Ознакомительная версия.
– Он не липовый профессор, а самый настоящий кандидат наук, – начала оправдываться Дубровская. – Просто он еще слишком молод, и ему…
– Сколько ему лет?
– Двадцать семь, – с заминкой произнесла Лиза.
Мерцалов хлопнул себя ладонью по коленям и расхохотался.
– Забавно! И этого человека я рекомендовал моим коллегам как редкого специалиста. Боже мой, у меня даже просили его телефон!
– Ты можешь сказать, что он уехал читать лекции в Европу, – робко предложила Лиза.
– Благодарю покорно! – Мерцалов наклонил голову. – Теперь, как я понимаю, ваш тандем декретницы и вчерашнего студента бьется в суде за свободу… как ее? Евы? Ну и как?
– Не очень успешно, – проговорила Лиза, понурив голову. Боевой дух ее испарился, и сейчас она выглядела как провинившаяся дочь в разговоре со строгим папой. – У обвинения есть все доказательства. На нашей стороне лишь голая уверенность в том, что Ева ни в чем не виновата.
– Во всем виновата ты, – безапелляционно заявил супруг. – Вместо того чтобы найти толкового специалиста, ты поручила дело мальчишке, а потом, когда обнаружила его неопытность, не отказалась от него, а взяла защиту на себя. Самое разумное, что нужно сейчас сделать, так это найти нового адвоката, причем немедля.
– Я не могу этого сделать, – испугалась Лиза. – Вернее, я не могу лишить Кротова возможности защищать Еву.
– Почему это, интересно?
– Потому что… – растерялась она, – потому, что я ему не начальница. Он сам, как адвокат, не может отказаться от защиты, а Еву его участие вполне устраивает. Она ничего не говорила мне о том, чтобы заменить адвоката.
– Тогда об этом говорю я! – возмутился Мерцалов. – Я плачу деньги, стало быть, мне и решать. Этот молодчик выдал себя за раскрученного адвоката, тем самым обманул меня и тебя. А главное – он обманул Еву. Выгнать его взашей – вот и весь ответ!
– Но ты не можешь его выгнать! – взмолилась Лиза, понимая, что, если муж упрется, всем будет плохо. – Пусть работает. До конца процесса осталось совсем недолго.
– Я не позволю водить меня за нос! Если он сам не уйдет из дела, я прекращаю выплату ему гонорара. Пусть работает бесплатно. Вот увидишь, не пройдет и дня, как он сбежит из процесса, сверкая пятками.
– Он не сбежит, – обреченно сказала Лиза. – Он продолжит работать бесплатно.
– Этот твой знакомый, он что, альтруист?
– Дело не в этом. Видишь ли… Как тебе объяснить… Кротов влюбился в Еву. Ну, или не влюбился, но она ему нравится. Знаешь, на очной ставке он даже побил человека, который позволил себе сказать про Еву лишнее.
Мерцалов уставился на Еву в немом недоумении. Ему, как человеку деловому и очень рациональному, было не понять этих страстей. Его жена и этот незнакомый ему адвокат превратили защиту по уголовному делу в испанскую корриду. Было бы не так досадно, если бы все случилось по вине чокнутого кандидата наук. Но события красноречиво свидетельствовали об активной роли во всем этом самой Лизы. Мерцалов даже подозревал свою жену в том, что она подстроила все это специально. Только для того, чтобы освободиться из домашнего плена и быстрее вернуться к своим делам. Она была так не похожа на ту же Лисовец, которая, работая у него юристом, всегда помнила о своей выгоде и ни за что не стала бы бегать по судам бесплатно.
– Да, – сказал он наконец. – У меня просто нет слов. Делайте что хотите.
Он ушел, оставив Лизу наедине со своей совестью. Дубровской было бы легче, если бы он как следует отругал ее, запретил выезжать из дома и запер бы на ключ. Но та безнадежность, которая читалась в направленном на нее взгляде, расстраивала Лизу, заставляла чувствовать себя виноватой. Свекровь осудила Лизу, и в этом ее трудно было упрекнуть. Молодая мать увиливала от исполнения своих непосредственных обязанностей, бросая детей на няньку, которая, в свою очередь, была озабочена судьбой своей собственной дочери, а не воспитанием близнецов. А что будет в итоге? Они проиграют процесс. Еву отправят в тюрьму. Няня Лида начнет чахнуть от горя. А они с Василием будут ощущать свою вину еще долго, пока воспоминания об этом процессе не сотрутся из их памяти. Дубровская знала по себе: жить с этим придется долго…
На следующий день Бирюков сделал в суде громкое заявление.
– Я хочу отказаться от своих показаний, данных на следствии. Я был введен в заблуждение следователем. Сейчас хочу заявить, что ни я, ни Ева к смерти Винницкого не причастны. Да, я действительно два раза ударил его по лицу и один раз в грудь, но от этого не умирают! Мне неизвестно, кто его прикончил, знаю только, что нас с Евой подставили. Настоящий убийца до сих пор на свободе.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – произнес судья, неодобрительно глядя как на самого Бирюкова, так и на его адвоката. Он совсем был не в восторге от такого поворота сюжета. – С вами на следствии было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве. Вы были вправе рассчитывать на снисхождение суда по вопросу назначения вам наказания. Вы поступаете неразумно, отказываясь от такой привилегии.
– Зато я поступаю честно, ваша честь! На следствии я оболгал Еву в угоду следователю и моему адвокату, который убедил меня, что так я смогу разом решить все мои проблемы. Ева не давала мне кольцо в качестве оплаты за мою помощь. Это кольцо я спер у нее, когда мы вместе распивали портвейн. Она была пьяна и не заметила, как уронила его на пол беседки.
– А откуда у нее самой взялось это кольцо?
– Вот это я не могу знать, ваша честь. Она носила его на пальце, и, по-видимому, оно было ей чуть великовато. Ко всему еще, она не говорила мне о том, что в доме Винницких можно чем-то поживиться. Этот вывод сделал я сам. Я же видел, на какой тачке приезжает к нашему дому этот мажор.
– Я хочу, чтобы вы ясно поняли последствия вашего поступка, – заявил судья. – Ваше право давать любые показания, которые сочтете нужным нам дать. Но имейте в виду, что ваши прежние слова могут быть использованы в качестве доказательств и положены в основу приговора. Вы это понимаете?
– Нет, ваша честь, – замотал головой Бирюков. – Я хочу, чтобы вы поверили мне сейчас. Тогда я говорил неправду.
Прокурор поспешил вмешаться. Изменения в настроении подсудимого его не радовали также.
– Вот вы сейчас утверждаете, что раньше говорили неправду. Почему?
– Меня обманули следователь и адвокат. Мне обещали, что я отделаюсь легкой статьей. Что-то типа аффекта. Но следователь передал дело в суд, но обвинения не изменил.
– Но дело еще не окончено. Судья вам правильно говорит о том, что ваше сотрудничество с органами следствия благотворно скажется на сроке наказания. Надеюсь, вы не надеялись на оправдание?
– Я не такой дурак.
– Вот и замечательно. Зачем же вам сейчас отказываться от того, с чем когда-то вы были согласны? Вы подписали соглашение о сотрудничестве, находясь в здравом уме и памяти. Вам был предо-ставлен защитник. Так о каком обмане вы сейчас ведете речь?
– Меня просто ловко обработали, и я, как последний болван, купился на эту туфту.
– Может, с вами говорили защитники подсудимой? Почему вы вдруг решили изменить свое первоначальное решение? На следствии с вами проводилась очная ставка, на которой вы последовательно обличали вашу сообщницу в совершении преступления.
– Просто надоело быть негодяем, – сказал Жорик, смотря при этом на Еву. Они сидели на одной скамье подсудимых, но не рядом. Между ними вполне могли разместиться еще три человека. После той встречи на очной ставке Ева прекратила общение со своим бывшим приятелем и держалась так, словно она с ним незнакома. Сейчас, впервые за все время процесса, она повернула в его сторону голову и слушала все, что он говорит. «Лучше поздно, чем никогда» – известное выражение, но только в этом случае Ева понимала, что раскаяние к Бирюкову пришло слишком поздно. Он испортил многое, что исправить теперь было очень сложно.
– Ваша честь, позвольте задать вопросы подсудимому, – попросила Дубровская.
– Пожалуйста. Задавайте, – разрешил судья.
– Поясните, подсудимый, просила ли вас Вострецова применить к Винницкому физическую силу, чтобы отомстить ему за отказ жениться?
– Ева просила меня просто поговорить с ним по-мужски.
– Что значит «по-мужски»?
– Ничего криминального она не просила. По-мужски – то есть как мужчина с мужчиной. Серьезно. Ведь у Евы нет ни отца, ни старшего брата. За нее некому заступиться.
– Когда вы наносили удары Винницкому, она была рядом?
– Нет, она ушла.
– Зачем все-таки вы ударили потерпевшего, раз вас никто об этом не просил?
– Артем вел себя по-хамски. Он не уважал ни Еву, ни меня. Он требовал, чтобы мы немедленно убрались вон. Может, в этом он был и прав, но в тот момент его поведение и слова показались мне особенно обидными.
– Вы кидали предметы в потерпевшего, переворачивали стол?
Ознакомительная версия.
