мягче и плавней.
Спустя три поворота (один из которых можно было бы назвать «шпилькой») на горизонте появляется дуга. За ней следует седьмой фрагмент трассы — предпоследний. Именно он и пролегает мимо того места, где я совершу «прыжок» на полмили. А потом — меньше двадцати миль — и финиш. Осталась самая малость.
И тут я понимаю, что окончательно тронулся умом — то, что предстает моим глазам, объяснить иначе просто невозможно: царапины на капоте, которые я посадил еще перед третьей дугой, начинают…
Нет, нужно взять себя в руки. Это галлюцинация. Самый обыкновенный глюк, вызванный усталостью, долгим пребыванием в условиях хреновой гравитации или черт знает чем еще… Дерьмовым воздухом в скафандре?
Недостаток кислорода, вот что это. Да, показатели воздуха в норме, но это еще не говорит о его качестве. Сравнить даже по запаху: хороший воздух в баре и самый дешевый — в жилом модуле. Сейчас в шлеме он не пахнет ничем таким, вроде сварки или озона. Но быть может, есть разница, которую не так просто унюхать?
А еще — интеллектуальное переутомление. Я уже уйму времени играю с пустыней в шахматы вслепую. Мозг на пределе: каждую трещину, каждый камушек приходится держать в уме, и одновременно с этим управлять машиной. И опять же — в не лучших условиях окружающей среды, в случае ошибки чреватых неминуемой гибелью. Вот все одно на другое и наложилось, постепенно подводя меня к обмороку. И теперь подсознание посылает предупредительные сигналы — в виде мнимых красных линий на капоте, ползущих от потока воздуха в сторону дворников. Не иначе.
И они все не исчезают. Даже форма не меняется, хотя я практически перестал обращать на них внимание: все те же три жутких полоски в виде буквы «А» или «N», с налипшими на них крупицами бежевой пудры. Будто кто-то посадил на капоте кровавые капли, которые только теперь начали расползаться подтеками. Но самое странное — то, откуда эти брызги берут свое начало. Я могу поклясться, что они вытекают прямо из царапин на корпусе, как из ран на теле. Никогда еще не сталкивался с настолько реалистичными видениями.
Но что если это неспроста? Что если это предзнаменование?
На горизонте начинают вырисовываться очертания завода, и в голове срабатывает щелчок — вот она, настоящая причина твоего бреда. Ты больше не хочешь прыгать в горловину невероятно странной аномалии. Ты не желаешь рисковать собой, срезая путь в такой чудовищной штуковине, как червоточина. Ведь неизвестно, что она собой представляет, и насколько опасно попадать в нее. Один раз тебе повезло, и ты смог «прыгнуть». Несколько раз повезло Лью, и это смог сделать он. Но разве ты можешь быть уверен, что сейчас все пройдет так же гладко?
Нет. Я не могу больше так рисковать. Сама гонка представляет опасность для жизни, с какой стороны не взгляни. А тут еще и штука в пространстве-времени, которая сворачивает его с такой же легкостью, как трубка пылесоса края занавески. Кто знает, какие приливные силы там действуют, и насколько они стабильны? Это как водоворот, хвост которого может в любой момент свернуться и исчезнуть. И что станет со мной, если я буду в этот момент внутри?
Я нужен Мэй живым, а не вывернутым наизнанку схлопнувшимся безвременьем. Вселенная не любит, когда ее шубу подтачивает моль. И кому-то рано или поздно придется заплатить за это. Но не мне.
К тому же — разве Мэй заслужила пройдоху, ищущего дыры в заборе? Я могу добиться победы собственными силами, и я сделаю это. Истинным пилотом, которого стоило опасаться, был лишь Даг Митчел — «Чеглок» Даг, схлопотавший заряд за то, что оказался не в своей тарелке. Остальные — десятка посредственных неудачников, которые попали в автоспорт случайно, ища любую возможность урвать денег. Я в два счета обставлю любого из них, какие бы мифические слухи вокруг каждого не ходили. А иначе мне самое место в Оазисе.
С этими мыслями замечаю, что от крови на капоте не осталось и следа. Я вернул ясность ума, а значит, поступаю правильно — сворачиваю с проклятой платформы и проношусь в стороне от ржавых железных ребер. Лиловые тени тянутся за мной, как неевклидовые щупальца заколдованного места. Но я больше не поведусь на искушение нырнуть в кроличью нору, обрекая себя на предельно опасный и полный безрассудства риск. Вместо этого давлю на газ и срываюсь на полет.
58 метров над землей
Я всегда был везучим. Когда родители разошлись, мне было десять. Отец остался торговать колесами в Дел-Сити, а мы с матерью переехали в Нью-Хэмптон, чтобы начать, как она говорила, жизнь заново. Я тогда еще не понимал, что ее слова нужно воспринимать буквально: новые места, новая школа, знакомства, одноклассники и друзья. Заводить друзей в таком возрасте еще не проблема, а вот терять бывает довольно трудно. Но так случилось, что расставание с одноклассниками было для меня весьма своеобразным. Хотя бы потому, что им повезло куда меньше, чем мне.
В начале нулевых не нашлось бы ни одного человека, который не слышал про скулшутинг в Грэйкастле. Конечно, скулшутингом в классическом понимании назвать такое сложно — психопат подбросил несколько самодельных бомб в школьную столовую, которые включились при длинном гудке на обед и сдетонировали, когда многие ученики были в помещении. Новостные ленты писали, что погибших могло быть больше, случись это на несколько минут раньше. В любом случае, моя везучесть оказалась куда более редкостной, чем можно было бы вообразить — именно мой класс задержался на обед, из-за чего оставался в столовой в тот момент, когда самодельные штуковины рванули. И произошло это не позже не раньше, чем в мой первый учебный день на новом месте. Другими словами, если бы не внезапный переезд, меня бы здесь уже не было.
Разумеется, мне жаль ребят, жизни которых оборвались из-за поехавшего на школьной почве ублюдка. Но для моей тогда неокрепшей психики это было все равно, что провидение. В таком возрасте смерть воспринимается проще, поэтому меня больше волновала не унесшая жизни катастрофа, а то, как мне посчастливилось ее избежать. Осознание всего ужаса трагедии пришло позже, но на тот момент я извлек для себя всего один-единственный урок — кому-то
