Вошли двое старшин, приглушенно споря, и замерли на полуслове. Со стариковской кровати на них смотрело столько глаз, сколько не бывает даже на адских химерах.
Про химер старшины не знали, но все равно испугались и стояли бы вечно, бедолаги, пораженные великим страхом, и молчание длилось бы вечно, потому что нет страшнее этой казни для крадущегося убить — десятки внимательных глаз с тела спящей жертвы. Стояли бы, угрызаемые стыдом, пока из старшин не превратились бы обратно в вольных сельских пареньков и не ушли бы тихонько, всхлипывая от страха и любви, к себе в деревню, к маме, к полям безбрежным… но тут что-то вдруг загремело в окне…
Это в форточку впрыгнул черный, как сама госпожа Ночь, кот Василий. Он пришел навестить своих жен. Он был красив, как черт. Он сиял своим одним глазом (второй был потерян в битве) и беззвучно открывал свой красный рот. Он взглядом оценил ситуацию и мгновенно смекнул, что в доме чужие. Враги… И ринулся в бой. Настоящий бойцовый кот кинулся защищать свой гарем и его хозяина.
Старшины закричали. Кошки бросились молча прочь. Выпустив когти, волнисто они летали бок о бок со своим мужем и нежными лапами обжигали лица старшин. Собаки же залаяли, хоть немного запоздало, но решительно. Сбившись в кучу, они кричали, чтоб те убирались, проклятые. Синяя болонка так орала, защищая своего спящего хозяина, что умерла от разрыва сердца…
Старик спал…
* * *
На краю мира летом падает снег. А зимой встают нестерпимо слепящие льды — выше неба. Небольшие тихие люди живут на краю мира. Они узко и кротко смотрят на мир слепящего торжества. Они знают, что они уйдут, а слепящее торжество останется. Внутри у них теплые удары крови. Кротость их происходит от слепящего безбрежного мира вокруг. Им нравятся холод и ясность этого мира. Они рады, что их позвали пожить.
Однажды они увидели в небе самолетик. Он приблизился, и им стало видно, что у него ледяные стекла кабины, а на крыльях — перепонки. Он жужжал, а на груди у него, как ножевой удар, — зияла звезда. Люди ахнули и замахали ему. Но он полетел дальше, в ту глубь, откуда встает северное сияние, куда не ходят люди. Очарованные, глядели они вслед. Никогда не смели они уходить так далеко, куда улетел этот небесный самолет. Они думали, туда людям нельзя. Люди окраины мира собрали совет и решили запрячь собак, побежать за самолетом. Неделю они бежали за ним, поднимая головы вверх, туда, где он царапнул небо. Зорко они вглядывались в сияние вокруг. И вот они нашли его…
Он был разбит. Они поняли, что он умер. Но тот, кто должен быть в самолете, — исчез. И они бежали еще. Умные собаки уже знали, что они ищут в бездонно сверкающем воздухе — запах жизни…
Собаки, завизжав, понеслись, они нашли человека. Но он уже умер, как и его самолет. Эти теплые толчки в сердце, что ощутили собаки, были запоздалыми. Человек уже умер, а толчки еще не растаяли, собаки успели их перехватить…
Весь прозрачный, как лед, он стоял на коленях, а слезы в его глазах застыли, как стекло. Одной рукой он упирался в лед, а другую держал высоко вверх. Он хотел, чтобы, замерзая, она так и стояла — знаком, а в руке его была красная тряпочка, которая одна дрожала от холода.
Люди окраины мира не догадались, что он стал вехой, меткой, флагом, вымпелом, стягом. Что человечеством открыта теперь эта земля. Они его вырубили из снега, и ямку замело, как до открытия. Они подивились его ботиночкам. Вырубили ему во льду комнату, посадили в нее и закрыли вход ледяной глыбой. Красную тряпочку они взяли с собой и поспешили обратно, потому что начиналась пурга.
Это был полярный летчик, советский первооткрыватель. Он первый в мире открыл этот нестерпимый снег, эту окраину мира, этот полярный круг и остался в нем навеки. А старик-пьяница был его сыном. Поэтому каждую ночь ему снились маленькие люди окраины мира и непостижимый лед этого мира. Поэтому старик не просыпался до утра. Никогда.
Утром, проснувшись, старик понял все: это кот Василий приходил в форточку навестить жен, а ушел, не закрыв за собой дверь. Он не понял только одного — откуда в доме взялась бутылка «Сахры». Жаль, она была разбитой, и все ее содержимое уже впиталось в деревянный пол, а то бы он выпил рюмочку…
В бессильной ярости старик закрыл форточку и дверь. В угрюмом молчании он завернул синюю собаку в шаль и положил ее в сумку. Старик сварил еды, поделил на три части и пошел в ателье, заказать себе шапку.
Вот старик положил мертвого пса в сумку, вышел из дому и оглянулся на свои плетеные белорамные окна: вся его живность — собаки и кошки — смотрела на старика, приклеившись своими мордочками к стеклам, а чуть поодаль, под липой (но старик не заметил этого), стояли и смотрели на эти же окна бывшие деревенские парнишки, а теперь милицейские старшины с очень поцарапанными лицами херувимов… Они не очень печалятся, ведь в России столько домов, а в них живет столько одиноких стариков и старух, раззнакомившихся с миром, коротающих свой век в великолепных квартирах, до которых никому нет никакого дела… А может быть, все-таки кому-то есть?..
Происходит то, что бог хочет, любовь моя. Происходит то, что хочет бог.
