Ознакомительная версия.
— И вам двух миллиардов стало жалко.
— У меня их нет.
Директор обмакнул губы в коньяк, поморщился и поставил стакан обратно.
— Вы должны были сами догадаться, — проговорил Черяга, — после того, как вместе с пикетом убили моего брата. Неужели вам не показалось подозрительными, что убили того самого человека, который обещал вам компромат? Ведь его могли убрать, только если Премьер с Негативом были в сговоре…
— За кого ты меня принимаешь? — осклабился директор. — Я ничего не говорил Премьеру о компромате. Так что твоего брата убили действительно случайно.
Денис покачал головой.
— Нет. Видел девушку, с которой я приехал? Это невеста брата. Беременная.
— Да? А мне показалось — блядь…
— В общем-то да. Негатив отдал ее брату. Извольский подумал:
— И решил забрать обратно?
— Да. И послал его под пули. Им нужно было, чтобы во время первого налета подстрелили не только шахтеров, понимаешь? Чтобы жертвой оказался кто-то из чернореченской братвы. Чтобы можно было начать тебе дергать нервы, морочить голову и таскать на разборки. Ну, а мой брат идеально для этого подходил. Негатив грохнул парня, к которому ревновал, а выкуп с тебя стребовал… Так бы он Вадика, может, и не тронул, а то пополз бы слушок, что Негатив собственных ребят мочит, и из-за чего? Из-за им же отданной бабы?
Денис помолчал, потом добавил:
— А ведь Вадик как чувствовал, что пора уносить ноги. Если бы ничего не чувствовал — не полез бы в эту историю с папкой. Правда, его Ольга накручивала. Тоже, наверное, понимала, что Негатив и сам ее, порченую, замуж не возьмет, и бригадиру своему не даст…
— То-то она мне глазки строила, — вполголоса пробормотал Извольский.
Они опять помолчали, и Черяга спросил:
— А где Калягин?
— Домой уехал.
— И ты его отпустил?
— А почему нет?
— А он на тебя не настучит Премьеру, а? Ведь он понимает, что если Премьер с Негативом объединятся, его «федерации» вообще не жить. Сотрут в один момент, как Содом и Гоморру. Исчезнет, так сказать, с политической карты.
— Они ненадолго объединятся, — сказал Извольский. Губы его тронула слабая и нехорошая улыбка. — Двум стволам тесно в одной кобуре. Они объединились, чтобы захапать кусок завода. Потом они начнут его делить, и пойдет веселье. — И ты дожидаешься этого момента? Извольский пожал плечами. Улыбка его стала чуть шире, и чем дольше улыбался Извольский, тем меньше она нравилась Черяге. Наверное, Извольский был прав. Наверное, он был производственником, в отличие от бандитов, банкиров и чиновников. И все-таки улыбка его в этот момент напоминала улыбку маньяка.
Резко, словно будильник, затрещал телефон, и тут же в ответ ему откуда-то из деревни донесся крик петуха.
Извольский неторопливо взял трубку. Беседа продолжалась недолго. Извольский несколько раз сказал «да», безжизненно улыбнулся и закончил разговор.
— Ну что? — спросил Черяга.
— Пикет снят. С лидерами официального и независимого профсоюзов было достигнуто полное взаимопонимание насчет того, что их могут размазать по стенке.
— А Негатив?
— Он об этом по телефону не говорил. Сказал, что надо завтра встретиться.
Извольский усмехнулся и проговорил:
— Знаешь, что самое замечательное? Что все лавры за победу над шахтерами получит наш общий знакомый господин Володарчук. Ну как же — пришел, увидел, отговорил!
Прошло еще двадцать минут, и Мобильник Извольского снова залился короткой трелью.
— Да, — сказал гендиректор, — понял. Спасибо.
— А это кто? — полюбопытствовал Черяга.
— Начальник железной дороги. Говорит, что первые вагоны будут на комбинате через четыре часа.
Гендиректор посмотрел на часы и добавил:
— Я, пожалуй, поеду на завод. А ты спи, следак. Третий час — скоро ночь кончится.
Сунул ноги в кроссовки и пошел, хромая.
Черяга все так же сидел в уютном кожаном кресле, время от времени обмакивая губы в коньяк и бессмысленными глазами смотря на камин.
Боже мой! Бумаги, за которые был убит его брат и еще куча людей, бумаги, за которые Извольский был готов заплатить не меньше пятидесяти тысяч долларов, бумаги, которых было достаточно, чтобы упрятать в тюрьму половину верхушки Чернореченска и, возможно, самого Негатива, — они были просто никому не нужны?
Толстый вице-премьер Володарчук даже не глянул на них, потому что ему важно было поставить комбинат на колени и надеть на него ошейник, припасенный союзным Володарчуку банком, Извольскому они были не нужны, потому что он решил пойти на мировую с бандюками, следствию они были не нужны, потому что компрометировали правительство и федеральный бюджет…
Белый телефон резко зазвонил. Черяга глядел на него некоторое время, не шевелясь, но телефон продолжал надрываться и скандалить, и наконец следак взял трубку.
— Алло! Славик!
— Кто это? — спросил Черяга.
— Это Шманов, начальник дороги! Буди Славку!
— Что вам надо? — хмуро уточнил Денис.
— Скажи, что шахтеры снялись с рельс! Вагоны будут на заводе через пять часов!
— Вячеслав Аркадьевич на заводе, — сказал Денис.
Шманов бросил трубку.
Забавно. Начальник железной дороги. А кто же звонил Извольскому полчаса назад?
Внезапно Денис подумал, что оставаться ему в этом доме крайне опасно. Утром сюда пожалуют Негатив с Премьером. За своими тридцатью процентами или сколько им там просватано. Он, Денис убил трех людей Негатива, и даже если Негатив об этом за прочими хлопотами еще не осведомлен, то уж Извольский не замедлит его просветить.
Негатив наверняка захочет содрать с Дениса шкуру, и вряд ли Извольский будет этому препятствовать. Он ведь даже этого несчастного Мисина, своего школьного друга, сдал в крепостные Премьеру. Как там сказал Извольский, выкидывая своего предшественника? «Если хочешь благодарности, заведи себе пуделя».
Да и за что Извольскому быть ему благодарным? За бумаги? Но бумаги эти, как выяснилось, годны только на удобрение полей. За то, что на восемь часов раньше узнал, что Негатив с Премьером учредили ему роскошнейшую подставу? Ну и что это изменило?
Наоборот — Извольскому совершенно невыгодно, чтобы на свете был человек, которому доподлинно известно, кому проданы 30 % акций комбината. И, возможно, он был так откровенен потому, что беседовал с почти что покойником. Директор, по кличке Сляб, должен быть только благодарен Негативу, если тот возьмет все хлопоты на себя.
Надо было вставать, будить Ольгу, куда-то бежать. Куда? В Москву? Смешно. Хорошо расследовать дела про маньяков. Маньяк не занимает высоких постов, не заседает в правительстве, не является членом совета директоров меткомбина-та… За маньяка никто не заступится, его можно гасить всем имеющимся в распоряжении арсеналом, и судья не возьмет взятки у маньяка…
Да, в Москве немножко больше ментов и начальства, чем в Чернореченске, и они куплены не одним оптовым покупателем, а десятками банд, компаний и банков, но вряд ли у Дениса найдутся деньги купить у московских органов свою жизнь.
И Денис никуда не побежал.
Он сидел все в том же кожаном кресле, смотрел, как за окном крадется серый, цвета шлакоот-вала рассвет, и незаметно для себя задремал.
Когда Денис проснулся, было уже половина одиннадцатого утра. Круглое солнце катилось по небу, и лучи его хлестали в окно, как расплавленный чугун из доменной летки. Крупная муха с золотым брюшком села Денису на руку, встрепенулась и полетела прочь.
Денис был еще жив, и это радовало.
Черяга потянулся, упал на пол, отжался на кенцах от пушистого ковра, и отворил дверь.
За дверью лыбился невысокий, но крепенький охранник. Под мышкой у него бугрилась расстегнутая кобура.
— Вы куда? — спросил охранник.
— А что, нельзя? — осведомился Черяга.
— Вячеслав Аркадьевич просил, чтобы вы его дождались, — объяснил охранник.
В пролете лестницы замаячили еще двое. Ну да. Вячеслав Аркадьевич просил, чтобы его дождались, и просьбу свою подкрепил тремя вооруженными бугаями.
— Я в туалет, — буркнул Черяга. Его отвели в шикарное заведение с позолоченными кранами и махровыми халатами. Вместо ванны в заведении оказался огромный, похожий на цветок лотоса джакузи, и Черяга с непривычки провозился с кранами добрых десять минут. «Хоть напоследок в джакузи помоюсь, узнаю, что это такое», — рассудил следователь.
Собственную грязную одежду у Черяги забрали, а взамен выдали белую рубашку и жемчужного цвета брюки, к коим прилагался галстук и пиджак. Брюки видимо принадлежали хозяину дома, и чтобы они сидели нормально, Черяге пришлось провертеть в ремне лишнюю дырочку на почтительном расстоянии от ее соседки.
Черяга привел себя в порядок и вернулся под ненавязчивым конвоем в гостиную, где его уже ждал изысканный завтрак.
Ознакомительная версия.
