которое приходит на ум при виде Юханцевой: элегантность.
Затем: успешность.
Наконец: сила.
Рената одевалась женственно. У нее Анаит подглядела манеру носить длинные платья мелкой вязки с грубыми байкерскими ботинками и серебряными цепями.
В ее внешности была та доля обаятельной небрежности, которая давала людям возможность понять, что перед ними – творческий человек.
Серебристый блонд, легкая растрепанность. Черный лак. Множество браслетов, золотых и серебряных вперемешку, а под горлом на цепочке – крохотный птичий череп в серебре.
Анаит относилась к ней со смесью настороженного любопытства и уважения. Однажды ей пришло в голову и с тех пор засело крепко… глупость, в общем-то, но такая глупость будто репейник в волосах, от которого уже не отделаешься… В общем, ей пришло в голову, что, если бы Рената захотела от Алика цветов, она бы их получила.
За этим стояла давняя история.
Дело в том, что Алик не дарил цветы.
Это был его, Алика, принцип. Анаит, цветы очень любившая, однажды без задней мысли пыталась купить у бабушки возле метро букет тюльпанов из ведерка – и наткнулась на Аликов изумленный взгляд. Сначала она решила, будто он уязвлен ее самостоятельностью.
Но оказалось, причина в другом. «Как ты можешь? – брезгливо спросил Алик. – Это то же самое, что покупать отрезанные руки или ноги».
В тот вечер он с ней почти не разговаривал. Но в другой раз, когда был в хорошем настроении, развил свою теорию.
Цветы, считал Алик, не что иное, как части тела растения. Из этого посыла вытекало, что ставить срезанные цветы в доме означает любоваться их умиранием. «Можно еще пчел в банке водрузить на окно и наслаждаться тем, как они летают, а затем дохнут, – язвительно говорил Алик, идя под руку с удрученно молчащей Анаит. – В принципе так и до котят недалеко дойти».
Анаит не хотела доходить до котят. Она бесхитростно любила цветы. Мелкие пахучие нарциссы, мышиные гиацинты, розы, лохматые астры и почему-то особенно – ранункулюсы, облагороженные лютики. Несколько раз Анаит делала попытку переубедить Алика. Но аргументов у нее, по сути, не было. «Отрубленные руки!» – отрезал он, и весь спор на этом заканчивался.
И вот если представить, только вообразить… Допустить на секундочку, что Алик хотел бы понравиться такой женщине, как Рената Юханцева, – дерзкой, яркой, – наступил бы он на горло своим убеждениям?
Анаит со вздохом признала, что этого исключать нельзя.
А вот для нее – не наступил. Недостаточно хороша Анаит Давоян, принципы важнее.
Рената при виде Анаит махнула рукой и заулыбалась. Даже стол перед Юханцевой выглядел изысканно: две фарфоровые пиалы с рисунком в виде золотых рыбок на донышке, чайник нежно-зеленого чая, в котором медленно шевелился, точно рыбий хвост, распускающийся бутон.
– Анаит! Как я рада вас видеть! – Юханцева даже руки распахнула, как будто собираясь обнять девушку, но в последнюю минуту передумала и очень естественным жестом показала на диванчик напротив. – Вы любите зеленый чай? Или лучше на «ты»?
– Конечно на «ты», – застенчиво сказала Анаит. – Какие у вас красивые туфли…
– О, безумно неудобные! Ходить в них невозможно. Но я в этих туфлях так красиво сижу…
Анаит улыбнулась, преодолевая смущение. Юханцева, налив ей чай, непринужденно начала болтать о своем сегодняшнем дне – и вскоре Анаит поймала себя на том, что слушает с открытым ртом. Рената сыпала байками, рассказывала о подготовке и съемках ток-шоу, упоминала звездных гостей. Промелькнули одно-два знакомых имени. Сама Юханцева с каждой минутой становилась все ближе и проще, словно говорила: смотри, я такая же, как ты, разве что знаю всех небожителей, но до них не так далеко, как кажется.
– Но что я все о себе, – с улыбкой сказала Юханцева. – Расскажи, дорогая, где ты училась?
Слушателем она оказалась прекрасным – не хуже, чем рассказчиком. Анаит настолько освоилась, что упомянула о своей попытке устроиться в галерею Спицына.
– Боже мой, Спицын! – воскликнула Юханцева. – Нет, подожди: здесь для поддержки нужно что-то покрепче чая!
Ей принесли ярко-малиновую настойку.
– Теперь выкладывай про Спицына! – заговорщическим тоном потребовала Юханцева. – Обещаю, все это останется между нами!
Она так смеялась, слушая ее рассказ, что Анаит почувствовала себя звездой.
– Из этого нужно сделать сюжет, – в конце концов сказала Юханцева. – Я прямо-таки вижу зарисовкой, вроде «Фитиля». Хотя ты, наверное, не знаешь, что это такое…
– Почему? Знаю. Это сатирический киножурнал. Правда, сейчас он воспринимается иначе… Я, помню, смотрела выпуск с Фаиной Раневской, которой предлагают на выбор комнаты, чтобы она уехала из своего дома и освободила место для стройки, а она отказывается, и в итоге зритель узнает, что у нее пять кошек, которые привыкли к месту… И все никак не могла понять: ведь человека вынуждают уехать из собственного дома, а в обмен ему предлагают всего лишь комнату. И кошек жалко.
Юханцева беззвучно зааплодировала.
– Я в тебе не ошиблась! – объявила она. – Ты действительно уникальная девушка! Но объясни мне, как же тебя угораздило попасть к Бурмистрову? С таким художественным вкусом, чутьем, интеллектом…
Анаит молчала, и Юханцева продолжала, ласково глядя на нее:
– Я все понимаю, милая моя. Я же не слепая. Твой босс – художник безусловно талантливый… – Анаит озадаченно взглянула на нее. – Но как начальник он тяжелый человек. Что ты так смотришь? Думаешь, я начальников на своем веку не видела? У-у-у, целую стаю! Один другого злее. А ты девочка нежная, с тобой обращаться нужно почтительно…
Анаит так удивилась, что Юханцева считает Бурмистрова талантливым, что пропустила мимо ушей о нежности и почтительности.
– Сколько ты уже у него работаешь?
– Почти год…
Юханцева воздела руки к потолку:
– Милая моя, нельзя быть расточительной по отношению к собственной жизни. К жизни нужно быть жадной! Жадной! Не упускать ни дня, ни месяца. Ты думаешь, что потерпишь Бурмистрова еще пару-тройку лет, а затем начнешь искать новое место и оторвешься с нынешнего, как семечко с клена, окончательно и навсегда? Что это корявое дерево нужно только для того, чтобы тебе самой вырасти и отделиться?
Анаит вздрогнула – так точно Юханцева угадала ее желания.
– Тебе кажется, что это случится вот-вот, – сочувственно продолжала та. – Но представь, что пять лет спустя ты обнаружишь себя на том же месте? А десять? Инерция – страшная штука. Ты молодая, талантливая, ты заслуживаешь большего!
– Почему вы мне это говорите? – неуверенно спросила Анаит.
Юханцева улыбнулась.
– Во-первых, я верю в максиму «талантам надо помогать». Знаешь, кто это сказал? Лев Озеров, прекрасный поэт и журналист. «Пренебрегая словесами, жизнь убеждает нас опять: талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». Считай, это мой профессиональный долг. Я-то знаю, как трудно пробиваться молодым. Но у меня есть и личная корысть! – Она негромко засмеялась. – Когда ты станешь великой и знаменитой, вспомнишь, кто протянул тебе руку в начале этого пути. Девять из десяти не вспоминают, но всегда находится десятый. Поверь моему опыту:
