- Слишком много случайностей, - сокрушенно заметил майор Литвин. - И пистолет Мария нашла, и Савченко ее изнасиловал, и ночью с Лагутой она встретилась, хотя собиралась стреляться...
- Случайность часто воспринимается как явление незакономерное и неправдоподобное только потому, что мы не смогли ее вовремя предвидеть. Чем реже происходит неожиданное, тем больше оно кажется невероятным... В этой истории случайности вполне закономерны, Сидор Тихонович... С Чепиковой и Лагутой для меня все ясно. Сейчас меня беспокоит только одно: есть данные, что Сергей Кульбачка, муж Ганны, умер не по болезни, а был отравлен собственной женой... И тут, по-моему, существует какая-то еще не совсем понятная связь с убийством Петра Лагуты и Марии Чепиковой...
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
...Еще недавно Мария не выдержала бы такого удара. Но после вчерашней ночи в душе ее все потускнело и потеряло значение. Она словно вкопанная застыла посреди двора.
- Пришел наш час, - долетел сквозь распахнутое окно возбужденный голос продавщицы сельмага Кульбачки. - Помнишь, говорил: вот скоро, Ганя, перестанем таиться, пойдем рядом, открыто перед всем миром, как люди... Теперь оно пришло, наше время...
- Не сразу же сегодня... - буркнул немолодой, сидевший в хате за столом лысый мужчина, его тень по-медвежьи наползала на стену.
- Терпение мое кончилось, Петро... Ты говорил - терпи. Я терпела. Ты сказал - жди. Я ждала. Жила с нелюбимым, все утешалась: заживем с тобой по-людски. И в ларьке ради тебя сидела - мне от этих пьяниц душу воротит. Уже год, как Сергея похоронила, царство ему небесное, - невысокая худенькая женщина широко перекрестилась, - может, и пожил бы еще... А у нас с тобой все тайком да по-воровски, не родные и не чужие, а так случайные знакомые...
- Мы с тобой брат и сестра во Христе, - тихо сказал мужчина. - Нам ссориться нельзя, сестра Ганя. Не божье это дело. Подожди немного, любимая. Рано еще перед людьми открываться... Да и дела у меня...
- Знаю я их. Мария - вот твои дела. Думаешь, не вижу, не понимаю? Задурил Маруське голову. Хватит, по горло сыта! - с угрозой выпалила Ганна. - Ой, Петро! Смотри! Беда будет вам обоим...
Высокий, костлявый Петро Лагута поднялся, тень его сразу выросла, стала тоньше.
- Не дури, Ганя, - сказал сердито. - Не люблю я этого. И непослушания не прощаю.
- Может, убьешь? - простонала Кульбачка. - Чтобы на дороге вашей не стояла... Это ты умеешь. Пойду и людям все открою... Все расскажу...
- Не расскажешь, - уверенно ответил Лагута, тень его грозно качнулась на стене и потолке.
- Убивай, ирод! - Ганна грохнулась на колени, запрокинула назад голову. - Бери мою душу! На!..
Мария притаилась за окном, впилась глазами в освещенное лампой лицо Лагуты. Никогда не видела она его таким страшным.
- Встань! - коротко приказал он Ганне. - И терпи. Как господь велел... Мария - овца блудная. Господь не слышит ее молитв, и мне она, калека, не нужна... Я тебя люблю, Ганя. За глаза твои светлые, за руки ласковые, за тело горячее, за веру и силу твою духовную...
Голос Лагуты стал нежным. Он приблизился к Ганне и, обняв, поднял ее с пола.
- Не в Марии дело... Мне Иван ее нужен был... А она только о ребенке думала и бога молила... Прошлой же ночью пошла на блуд с братом Михаилом. Испоганила себя, опозорила всех нас! Не будет ей дитя. Ничего не будет: ни семьи, ни любви, только смятение души и черный адов огонь. Не привела Ивана под мое благословение, не захотел он мне и Христу служить - уничтожу обоих, развею, как песок в пустыне.
- Страшный ты человек, Петро...
- Мне отомщение и аз воздам! Ненавижу и радуюсь их горю. Всю жизнь хоронюсь, ничего не мило из-за них - и хлеб горький, и солнце не греет, и ветер прохладу не дает. Всех бы уничтожил, будь на то моя воля... А теперь иди! - властным голосом приказал после паузы Лагута. - Чтобы никто не видел... И о своем грехе не забывай... Когда язык почесать захочется...
- Не накликай беды!
Ганна Кульбачка тенью выскользнула из сеней, и ночь сразу поглотила ее.
Мария едва дышала от того черного тумана, который окутал ее и сдавил горло. Вся ее гордость, с детства униженная увечьем, растоптанная прошлой ночью, восстала сейчас в ней.
Не помня себя, прохрипела в гневе в открытое окно.
- Выйди!..
- Кто там? - удивленно спросил Лагута, выглянув в темный двор.
Она стояла немая, оцепеневшая.
- А-а, Маричка, - узнал он. - Что тебе?
Она молчала. Мягко плескалась Рось у берега, ночной ветерок шуршал в саду, ласкал листья, ожившие после жаркого дня.
Лагута вышел на крыльцо и спустился к Марии.
- Ну, что тебе? Чего пришла? - спросил строго.
Поднявшаяся луна протянула от них по траве через весь двор длинные тени.
Лагута не видел соседки со вчерашней ночи и не хотел видеть. Но должен был что-то предпринять.
- Что с тобой, сестра моя? - Он решительно шагнул к ней.
Она испуганно начала отступать.
- Да что с тобой? - уже ласково повторил Лагута.
Вдруг страх сковал его движения и лишил голоса.
Гулкий выстрел разорвал ночь и, грохоча, покатился между холмами...
Лагута зашатался и, хватая руками воздух, начал оседать на землю.
Из рук Марии выпал тяжелый парабеллум, и она, ослепленная, оглохшая, окаменело застыла посредине двора.
Лагута ужом полз по траве, истекая кровью.
Пересиливая боль, схватил лежавший на земле пистолет.
Мария все еще стояла как столб.
Прогремел второй выстрел, и ночь снова заохала в берегах, застонала, заголосила...
Иван Чепиков выскочил из дома и бросился во двор Лагуты...
* * *
В Киев возвращались "ракетой". Гул двигателя мешал разговору. Коваль не убирал от Ружены свою крупную жилистую руку, делая вид, что не замечает ее нежного прикосновения и тоже любуется зелеными берегами могучей реки, обласканной утренним солнцем, ее золотыми песчаными косами. Голова его отдыхала от длительного напряжения. Он думал о том, что все в его жизни складывается хорошо, сейчас даже лучше, чем это было две недели тому назад, когда они вместе с Руженой собирались отправиться в отпуск.
Потом пошли мысли о том, что уже пришло время подведения итогов, когда одиночество особенно тяжело, что Ружена для него не только привлекательная женщина. Теперь рядом есть человек, с которым можно поделиться всем, зная, что тебя услышат и поймут...
Он решил, что скажет ей об этом дома, а сейчас только крепче сжал ее теплую руку.
Киев - Черкассы
1975 - 1976
