хорошо себя чувствует, с ней все в порядке – почему она должна запихивать в себя массу каких-то химикатов, от которых она толстеет и кожа становится дряблой?
Так что она переставала принимать литий, начинала пить, чтобы снять тревогу, которая тут же неизбежно подступала, и вскоре возвращалось маниакальное состояние.
В детстве Агнете нравилось, когда мама становилась такая веселая. Вместе они устраивали невероятные проделки. Уходили в лес и жили в палатке, как настоящие индейцы, – это было очень весело, пока не кончилась еда. Лес прочесывали два дня, прежде чем их нашли. Или когда они играли, будто сплавляются вниз по реке – к счастью, они перевернулись недалеко от берега до того, как их снесло к порогу.
С годами дела шли все хуже. Мама убиралась в здании муниципалитета, но под конец уже не справлялась с работой. Ее преждевременно отправили на пенсию, и тут все пошло вразнос. Работа была стержнем, на котором держалась вся повседневная жизнь, а теперь этот стабилизатор исчез. Агнета ходила в школу и больше не могла приглядывать за мамой. Во время маниакальных периодов мама нередко садилась на автобус и уезжала в разные места Норрботтена, покупая там самые невероятные вещи. Пока она сама возвращалась вечером домой, Агнета считала, что волноваться не стоит. Иногда бывало даже забавно – как в тот раз, когда она вернулась из Лулео в полной эйфории, купив сорок семь упаковок красной ленты для ее пишущей машинки.
В маниакальные периоды мама часто превращалась в поэтессу или художницу: знаменитую, прославленную на весь мир, всеми почитаемую. С поэтессой у Агнеты не возникало проблем. Поэтесса писала стихи или отдельные строчки на бумажках, которые прятала по всей квартире, – или же листок бумаги торчал в пишущей машинке Агнеты, когда та возвращалась из школы или с работы. С художницей приходилось сложнее, ей могло прийти в голову создать произведение монументальной живописи на стене в гостиной или на дверцах шкафов в кухне. Теперь Агнета стала опытнее, дожидалась, пока обострение закончится, прежде чем взять валик и все закрасить. Иногда несколько монументальных произведений ложились одно поверх другого.
Депрессивные периоды были одновременно и легче, и труднее. Легче потому, что мама просто лежала на одном месте. Иногда у нее возникала мотивация снова начать принимать лекарства. Труднее потому, что такое состояние иногда переходило в психозы – типа того, что Агнета почувствовала в то утро. В последнюю неделю мама переходила от маниакального состояния к депрессивному и обратно по несколько раз за день, и лучше не становилось.
– Мама!
Ответа не последовало.
Пишущая машинка стояла на кухонном столе, из нее торчал лист бумаги. Подойдя ближе, Агнета прочитала.
Ходили-бродили
В зеленом лесочке,
Бранились и пили
Дошла я до точки
Стало быть, сегодня поработала поэтесса.
Агнета зашла в гостиную. Мамина ночная рубашка лежала на полу. Одна из булочек была надкушена, остальные нетронуты.
– Мама, где ты?
Дверь в спальню стояла нараспашку, там мамы нет. Стало быть, в ванной. Агнета подошла к двери и постучала.
– Мама, я собиралась поесть на завтрак лепешку, ты будешь? Тебе раскрошить или сварить в молоке?
На завтрак она обычно готовила и то, и другое – одно блюдо называлось брюта: лепешка, раскрошенная в молоке с брусничным вареньем, второе – блойта: тонкая лепешка, сваренная в молоке или бульоне, политая топленым маслом. Потом мама выбирала что-то одно, а сама она съедала другое.
Из-за двери ванной донеслось какое-то бормотание.
– Мама, я не слышу, что ты сказала?
Внезапно дверь распахнулась. Мама стояла возле раковины совершенно голая, с огромным кухонным ножом в одной руке и щеткой для мытья унитаза в другой.
– Не подходи! – проревела она с перекошенным от страха лицом.
Агнета тут же отступила, как ее научила Гунилла.
– Мама, никакой опасности нет.
– Они сожгут меня на костре! Они идут, они идут!
Не сводя глаз с мамы, Агнета отступила в прихожую, пошарила рукой на комоде в поисках телефона и набрала 90 000. Сердце стучало во всем теле, пока она ждала ответа.
Мама сделала шаг в прихожую, направив нож и щетку прямо вперед. В трубке щелкнуло.
– 90 000, что случилось?
– Мне н-н-нужна скорая п-п-помощь в Стентрэск-Эльв-с-с-странд 4Б, – проговорила она, отступая подальше, насколько позволял шнур телефона. – У м-м-моей мамы психоз, она уг-г-г-рожает мне ножом.
– Простите, я не расслышала, что вы сказали?
– Просто так не дамся! – крикнула мама и рубанула ножом в воздухе.
Агнета почувствовала, как внутри все похолодело от отчаяния.
– С-с-скорую! – выдавила она из себя. – С-с-ско-рее!
– Из какого муниципалитета вы звоните?
– С-с-с-с-тентрэск.
– Минуточку.
В трубке стало тихо, мама побежала в кухню, а затем обратно в прихожую, увидела Агнету и закричала страшным голосом. Вскинув щетку для унитаза, она изо всех сил швырнула ее в дочь, щетка попала Агнете по руке. Агнета бросила трубку, повернула замок входной двери и выбежала на лестницу. Мама кинулась за ней. Агнета побежала влево и спряталась под лестницей на второй этаж, мама пошла на свет и заковыляла направо, к выходу из подъезда. Открыв дверь, она вышла на затянутую дымом улицу, голая, с ножом в руке.
Агнета проскользнула обратно в квартиру к телефону.
– Алло! – окликнула ее оператор.
– Я з-з-здесь.
– К сожалению, машины скорой помощи в Стентрэске сейчас нет. Мы можем выслать ее из Эльвсбюна, но это займет не менее получаса.
– П-п-полиция?
– К сожалению, свободных полицейских машин в Стентрэске тоже нет. Все заняты на тушении лесного пожара.
– К черту! – крикнула Агнета и бросила трубку.
Она снова выбежала на лестницу и заколотила в дверь семьи Карлссонов. Эва-Лена – хозяйка дома, приоткрыла дверь.
– Что тут происходит? – спросила она, хотя прекрасно знала.
Мамины приступы в доме воспринимались как роман с продолжением, Агнета это прекрасно понимала.
– М-м-мама, ее нужно в б-б-больницу.
Эва-Лена чуть прикрыла дверь.
– У меня машины нет. Хенри на своей уехал на работу, а Пекка взял мою, он на неделе работает в Будене.
Услышав крики мамы во дворе, Агнета кинулась к двери подъезда. Мама стояла голая возле кустов сирени, размахивая ножом. Кому позвонить? Кто сможет их отвезти? Кристер Шильц только что получил права, но у него, кажется, нет машины? В Стентрэске есть такси, какой же у них номер? Погодите-ка, Викинг! Ведь он разъезжает на «гольфе» своей мамы.
Агнета кинулась обратно в квартиру, разыскала список класса в верхнем ящике комода. Дрожащим пальцем провела по списку. Стормберг… Стормберг… вот он! Она принялась набирать номер, пальцы соскальзывали с диска, пришлось начать с
