— Мы неплохо провели время. Ты загорела. Нос будет лупиться, — заметил Вилли, когда они направились к городу. Солнце уже садилось, наступали прозрачные долгие сумерки.
Полина заглянула в зеркальце и улыбнулась своему отражению: покрасневшие скулы и нос напоминали детство. Вылазки на рыбалку с отцом и дядей Кирой.
— А ты и так черный, словно отдыхал на Гавайях.
— У меня смуглая кожа. Волосы седеют, пигмент выходит наружу. Не поверишь, — я был жгучим брюнетом. Иногда меня принимали за итальянца.
Полина посмотрела на профиль Вилли, испытывая желание погладить жесткую смуглую щеку, влажные въющиеся волосы.
— Ты чем-то похож на моего отца.
— Это комплимент?
— Более, чем комплимент. Почти признание в любви.
На следующий день они ужинали на террасе дорогого ресторана и даже ходили в зал танцевать вальс под дуэт скрипки и фортепьяно. Платье, взятое у Евы, висело на Полине мешком. Несмотря на это, она чувствовала себя обольстительной и грациозной, словно бабочка.
— Я пьяная… — сообщила она, вернувшись к столику. — Не теряй момент, выспрашивай, что тебе от меня надо, выдам любую государственную тайну.
— Ты хоть немножко доверяешь мне? — Вилли сжал её руку.
— Иначе бы не сидела здесь.
— А, допустим, вон тому джентльмену, что сидит слева и все время поглядывает в нашу сторону?
— Сволочь, — коротко охарактеризовала Полина. — Я его не вижу, но у меня пробегает мороз по спине. Мерзкий и опасный тип. Так что тебе надо, Вилли?
— Ты мне нравишься. Честное слово. Ты должна понять, что я говорю правду. И ещё ты правильно почувствовала: я нуждаюсь в тебе.
— Не понимаю… — Полина отстранилась от Вилли, к которому её тянуло, словно магнитом, и пристально взглянула на него. — Не понимаю!
Легкомысленная веселость прошла и стало вдруг жалко себя. Что за судьба для женщины — занимать некое посредническое место в мужских драках?!
— Я ничего не знаю, Вилли. Ничего важного, что могло бы пригодиться тебе, кем бы ты не являлся… Я побывала в крупной переделке у себя на родине. Но ни в чем не разобралась — меня водили за нос, держали в полном неведении и к тому же пытались убить.
— Давай не будем больше об этом, ладно? — Он посмотрел Полине в глаза с чувством, в котором нельзя было ошибиться. — Хочешь, я рассекречу свой незаурядный дар? Вчера мы говорили о ясновидении и я обманул тебя. Теперь признаюсь — главный пророк перед тобой. — Вилли поднял к увитому плющем потолку торжественное лицо и закрыл глаза. — У тебя в комнате на тумбочке лежит записка: «Уехала на уик-энд с Вашеком. Вернусь во вторник. Ева». Может, пригласишь выпить кофе?
Он точно процитировал послание Евы. Полина от неожиданности схватилась за голову, с минуту сидела молча, потом взъерошила ладонями волосы и резко поднялась:
— Пошли. — Всю дорогу она убеждала себя в том, что является обыкновенной, нормальной женщиной, которой очень нравится мужчина, сосредоточенно сопящий рядом.
Маленькая комната с лампами под зелеными пластиковыми абажурами над узкими кроватями не была похожа на приют сладострастия, скорее, — на общежитие. А их встреча — на воровское свидание студентов.
Полина достала растворимый кофе в пакетиках и предложила Вилли занять одно из скрипучих кресел.
— Эй, девочка, перестань дрожать. Я не стану на тебя накидываться с ласками… Хотя с другой не стал бы церемониться. — Вилли налил себе в чашку кипяток.
— Спасибо. Но я и не рассчитывала на ласки. Эстет и гурман, которым проявил себя мистер Уорк за эти два дня, не стал бы приглашать женщину в такие номера. Догадываюсь, что нужна тебе совсем в другом смысле.
— В этом, детка, в этом. — Он положил руку на бедро Риты и провел ладонью вниз — медленно и задумчиво. — Но ты права — не здесь и не сейчас. Чувство стиля не помешает даже «копу», когда он имеет дело с такой женщиной. — Оставив нетронутый кофе, Вилли поднялся. — Гуд бай, детка.
Задержавшись в дверях, он грустно подмигнул сразу двумя глазами и выскользнул, бесшумно, но плотно закрыв за собой дверь.
Полина поняла, что больше никогда не увидит Вилли.
Он появился во вторник в «Аисте» и Полина не удивилась. Она лишь пугала и мучала себя тем, что потеряла единственно симпатичного ей здесь человека, а в глубине души не сомневалась — он непременно вернется. Такая вот двойная арифметика теперь путала её рассчеты.
— Как дела? — пригляделась к своему знакомому, Полина принеся ему пиво.
— Не присядешь?
— Нельзя.
— Так сейчас же никого нет.
— Русские всегда нарушают правила. Запиши в свой блокнот. Чем серьезней правило, тем больше соблазн преступить запретную черту. Национальный менталитет. — Она села рядом за столик. Тут же подошел Вашек с улыбкой и бутылкой пива:
— Я ж понимаю, дело серьезное: господин журналист берет интервью у нашей девушки. Это хорошо. Пиво для дамы. Черное бархатное. — Он чмокнул кончики пальцев, изображая удовольствие, и удалился грациозной походкой канатоходца.
— Послушай, мне нужна твоя помощь. Сегодня в одном весьма представительном доме соберутся разные люди. Среди них бцудет мой злейший враг. Вернее, я не знаю ни его лица, ни имени, а подозреваю сразу нескольких… Если не сумею правильно сориентироваться, могу здорово прогореть. Дойти до последней черты.
— Тебя хотят убить?!
— Тихо, детка… Не знаю. Но один из компании будет держать камень за пазухой. Помоги мне его вычислить. Ведь ты умеешь угадывать мерзавцев.
— Ты и сам мастер. Прочел через стены записку Евы.
— Если бы! Она сама любезно шепнула мне, что освобождает комнату до вторника. Сватает… Я не умею угадывать даже погоду. А в тебе скрывается ясновидящая.
— Перестань… — Полина налила себе пиво и попробовала. Вкус, действительно, великолепный. Как это до сих пор ей не пришло в голову продегустировать товар, с которым приходилось работать? — Не надо смеяться над этим, Вилли. Раньше для меня это было ерьезно. Знаешь, подростковая идея о собственной исключительности, выросшая на почве комплексов. Потом желание заглянуть за пределы возможного, наверно, превратилось бы в идею фикс. Но я повзрослела, избавилась от комплексов и с восторгом осознала свою обыкновенность. Обыкновенная женщина — это такое счастье… — Полина встрепенулась, отгоняя воспоминания.
— Тебе помешали стать нормальной — благополучной, любимой…
— Ты сам все знаешь, волшебник. — Грустно улыбнулась Полина. Помешали и здорово тряхнули. В душе и в голове полная каша.
— Так бывает — физическая или эмоциональная травма может обострить дар.
— Еще вчера я слышала от тебя довольно критические отзывы о всяких «экстра».
— Мне хотелось, что бы ты ввязалась в спор и доказала мою ошибку. Мне в самом деле нужна твоя помощь.
— Если это действительно серьезно, то я никак не могу согласиться. Я же подведу тебя, Вилли.
— Не думай об ответственности. У меня нет иного выхода. Выбор простейший: ожидать удара в спину от неизвестного противника или все же приглядеться к кому-то определенному и подстраховаться… И, наконец, последнее… — мне хочется провести с тобой вечер. Именно с тобой. С женщиной, которую можно обнимать, желать, а потом… Потом обсудить с ней всех присутствовавших, как с надежным и добрым другом.
— Мы знакомы только неделю… Не мало ли для дружбы?
— Иногда и один вечер в окопе под бомбами сближает людей на всю жизнь сильнее, чем удалые университетские годы.
— Ага, значит, тут, как в окопе?
— Ну почти. «Чувство окопа» — это стиль жизни. Я мало рассказывал о себе. Не хочется врать, «лепить легенду». У тебя такие синие глаза… мощнее рентгена. Они поставили правильный диагноз: Вилли Уорк — сражается против зла. Если уточнять, то разговор получится очень длинный и в нем будет много вынужденной лжи. Поверь — мы союзники. Разве надо ещё что-то добавлять?
— Пожалуй, нет. — Полина встала, в пивную вошла группа шумных туристов. — Мне надо работать. Хорошо, что позвал меня. Я бы очень хотела оказаться полезной тебе.
— Тогда — до вечера! — Отсалютовав, Вилли поднялся, выскользнул за дверь и растворился в уличной толпе.
Он заехал за ней в девять вечера на роскошном автомобиле. Редкие прохожие засмотрелись на необычную для этих мест пару. Полина повела плечами под меховой накидкой. Великолепную экипировку для вечернего выхода они взяли напрокат. Правда, в очень хорошей фирме. Оказалось, что смокинги и фраки сидели на Вилли как влитые. Так что трудно было выбрать. А с нарядом Полины пришлось повозиться.
Вилли заставил её перемерить шесть платьев. Наконец, мученица взмолилась:
— Это же не мой стиль! Я никогда не носила блестки и перья!
— Господи! Да я же просто-напросто устроил себе потрясающий спектакль! Сразу клюнул на первое красное — оно было великолепно. А потом смотрю — ещё лучше! — Вилли сидел в кресле, внимательно осатривая выходившую из примерочной кабинки девушку.
