Ознакомительная версия.
– Здравствуйте, Гоша. Я получил ваше поздравление, спасибо. – Голос Алекса звучал искренне.
– Мы же светские люди. Вы получили мое поздравление, а я – ваше предложение.
– Есть проблемы? – В трубке усмехнулись.
– Я хочу втянуть вас в откровенную игру, мистер Слободеки.
Алекс не возражал:
– Я сам стараюсь играть откровенно, если партнер отвечает тем же.
– Значит, вы меня понимаете. Шаров мне не друг, но хороший знакомый и источник информации. С вами мы знакомы мало. Но это знакомство оставило приятное впечатление.
– Можно покороче? – поторопили в трубке, – Теперь можно. Я открою Володе сюжет и посмотрю, сколько он мне предложит. Не буду скрывать, что поставлю на того, кто больше даст. Вы согласны поторговаться с ним в открытую?
– Предлагаю четверть миллиона. Вам и Птицыну. А с Шаровым поторгуюсь отдельно.
– Володя столько нам не даст. Я согласен. – Гоша вытер воротником халата. выступивший на лбу пот и вернул трубку Сотову.
Екатеринбург. 2000 год. Март
Михаил Станиславович Слободский, он же Мишка Чумной по кличке Купец, прилетев на частном самолете депутата Шарова, вовсе не собирался останавливаться в отеле «Урал». Затеял он разговор с водилой о гостинице, потому что ему было известно: там остановился американец. В Екатеринбурге Чумной знал не одного авторитета, и встретить его могли с помпой на джипах и шестисотых «мерсах». Но Михаил Федорович проявил осторожность и прилетел инкогнито. Двое его людей, командированных в столицу уральского края, таинственно замолчали. Купец ехал разбираться, что случилось с его ребятами, и далеко не был уверен, а не перекупил ли Туриева и Булкина сам Слободски. Не доверял он и местным корешам. Если Мишка Чума не постиг высшей математики и ничего не слышал о Дидро и Ключевском, то в силе денег разбирался прекрасно. А денег у его конкурента, а с некоторых пор заклятого врага Алекса Слободски на три порядка больше.
Докатив до центра города, кортеж из трех таксомоторов свернул на Пушкинскую и остановился. Чумной вышел из машины и позвонил по мобильному. Затем вызвал Черного, которого считал своей правой рукой.
– Сейчас меня, бля, заберут. Со мной поедет Глазник, Серый и Фура. Летчика перекантуем в местную тачку, и я его возьму с собой. А ты с остальными вали по адресу летуна и прошманай его хату. Что ищем, бля, знаешь. Сбор завтра, часов в десять, раньше не встану, устал.
– Что делать с семьей летуна?
– Хороший, бля, вопрос. Пужни, на рот пленку и по обстановке… Если у него дети, прихвати. Потом мне завезешь. Пригодятся для понта на папаню придавить. Приставь ножик к горлу твоего пацана, ты все, бля, сделаешь. Понял, Черный?
В конце диалога к ним подкатили два джипа. Из головного выскочил маленький юркий человечек и с возгласом «Купец!» бросился на шею Михаила. Пока друзья радовались свиданию, шестерки перегрузили мычащего летчика из багажника «Волги» во второй джип, и Чумной с частью своей банды укатил отмечать встречу.
К Черному прикомандировали местного водилу. Тот сел за руль «волжанки» и, изучив паспорт Александра Соломатина, через пятнадцать минут доставил банду к дому старых большевиков. Водилу оставили в машине. Черный с остатком войска Михаила Станиславовича поднялся по лестнице на пятый этаж. Перед дверью Соломатина «бойцы» извлекли из карманов стволы и ножи. Отомкнув хозяйским ключом дверь, банда ворвалась в квартиру. В темноте послышался грохот и мат. Черный нащупал выключатель и увидел одного из своих подельников. Тот перевернул ведро с белой масляной краской и сильно в ней вывозился.
Призвав неудачника к тишине, предводитель огляделся. В пустой квартире по углам громоздились накрытые пленкой вещи. На полу валялись рулоны обоев, ящики с плиткой и инструмент. Черному в чужих квартирах раньше бывать доводилось, но «работать» в условиях ремонта предстояло впервые. Он распределил обязанности между подельниками и медленно побрел по комнатам.
Комнат оказалось три. Черный распахнул дверь первой. В этой комнате летчик ремонт завершил, но вещи по местам расставить не успел. Лак на паркете до конца не высох, подошвы Черного залипали. Ему это доставляло неудовольствие, и бандит морщился. Он вышел в коридор и открыл дверь следующей комнаты. У окна стояла раскладушка, на ней спал мальчик. Рядом на полу лежал школьный ранец-рюкзачок и валялся раскрытый учебник математики. Бандит подошел к спящему ребенку.
– Ничего себе дрыхнет, – ухмыльнулся он. У Черного тоже подрастал наследник, приблизительно того же возраста. Будить ребенка он не стал. Оглядел комнату, отметил письменный стол, также покрытый полиэтиленом, потушил свет и двинулся дальше. В третьей комнате «работа» кипела вовсю. Под пленкой «искатели» обнаружили стопки перевязанных учебников, коробки с посудой, два ночных горшка, чемодан поношенной одежды и пакет с елочными игрушками. В другой куче хранились узлы постельного белья, обувь от двадцатого до сорок третьего размера и опять игрушки. «Какой-то детский сад», – подумал Черный.
Тревожить спящего мальчика ему до конца «шмона» не хотелось. То ли отцовские чувства сумели сохраниться в глубинах темной души, то ли возиться с орущим ребенком было противно. Но письменный стол надо осмотреть. И бандит вернулся в детскую. Мальчик перевернулся на спину и раскинул руки. Черный подошел к столу, содрал с него пленку и выдвинул ящики. В первом хранились документы семьи – свидетельство о браке, ордер на квартиру и две старые сберегательные книжки времен развитого социализма. Во втором он нашел, что искал. Среди телефонных счетов и прочей ерунды лежал конверт с надписью «Ивану Слободеки в память о канадском мутоне». Он осторожно вскрыл его, вытянул бумагу с почерневшими от времени краями, ухмыльнулся, спрятал обратно и достал мобильный. К телефону долго не подходили. Наконец возник сонный голос депутата:
– Слушаю…
– Владимир Савельевич, я его нашел!
– Кто, чего? Время третий час ночи, офигели…
– Владимир Савельевич, это Слава Черяков, звоню из Екатеринбурга. Я нашел бумагу с печатью Ивана Грозного.
– Где?
– В квартире соседа Вострикова.
– Мишка с тобой?
– Нет, он поехал гулять с корешами.
– Ничего ему не говори, понял?
– Обижаете, Владимир Савельевич.
– Не бойся, Славик, я тебя не обижу. Что успел натворить Чума?
– Три трупа и два заложника.
– Хоть чисто?
– Не беспокойтесь, пока все в норме.
Черный убрал трубку в карман и потряс мальчика за плечи:
– Тебя как зовут?
Паренек открыл глаза и, продолжая спать, ответил:
– Васей.
– Одевайся, Василий. Сейчас мы поедем к твоему папе.
Марина проснулась от яркого солнца. Его свет бил в огромное окно отеля, отражаясь в зеркалах и золоченой люстре. На тумбочке лежали часы Алекса и его запонки. Вчера она слышала, как коридорный сказал горничной, «ты там, когда будешь убираться, смотри, часы не урони. Они стоят тысяч тридцать «зеленых». Марине тогда стало неловко. Она предлагала Алексу продать квартиру Николая Спиридоновича, а у него одни наручные часы дороже…
Из кабинета доносился голос ее супруга. Алекс по-английски давал какие-то распоряжение своему заму в Нью-Йорке. Госпожа Слободеки улыбнулась, вспомнила прошедшую ночь, и щеки ее зарделись. Господи, какое, оказывается, удивительное чувство спать с любимым парнем. Две предыдущие ночи после смешной студенческой свадьбы они провели раздельно.
Свадебный вечер запомнится ей на всю жизнь. Алекс дорвался до студенческой вольницы, дурачился, отплясывал русского и совершенно покорил ее сокурсников. Марина тоже много танцевала и много пила холодного. Наутро проснулась с температурой. Две ночи молодожен уходил спать во вторую спальню и ее не тревожил.
Вчера вечером она сама его позвала. Болезнь отступила, и молодая женщина побоялась показаться холодной. А потом… Что было потом, вспоминать радостно, но очень стыдно. Сначала Алекс нежно подготовил ее своими ласками. И ее женское естество проснулось. Она внезапно ощутила такую дикую первобытную страсть, что сама испугалась. Чего только они не творили! Она провоцировала любимого, он понял, пошел на ее зов, и брал ее жадно, неистово. Потом они пили шампанское, смотрели с балкона на ночной город и снова сплетались, чтобы проникнуть друг в друга, слиться и улететь в розовые туманные выси.
Встав, Марина посмотрелась в зеркало и с сожалением набросила халат. Все-таки даже в самых красивых тряпках она теряла. Она не могла этого объяснить, ей не хватало слов. В ней говорила извечная женская мудрость.
Она вышла в гостиную и уселась на диван. В шикарных апартаментах ей жилось легко. Марина так быстро привыкла к роскошной ванной комнате, к ежедневной смене белоснежного белья на бескрайней кровати, как будто не только жила, но и родилась во всем этом. И когда вчера они навестили Наталью Андреевну, какой же маленькой и убогой показалась Марине их с мамой квартирка.
Ознакомительная версия.
