Хейзел смущенно выполнила просьбу Джил, позируя перед фотокамерой. Слава Господу, три быстрых клика — и фото сделаны! Юн подсоединила камеру к ноутбуку и опять удивила Микаллеф.
— А теперь мы немного почитаем, — сказала она, передавая Хейзел толстый том и микрофон.
— Действительно хотите, чтобы я почитала вам стихи?
— Компьютеру нужно услышать, как вы произносите звуки, — объяснила Джил.
Хейзел послушно прочла:
Я пел доселе, как утратил Рай
Преслушный человек; а днесь пою,
Как Рай людскому роду возвратил
Престойкий Человек, что всяк соблазн
Отверг и, Соблазнителя презрев
Лукавого, осилил и попрал;
И в пустошах воздвигся вновь Эдем[5].
Грин зааплодировал, а Хейзел отложила книгу в сторону.
— Будем ловить убийцу с помощью поэзии?
Уингейт взял книгу со стола и отнес на полку в книжный шкаф.
— Джеймс, так это твоя книга? — удивилась она.
— Должно быть, забыл прежний жилец, — смутился молодой человек.
Джил Юн села за компьютер и начала что-то быстро выстукивать на клавиатуре. Все присутствующие застыли в напряженном ожидании. Наконец Джил оторвалась от компьютера.
— Готовы? — спросила она Хейзел.
— Она не готова, — вместо шефа ответил Грин, — но все равно покажите, на что горазда эта штуковина!
Хейзел повернулась к холодильнику как раз вовремя, чтобы увидеть фотографию своего рта, появившуюся на пустой зеленой голове где-то на уровне глаз. Фотография подошла по ширине к голове-лигатуре. Хейзел услышала, как Юн нажала на какую-то клавишу, и фото поползло вниз, пока не достигло того места, где обычно и находится человеческий рот. Словно попало на свое место. Юн нажала опять на что-то, и голова с изображением рта Хейзел сделал глубокий вдох. Микаллеф изумленно сузила глаза:
— Как это возможно?
— Смотрите, что будет дальше!
— Сегодня суббота, двадцатое ноября, — произнес рот на лигатуре голосом Хейзел, причем губы двигались так естественно, словно она сама предварительно наговорила фразу. Рот настоящей Микаллеф в удивлении открылся, а Джил дотронулась до другой клавиши, и лигатура опять проговорила то же самое, только на французском языке: — Aujourd’hui, c’est le vingtieme de Novembre, un Samedi.
— Черт возьми!
— Обычный компьютерный трюк. С французским компьютер еще можно провести, — объяснила Джил. — Я для этого беру фонемы английского языка.
— Как вам вообще это удалось?
— Понимаете, мы предварительно сделали три фотографии и выявили размеры вашего языка, губ и полости рта.
— Круто! — восхитился Грин.
— Остальными вычислениями занимается сам компьютер по специальной программе. — Юн привстала и включила свет на кухне. — Она называется цифровой визетикой и переводит звуковые единицы речи в визуальные, или виземы. Обычно мы используем эту программу для обучения глухих чтению по губам. Ну и считывать программа тоже умеет.
— Значит, вы просто возьмете наших жертв… — начала Хейзел.
Джил Юн согласно кивнула.
— Посмотрите! — показала она на экран монитора.
Хейзел увидела ряд изображений с элементарными формами рта. Джил объяснила, что каждый символ относится к определенному звуку, а каждый звук — к виземе. Она выбрала некоторые символы, и они появились в отдельном окне на мониторе.
— Посмотрите теперь опять на холодильник, — предложила она Хейзел, и та с готовностью повернулась к экрану. Нажали клавишу, и ее компьютерный рот содрогнулся в беззвучной конвульсии.
— Что это было?
— Я набрала случайный набор фонем и загрузила в лигатуру как виземы. Хотите услышать, что вы только что сказали?
— Конечно, хочу, — ответила Хейзел.
Лицо на экране сделало вдох, а потом нейтральным голосом произнесло: «Аах-хаэй рррр леммбебепп гуих». Юн опять что-то похимичила в компьютере, и лицо сказало уже с различными интонациями: «Аах-хаэй? Леммбебепп гуих!»
— Это самая разумная фраза босса за всю неделю! — рассмеялся Грин.
Хейзел снова обратилась к Джил:
— Сколько вам понадобится времени, чтобы поработать с фотографиями?
— Дольше, чем хотелось бы. Поскольку фотографии делала не я, они просто могут не соответствовать требованиям программы. Мне надо их отсканировать, подчистить, чтобы не ошибиться в подсчетах. Потом понадобится время, чтобы получить хоть какой-нибудь осмысленный вариант. В компьютер заложено около пятидесяти тысяч слов, поэтому я могу заставить его найти все слова с сочетанием полученных визем. Плохо одно: компьютер не знает грамматики и выдает только слова, а не предложения.
— Я ведь только что произнесла предложение, — удивилась Хейзел. — На двух языках!
— Программа не понимает, что это предложение. Для компьютера это всего лишь набор звуков. Итак, вы мне дадите фотографии для работы? — Хейзел посмотрела на Уингейта, и тот без слов, кивнув головой, вышел за ними в другую комнату. — Вам Марлен, наверное, сообщила, что многие виземы могут соответствовать нескольким звукам. Например, если вы скажете «атлас», то без контекста глухой человек не поймет, о чем вы говорите: о географических картах — атлас, или о ткани на платье — атлас. Поэтому без контекста программа в компьютере переведет ваши пятнадцать фотографий в более чем пятнадцать звуков, будет выстраивать их в возможные слова, и только после этого можно определить их последовательность.
— Суток хватит? — спросила Хейзел.
— Только для первого этапа.
— Боюсь, что большим временем мы не располагаем. Джеймс, отдай мисс Юн все, что требуется для работы.
Уингейт выступил вперед с пухлым конвертом, перетянутым черной резинкой.
— Мы только сегодня добавили еще одну жертву, священника Уинстона Прайса из Доуктауна. Так что их теперь шестнадцать.
Джил взяла конверт и сняла с него резинку. Вынув фотографии, она разложила их на столе. Детективы стали одеваться, готовясь к выходу.
— Если захотите есть, не стесняйтесь и берите еду из холодильника, — добавил Уингейт. — В холодильнике есть много вкусного.
Джил Юн помотала головой.
— Ты сэкономишь на еде! — сказал Грин. — Кажется, наша профи надолго потеряла аппетит!
21 ноября, воскресенье, 15:00
Субботний день Севиньи провел в машине, которую припарковал на Сьюатин-роуд в пригороде Порт-Харди. Из Ванкувера в Комокс Севиньи прилетел на вертолете, и перелет доставил ему неописуемое удовольствие. С огромной высоты он любовался белыми барашками волн на морю, похожими на рассыпанную из-за чьей-то нерадивости сахарную пудру. Бездумное любование морем как нельзя лучше отвлекало от мрачных мыслей о предстоящем деле.
В Комоксе Севиньи взял напрокат машину и направился по шоссе вдоль побережья на север. В Порт-Харди он остановился в небольшом деревянном мотеле неподалеку от центра города. Наверное, из-за его акцента девушка-портье предположила, что новый постоялец приехал издалека порыбачить в их краях, и детектив не стал ее разубеждать. Тем более что он специально переоделся в гражданское, дабы не вызывать ненужного любопытства.
Первым делом Севиньи принял душ и вышел в город закупить еды на вечер. Потом сел в машину и поехал в северном на правлении, но вскоре остановился на обочине в четырех километрах от центра города, на Сьюатин-роуд. В ста метрах от него вдоль дороги выстроились в ряд сверкающие на солнце почтовые ящики, больше напоминавшие миниатюрные макеты промышленных складов. Вряд ли в субботу днем приедут проверять почту, поэтому не имело смысла сидеть в засаде. Севиньи решил занять эту позицию завтра с самого утра, а если придется, то и в понедельник. Почтовый ящик, записанный на Джейн Бак, один из десяти в самом нижнем ряду.
За пять часов ожидания в машине Севиньи успел выпить кофе, съесть яблоки из пакета и заприметил только двух мужчин, которые забрали почту. Он не столько оголодал за это время, сколько замерз. За окном всего минус четыре градуса по Цельсию, поэтому ему приходилось включать печку в машине каждые полчаса на десять минут, чтобы погреться. Никто так и не проверил ящик под номером 31290. Когда стемнело, Севиньи вернулся в мотель, поужинал двумя огромными порциями овощного салата и завалился спать.
В воскресенье француз засел в засаде с шести утра. И, как оказалось, зря: до двух дня у почтовых ящиков не появилось ни души. Севиньи замерз как собака, съел все запасы фруктов, как вдруг в три часа, когда он уже начинал жалеть о потерянном времени, подошла женщина и открыла ящик номер 31290. В ящике было два больших пакета. Забрав их, она уложила свертки в багажник своей машины и поехала дальше по Сьюатин-роуд. Севиньи тотчас же последовал за ней, держась на приличном расстоянии, чтобы его не заметили. Незнакомка свернула на грунтовую дорогу, проехала около четырех километров и опять свернула на заросшую травой колею. Впереди за деревьями мелькнул дом, даже скорее не дом, а старая лачуга размером меньше охотничьей заимки.
