставить его немного понервничать?
– Я бы не стал рисковать, Мартин. Это слишком опасно. Надо продолжать работу. Думаю, сейчас самое время пойти и немного потолковать с Нейглом.
Но когда через двадцать минут они добрались до дома в Пимлико, то обнаружили, что дверь в квартиру заперта, а под дверное кольцо вставлен свернутый клочок бумаги. Дэлглиш развернул его и прочитал вслух:
– «Дорогой, жаль, что мы с тобой разминулись. Мне нужно с тобой поговорить. Если сегодня вечером мы не увидимся, то я буду в клинике завтра с самого утра. С любовью, Дженни».
– Есть ли смысл ждать его, сэр?
– Сомневаюсь. Думаю, я могу догадаться, где он сейчас. У коммутатора дежурил Калли, когда мы звонили сегодня утром, но я позаботился о том, чтобы Нейгл и, вероятно, остальные сотрудники клиники узнали: я заинтересовался медицинскими архивами. Я попросил доктора Этриджа убрать их обратно, когда ушел. Нейгл приходит в клинику вечером один или два раза в неделю, чтобы посмотреть, все ли в порядке в котельной, и выключить печь для обжига в отделении творческой терапии. Полагаю, сегодня он как раз отправился туда, решив воспользоваться возможностью и посмотреть, какие документы передвигали. В любом случае нам стоит туда заглянуть.
Когда они ехали в машине на север, по направлению к реке, Мартин сказал:
– Несложно прийти к выводу, что ему нужны были деньги. Невозможно снимать такую квартиру на зарплату дежурного. А потом еще эти его принадлежности для живописи…
– Да. Студия весьма впечатляет. Жаль, вы там не побывали. К тому же он брал уроки у Сагга. Возможно, Сагг с Нейглом и сошлись на низкой цене, но мэтр никого не учит даром. Не думаю, что вымогательство было особенно прибыльным. Вот где он проявил смекалку. Вероятно, у него была не одна жертва, и он очень точно рассчитал необходимое количество денег. Но даже если он получал от пятнадцати до тридцати фунтов в месяц без всяких налогов, этого должно было хватить на безбедное существование, до тех пор пока он не получил бы стипендию Боллинджера или не стал знаменитым художником.
– Он хорошо пишет? – поинтересовался сержант Мартин. По некоторым вопросам он никогда не выражал собственного мнения, но принимал как должное то, что его шеф был в них экспертом.
– Доверительные управляющие траста Боллинджера, очевидно, полагают, что да.
