Но можно ли было доверять ее слезам? И не свидетельствовало ли нынешнее бурное раскаяние как раз о серьезной вине в прошлом? Сыщики были в сильном смущении. Осудить невиновного было нельзя, но и упустить преступника тоже не хотелось.
Арсений дал Алечке выговориться, выплакать все слезы, которые у нее имелись, а когда наступила долгожданная тишина, произнес:
– Вы знали, что та женщина, которая вас вырастила и воспитала, не являлась вашей биологической матерью?
– Да, – вздохнула Алечка. – Мама с папой долго от меня скрывали правду. Но когда все рухнуло, папу арестовали, а мама заболела, то, чувствуя приближение конца, мама уже перед самой смертью призналась мне, что я не родная ее дочь.
– И она сказала, как вы оказались в их семье?
– Мама с папой не могли иметь детей. Они много и упорно старались, лечились, но врачи были едины в свое диагнозе. С папой еще можно работать, а вот маме никогда не удастся зачать. Может, сейчас бы ей и смогли помочь, но тогда это было трагедией. И все же они нашли выход из положения. Отыскали молодую женщину, которой были нужны деньги, и родители ей их заплатили. Эта женщина и стала моей биологической матерью. Но при чем тут это?
– Вы знаете имя этой женщины?
– Нет. Зачем? Мама порывалась сказать, но я ей запретила. Она всегда была, есть и будет моей единственной и горячо любимой мамочкой. Другой мне и не надо!
– То есть вы не знали, что Евдокия была той женщиной, которая вас родила?
Надо было видеть лицо Алечки, когда она это услышала. Сразу можно было сказать, что для нее это являлось шокирующей новостью. Сначала она рассмеялась. Потом замолчала, растерянно глядя на следователя.
– Вы меня разыгрываете?
– И не думал.
– Евдокия – моя мама?
– Да.
– Моя настоящая мама? Но почему она меня бросила?
– В ее оправдание могу сказать, что она очень хотела принимать большее участие в твоем воспитании и в твоей жизни, но приемная мать была против этого.
– Мама не пускала ко мне… маму? Господи, я сейчас сойду с ума от всего этого! Вы меня обманываете!
– Вот дневник вашей матери.
Чтение дневника Евдокии и свидетельские показания Юрия Петровича наконец-то убедили Алечку в том, что следователь говорит правду.
– Невероятно, – пробормотала она. – Евдокия родила меня! Это в голове не укладывается. И ведь это не была случайная единичная связь ради рождения ребенка. У папы с Евдокией были продолжительные отношения, я правильно поняла?
– Они были любовниками на протяжении долгого времени.
– Может быть, она даже любила его? А он ее?
– Наверняка любил. Но ваш отец не захотел рушить свою семью, он предложил любовнице выход, на который она согласилась.
– Отдать меня папе и… маме.
– Сразу скажу, что Евдокия почти тут же раскаялась в своем поступке. Стоило ей передать вас в руки вашего отца и его жены, как она горько пожалела о своем решении. Но сделать было уже ничего нельзя. Новорожденную малышку записали на имя ее родителей. Теперь Евдокия при всем желании не смогла бы доказать свои права на вас.
– Не очень-то она к этому и стремилась.
– Она считала, что в семье своего отца вам будет хорошо. Но всю оставшуюся жизнь ее грызло чувство вины в отношении своей девочки, которой она не смогла подарить свою любовь. Видимо, она решила компенсировать это тем, что поместила вас в свое завещание.
– Что? Завещание?
– Евдокия оставила почти все свое состояние вам одной.
– Мне?
– Тем самым она надеялась искупить перед вами свою вину.
– Но я ничего не знала об этом!
– Очень бы хотелось в это верить. Но боюсь, что суд не поверит.
– Я не виновата! – бормотала Алечка. – Я не виновата! Клянусь, что не убивала!
Чтобы вывести ее из этого состояния, когда она повторяла однообразные фразы, твердя о своей невиновности, Арсений задал ей новый вопрос:
– А как получилось, что Егор и Никита тоже выпили «Спокоина»? Расскажите!
– Когда Евдокия умерла, на меня пало подозрение, и я поняла, что сплоховала. Не надо мне было сориться с Евдокией, не надо было кричать, что проклинаю ее, и уж точно не надо было грозить ей смертью. Но откуда же я знала, что ее и в самом деле убьют! Я ничего такого не думала. А когда узнала, что Евдокия мертва и что меня обвиняют в ее смерти, то очень испугалась.
– И что?
– И я решила отвести подозрения от себя. А что могло быть лучше, чем покушение на Егора с Никитой? Еще одно аналогичное покушение совершено в нашем театре, но только с людьми, к которым я лично не имела никаких претензий. Это сразу бы сняло с меня большую часть подозрений.
– То есть Егор и Никита подходили идеально?
– Ага. Мы с ними хорошо общались, они нормальные ребята. Никаких разногласий между нами никогда не возникало. Егор в последнее время даже начал оказывать мне знаки внимания.
– Егор?
– А что тут такого? Или считаете, что в меня невозможно влюбиться?
– И поэтому вы его и Никиту отравили?
– Скажете тоже, отравила! Дала им немножко этого «Спокоина»! У меня еще оставался флакончик, который мне принес Сема.
– И что?
– Принесла им бутылку с соком, подлила заранее в него «Спокоин». Они выпили и отрубились.
– А зачем ты их перетащила в чуланчик?
– Ну, чтобы интригу закрутить. Неинтересно же, если их сразу бы нашли. Но я понятия не имела, что кто-то из них очухается и задумает позвать на помощь.
– Запалив дымовую шашку?
– О чем они только думали! Эти два идиота могли задохнуться от дыма! И их смерть была бы на моей совести.
– А вы этого не хотели.
– Конечно, нет! Я не убийца. И «Спокоин» вовсе не яд! Да, признаюсь, я дала ребятам чрезмерную дозу, но она никак не могла быть смертельной. Ни для них, ни для Евдокии!
– Вы говорите, что вы не сумасшедшая, но все ваши действия говорят об обратном. Как вы не понимаете, что любое лекарство в большой дозе – это уже яд!
Алечка опустила глаза, словно ей было стыдно.
И все же признаваться в собственной неправоте не хотелось, и она снова пробормотала:
– Никто же не умер.
– Детский сад – штаны на лямках! Геннадию зачем «Спокоин» в чай подмешали?
– Это не я! – вскинулась Алечка.
– А кто?
– Я не знаю! Но это точно не я! После того как я убежала из гримерки Егора с Никитой, я флакончик со «Спокоином» потеряла.
– Хотите сказать, что не
