– Этому что-то помешало?
Вместо ответа, Анатолий Илларионович повернулся в сторону окна, словно пытаясь в нём что-то разглядеть.
– Пожалуй, помешало, – согласился он через пяток секунд, всё ещё глядя в окно. – Саша очень быстро ощутил свои неординарные способности, и это моментально сказалось на его отношениях с другими ребятами.
– Он что же, задрал нос?
– Гнедин дал понять здешним товарищам, что они ему не ровня, и что он, Александр Гнедин, незаурядный человек, который способен добиваться выдающихся успехов. – Колотов говорил неторопливо, стараясь изложить суть вопроса, как можно короче и точнее. – Ребята по-своему оценили эту исключительность, – неожиданно туманно закончил старик.
– Ему устроили «тёмную»? – выдвинул я очередное предположение и оказался почти прав.
– Это была «светлая», – поправил меня Анатолий Илларионович. – Гнедину спокойно объяснили, что он должен изменить манеру поведения, если, конечно, желает оставаться в клубе. Он отказался, и сам полез в драку!
– После этого Гнедин ушёл из клуба, а большие шахматы так его и не дождались?
Колотов кивнул в подтверждение:
– Я не стал упрашивать остаться и на прощание предложил Саше не терять голову от Макиавелли.
– Это было настолько заметно? – опешил я, подивившись вкусам пятнадцатилетнего мальчишки.
– Представьте себе, – подтвердил собеседник. – Гнедину очень нравились рассуждения этого итальянца, и он как-то заявил, что в наши времена Макиавелли, наверняка, подмял бы под себя Европу и сделал то, что не удалось Гитлеру.
В ответ на это, я лишь неопределённо пожал плечами, так как, к величайшему стыду, не вспомнил у знаменитого автора ничего, кроме общеизвестного: «Цель оправдывает средства».
– Ваши пути ещё пересекались? – спросил я через некоторое время.
Колотов отрицательно покрутил головой.
– Напрямую – нет. Правда, я периодически слышал от людей об очередных успехах Гнедина и, смею предположить, что, скорей всего, он не внял совету расстаться с Макиавелли!
Мои глаза, вероятно, выдали очередной вопрос, так что даже не пришлось открывать рот.
– Видите ли, Алексей Сергеевич, то, что Гнедин стал преуспевающим банкиром, лишь подтверждает эту догадку. Я читаю газеты, смотрю телевизор и представляю, что скрывается за большими деньгами. Полагаю, гнединский банк – не исключение.
Я опять не стал возражать, а вместо этого, попробовал выяснить, что известно Колотову о давней сделке с самолётом.
Анатолий Илларионович и тут меня не разочаровал.
– Гнедин вовремя вычислил спрос на этот товар и затем сделал всё, чтобы им завладеть, – поведал старик, скрестив руки на груди. – Если не ошибаюсь, он поднял самолёт со дна озера где-то в начале августа девяносто четвёртого года.
Признаться, я никак не ожидал услышать от него столь интересные факты.
– Откуда это известно? – не удержавшись, спросил я.
Анатолий Илларионович добродушно ухмыльнулся:
– Вы даже не представляете, сколько интересного можно прочитать в библиотечных подшивках!
Разумеется, я не преминул спросить и о других интересующих меня моментах и, в частности, о том, кто ещё мог бы рассказать о подъеме сбитого «Мессера».
«Справочное бюро» и на этот раз не дало сбоя.
– Попробуйте поговорить с Михаилом Кандауровым. Он уже лет пятнадцать руководит новоградскими поисковиками и гораздо лучше меня знает всю эту историю, – посоветовал Колотов и я записал в блокнот имя нужного мне человека.
Чтобы найти Кандаурова, не пришлось ломать голову, благо, в кармане лежал мобильник Маркелова, который он одолжил на время командировки. Через пять минут после того, как мы распрощались с шахматным тренером, я уже знал телефонные номера поискового отряда «Надежда», а ещё через четверть часа, розовощекий таксист в видавшей виды бейсболке, доставил меня в старенькой «Шкоде» на Ленинградскую улицу, где в доме номер тридцать семь располагалась ставка новоградских поисковиков.
Когда я осторожно спустился в полуподвальное помещение указанного дома, и затем позвонил в стальную дверь с глазком, мне открыл высокий худощавый мужчина неопределённого возраста. В заблуждение вводила его седая шевелюра, которая явно диссонировала с молодым загорелым лицом. Скорее всего, этому человеку было не больше сорока.
Ритуал знакомства и проверки удостоверяющих документов не занял много времени и после Кандауров (а это оказался именно он) провёл меня из темноватого тамбура с вешалкой и зеркалом в большую квадратную комнату, которую с первого взгляда можно было легко перепутать с музейным хранилищем.
Подобное сходство квадратной комнате придавали высокие металлические стеллажи, которые опоясывали её по всем четырём стенам и были плотно заставлены предметами, так или иначе, связанными со Второй мировой войной.
Советские и немецкие каски и фуражки вразнобой соседствовали здесь со всевозможным оружием и амуницией Вермахта и Красной Армии. Солдатские ранцы и офицерские кортики, фаянсовая посуда с орлом и свастикой и немецкие ордена на трофейном же знамени, небольшой ротный миномёт и огромные блестящие гильзы от снарядов – всё это умопомрачительное разнообразие мигом бросалось в глаза, повышая сердцебиение и порождая непреодолимое желание потрогать всё собственными руками и непременно во всём разобраться. В общем, мужчины меня поймут.
Вероятно, Кандауров принимал в своей резиденции не первого гостя и потому дал мне возможность слегка свыкнуться с окружающей обстановкой.
– Мы едва не разминулись, – между прочим, обронил хозяин военных сокровищ, с любопытством поглядывая на меня и мою раненую руку. – Я, как раз, собирался ехать к своим в полевой лагерь.
– Вы мне очень нужны! – с чувством произнёс я и, кажется, Кандауров поверил в искренность этих слов.
– Никаких проблем! – весело заявил Михаил. – В поле сейчас мой заместитель, так что ситуация под контролем.
Затем он жестом предложил разместиться за большим П-образным столом, который занимал добрых полкомнаты и на который я, в первый момент, не обратил никакого внимания. На столе, помимо нескольких стопок справочной литературы и телефона, стояла пара компьютеров, которые никак не вязались с размещенными на стеллажах предметами из другой эпохи.
– Меня интересует всё, что связано с подъёмом и продажей «Мессершмитта» в августе девяносто четвёртого года, – заявил я Кандаурову, как только мы уселись за стол.
Свой интерес к давнему событию я объяснил необходимостью проверки одной из версий прошлогоднего преступления. Что это было за злодеяние, не уточнялось, а Кандауров не стал пытать меня по данному поводу. Вместо этого, мой собеседник кивнул и затем на минуту задумался, вероятно, соображая, с чего лучше начать.
– Представляете, сколько сейчас стоит коллекционное оружие времён Второй мировой? – вдруг с явным любопытством спросил Кандауров.
Я неопределённо мотнул головой, давая понять, что не располагаю соответствующим прайс-листом, и Кандауров встретил этот жест улыбкой.
– Только за достоверную информацию о расположении немецкого танка той войны, заинтересованные люди готовы платить от пяти до десяти тысяч долларов, – доверительно поведал мне главный новоградский поисковик. – Что касается коллекционной стоимости бронетехники, то она может доходить до полумиллиона баксов и даже выше.
Мой недоверчивый взгляд лишь подхлестнул красноречие собеседника.
– Если б вы знали, какой это выгодный бизнес. В нём задействованы тысячи, если не десятки тысяч людей по всей стране! – Кандауров наклонился над столом, крепко упершись в него загорелыми локтями. – Продают, что угодно: самоходки, зенитки, истребители, орудия, тяжёлые и лёгкие танки – то есть всё, что может представлять ценность для коллекционеров оружия и боевой техники.
– И много таких? – с сомнением вопросил я.
– В Европе и Северной Америке их гораздо больше, чем у нас олигархов! – твёрдо заявил поисковик и, после паузы, продолжил. – Если говорить о ценах на самолёты, то здесь деньги просто умопомрачительные: «Мессершмитты» или, к примеру, «Фокке-Вульфы» иногда уходят заказчикам за четыреста – пятьсот тысяч. Бомберы – и того дороже! В коллекциях, после реставрации, эти игрушки стоят уже миллиона по полтора – два…
– За что платят? – не выдержал я. – Кому нужны железо и дюраль полувековой давности по цене золотых слитков?!
– Сразу видно, что вы не коллекционер! – Кандауров с ухмылкой откинулся на спинку стула. – Сейчас ржавому и битому металлу не дают умереть в земле! На Западе его быстро восстанавливают до первоначального вида, благо, почти на всю технику сохранились заводские чертежи, да и золотых рук хватает. Кстати, многое отлично восстанавливают в России. Реставрацией здесь занимается, минимум, десяток серьёзных предприятий. В том числе государственных…